Что имеем, не храним, потерявши – плачем

А просьба её была простая на первый взгляд. Ей, видите ли, нравятся статьи и очерки его, публикуемые время от времени в городской газете.

Странная у нее была просьба. Обычно, такие красивые и опрятные девушки, в обыденной своей короткой девичей жизни, редко заглядывают на статьи и очерки в газете. Таким барышням, особенно сегодня, да еще сытым в придачу, больше хочется успеть в этом возрасте, влюбляться. Они и грезятся ночами, в девичьей постели, вздыхают от обиды, что мальчишки не обращает на них никакого внимание. Ну, всякую чушь они несут в своих воображениях, лишь бы иметь, заполучить себе достойного ухажера, а затем хвастливо похвастаться подружкам, какого она парня заполучила, познакомившись.

А эта, «горшок с розами», оказывается, и газеты даже читает сегодня, интересуется, что там сегодня пишут. Думает, видите ли она. Интересно даже ему. Ведь он долго до этого ждал, когда кто – то открыто оценит его статьи, публикуемые в городской газете. Это был, действительно, его триумф. Главное, ему сейчас, не рассмеяться. Не делать вид «петуха драчливого». И не стоять перед нею, не дыша. А спокойно, бережно взять её тоненькую прозрачную руку (а и правда, у нее прозрачная была рука), с белизной покрытой кожей. После, затем сказать тихо, пусть даже с легкой дрожью в голосе: спасибо, конечно…

Он так, вроде, и сказал. И, конечно, чуть был смущен. И не потому, что его сейчас похвалила его работу, милая эта девушка, из филологического факультета, за его статьи и очерки. Но, а тут, его смущение связана была сущей «банальной» реальностью. Ботинки у него на ногах были запылившие от этой беготни, да и под мышкой у него, вроде, нехорошо попахивало. Он это даже «кожей» чувствовал. Добегался, видимо. Поэтому он торопливо, поспешно, только сказал.

– Можно, после занятий встретимся?

– Спасибо, – говорит она ему тихо, грудным голосом. – Я сама этого хотела предложить. А можно, правда?

А в общежитии, он уж постарался. Конечно, еще дрожал, будто как в лихорадке. Да еще странно улыбался, подернув глаза куда – то вдаль, за окном, на небо. Будто, он оттуда видел её облик, «в букетной розе». Это ведь впервые такое с ним. До этого, вспоминать ему даже нечего. Хотя, в деревне своем, он, конечно, посещал иногда в деревенский клуб, до этих событий в стране. Тискал в темноте, как все мальчишки с его возраста, недозрелых плоских девчонок, вздернутыми носами, но такого, как с ним сегодня, