Что имеем, не храним, потерявши – плачем

– Вы, – сказала она, затем, – красивый. Особенно ваши глаза, с такими густыми ресницами, мне очень понравились. Вы тоже, Володя, вместе с Мариной учитесь на филологическом факультете?

Надо отвечать, но как тяжело ему этого сделать. Даже от волнения у него ладони вспотели.

*

– Нет, – обреченным голосом говорит ей Куренков. – Я на журналиста там учусь.

– Журналистом хотите стать? Это хорошо. Вы, Володя, извините, городской житель? И родители есть?

– Нет, Ирина Егоровна. Мои родители живут в деревне. Мама дома сейчас, а папа… – В это время к ним присоединилась и Марина, услышала, как трудно Володе говорить, где его папа, чтобы ему облегчить, выпалила, как они договорились еще на улице.

– Папа у него, мама, ушел к другой женщине. Не спрашивай больше о нем никогда.

– Но вы – то, ничего мне не рассказали, – плаксиво, с капризом выдохнула она. – Я должна знать. Кто с моей дочерью дружит, и что он за человек. Марина, как ты этого не понимаешь?

– Мамочка, прошу. Володя хороший человек. Он меня не обидит. Он мне нравится, мама.

– Ну, раз так. Ладно тогда. Вот, слышу, чайник закипел. Идем – те на кухню, – говорит она уже чуть по мягче. – Думаю, сейчас папа твой Марина с работы придет. Давайте, накроем стол. И будем сидеть, разговаривать.

– Это мама, дело, – смеется довольная, Марина. – Давайте. Володя. Сбрось свитер свой, со своего плеча. Оставь на диване. И пошли. Все с делом займемся. Володя пусть салат сделает, а я, найду, чем заняться. А мама, пусть со стороны на нас полюбуется. Вижу же, разволновалась. Вся трясется.

– Затрясешься, – перечит ей мама. – Когда незнакомый тебе человек, держа руку родной дочери, поднимается по пролётной лестнице.

– Ах, какая проказница, ты, мама. В глазок подсмотрела, когда мы поднимались по лестнице, – смеется Марина, между делом задевая Володю, то своим плечом, а один раз даже коснулась грудью своим, грудь Володи. Володя от этого её прикосновения, сделался сразу серьезным, выпрямил свои плечи, засучил рукава рубашки. Ведь ему поручили ответственное задание. Накрошить салат: из огурцов и помидоров.

Конечно, тут у них помидоры, как бы сказал бы его отец, «дохшие» – парниковые. Деревенского бы им, из огорода его мамы, таких, как кулачище его, красных, сочных, в зубах тает. А огурцы, в огороде у мамы: сочные, хрустящие. Нет, долго придется мечтать ему, такие огурцы и помидоры есть, из мамина огорода. В этом сезоне у него снова вряд ли получится. Да и уже сентябрь заканчивается. А летом, в будущем году, впереди ничего еще не ясно. Конечно, если повезет, он обязательно и непременно съездит на новый год к своей матери. А до нового года, вон, еще, почти три месяца. Не знаешь, что там дальше будет. Но надежда у него была, все же съездит к маме в Новом году.

– Володя, – это Марина обращается к нему, заметив его задумчивую физиономию. – Ты что там застыл?

– Так, ничего, Марина, – говорит ей он, печальным голосом. – Вспомнил маму, огород её, сочными помидорами и огурцами.

Вмешивается в разговор и мама Марины.

– Вижу, вы, Володя, грустите по своей маме. Скучаете по ней сильно?

– Да, Ирина Егоровна. Грущу. Она ведь там одна сейчас. Она тоже, в ваших годах. В школе преподавала. Теперь дома сидит, после закрытия начальной школы в деревне. Молодая еще. Сорок пять недавно ей исполнилось. Дал телеграмму. Подарок выслал. Не знаю, понравиться ей.

– Что вы ей выслали, Володя?

– По деньгам, Ирина Егоровна. Давно она мечтала книгу о городе, где я учусь. Выслал ей эту книгу.

*

А закончила его рассказ, Марина. Он ей в «кафе» рассказал, что маме он выслал книгу о городе, в котором он живет.

– И еще он отправил маме, свои публикации, опубликованные в городской газете. Он же мама, в редакции еще работает, корреспондентом. Параллельно учится еще в университете, без отрыва от занятий.

– Тяжело вам, Володя, наверное.

– Как сказать. Привык я, наверное, Ирина Егоровна к такой нагрузке. Пока успеваю.

– Молодец. Я ценю таких людей. Думающих. Ну что, сядем за стол, или чуть подождем Марина твоего отца.

Но тот, видимо, почувствовал сердцем. И так бывает в жизни. Вскоре щелкнул замок, открылся дверь входной квартиры, тем самым обдал коридор своим специфическим запахом, ласково обратился ко всем сидящим на кухне. Куренкову он еще не видел, но обратил в коридоре чужие туфли.

– Не ждали?! Я пришел! Ирина,– обращаясь к жене, ворчит он. – Где мои тапки. Не вижу я их на месте.

– Там же! – кричит на него его жена, выскакивая в коридор. – Вот же. Эх! Слепота, ты у меня. Гость у нас. Иди, вымой руки, и присоединяйся к нам. Ждем.

– Да уж, непременно, – говорит он. – Сейчас я. Ирина, а ты пока вытащи нам, сама знаешь. Говоришь, гость? Надо…

Понятно сразу, что он просит у жены. Русский же человек. Как же без бутылки на столе.

– Хорошо. Как скажешь. Поставлю. Вот тогда и познакомишься с гостем нашим.

Вскоре и он присоединяется к общей трапезе. Стол, а и правда, был расставлен богато, как бывает в достатке живущих сегодня, в семьях. К слову. В это же время, многие семьи в стране, сидят с чёрствым хлебом и картошкой. Зарплату ведь месяцами им не выдают. А если и выдают, только водкой и стиральными порошками. Преемник Ельцина знает ли об этом? Знать, конечно, надо ему, а и правда, а выполняют ли его поручение губернаторы на местах? Вот вопрос. Для этого дела, мама Марины, внесла из зала, на кухню, хрустальные стаканы, хрустальную лодочку, для салата. Она это сразу отдала гостю, чтобы он там сложил салат. Борщ, она, видимо, до них еще сварила. Теперь его она подогрела на плитке, разлила всем по тарелке. Еще она вытащила из холодильника красную икру, в банке.

– Это мы потом, с чаем. Намажете на хлеб. Вкусно всем будет, – говорит она, больше обращаясь к «совку», конечно – Куренкову.

Ну, конечно же, к нему она обращалась. Кому еще похвастаться, как они живут, не как другие соотечественники, в это трудное для страны время. Он, сдержанно, конечно, промолчал, но намек её понял, кто он для нее, (бедный студент – дитя сообщества), присел предложенное ему место за столом, рядом с Мариной. Тут и он, сам, хозяин дома, присоединился к сервированному столу.

Мужик он, по определению самого гостя, был крупный, как и его домочадцы.

Как бы, не сказать обидчиво, даже, похож был он на откормленного бульдога. От хорошей кухни, щечки у него с обеих сторон отвисли. С краснотой даже, чуть с прожилками, красными. Глаза, также у него большие, как и у Маринки, но с тяжелыми мешками, под глазами. Губы, нижние, отвислые, как у того самого бульдога. По краям губ, хотя и вытерся он, мокрота все же остался. Сутуловат, но не очень. За его плотности тела, наверное. Руки, это, точно, его поразили. Такие же, как и у Марины прозрачно тонкие, с длинными музыкальными пальцами.

Пальцы рук его, точно, не соответствовали к его общему телу. Будто, они как бы отдельно от него существовали.

Вот такого формата был он, крупный предприниматель – строитель в новейшей России, хозяин этой семьи.

– Ну, что ж, – обращаясь гостью, кивает он, прилизанной волосами головой, после ванной комнаты. – Познакомимся? Я, Иван Иванович, так сказать для вас. А вы, как я понимаю, у моей дочери друг? А давай сразу, без церемоний, без этого… фамильярства. Ты ведь, Володя, учишься вместе с моей дочерью?

– Папа, – вмешивается в разговор его дочь. – Не совсем так. Он корреспондент, работает в газете, параллельно еще, без отрыва, учится на журналиста в нашем университете. Я же с его последними работами тебе, папа, недавно только показывал.

– Похвально, – зычно говорит он. – Одобряю. Помню. Читал. Надо быть сегодня архи важным человеком в этом новом обществе. Говоришь, талант у тебя, Володя? Ну, так, тогда, пока не приступили кушать. Ирина? – обращается он к жене. – Где, что я просил ставить на стол?

– Вот оно, прямо перед твоим носом, – говорит ему жена.

Что ж, неплохо смотрелась и она за столом. А то, что она держит себя высокомерно перед гостем, так ведь, у сегодняшних богатеев, свои причуды сегодня. При теле, а вот глаза ее, с грустинкой. Сразу и не прочтешь, что у нее на уме.

– Ну, Володя, – обращается Иван Иванович снова Куренкову. – Хватай стопку, и давай за знакомство. Что ж. Девочки, вы тоже с нами. Марина, разрешаю пригубить. Такое дело…

За столом, разговор, конечно, по причине незнакомого человека, не очень в начале клеился. Хотя, Марина и дергала за руку его, чтобы он букой не сидел за столом. Но ему все равно, сейчас не по себе было. Как на картинку они смотрели на него: оценивающее, подковыркой, и, одновременно выясняя еще, кто у него родители? Чем они занимаются. Где живут? Когда он дошел до его отца, Иван Иванович, даже чуть подпрыгнул. Схватил за голову своими тонкими женскими руками, а затем, после долго так сидел. Затем, как бы очнувшись, удивленно воскликнул.

– Вот, судьба! – бабахнул он, стукнув мягко кулаком по столу. – Так не должно быть. А ведь все это, выходит, правда? Мы ведь Володя, с твоим отцом, когда – то вместе учились в университете, а после, и в партшколе. Удивительно, но факт. Никуда не деться от нее. И что он там теперь? Говоришь, списали его со счета? Растерялся? Говоришь. Ну, этого, понять можно. Такое часто происходит, при нынешней сегодняшней жизни. Давно я его не видел. Ушел, говоришь, от матери твоей? Ладно, это мы потом, потом поговорим. Идем на балкон. Ты куришь? Вижу. Идем. Пусть женщины стол убирают. А мы тем временем, вдвоем на балконе спокойно покурим.

Но и на балконе разговор никак у них не клеился. Он все вздыхал, сокрушался, нервно чесал своими тонкими пальцами свои редкие волосы на голове, а затем, вздыхая, промолвил.

– Надо что, понимай, помогу. Не надо меня стесняться, Володя. Ну что ты. Брось! Он был в свое время очень хорошим товарищем. Мы брали с него пример. И ведь как жизнь бросает в пучину людей, эта наша нынешняя жизнь. Был человек, и нет его. Как личность. А ты молодец. Читал я твои статьи. Маринка показывала. Хорошо пишешь. А с Мариной ты, сам знаешь, будь аккуратнее. Она у меня единственная. Хочется ей счастья дать, чего мы недополучили в свое время. Ладно. Двинулись к женщинам.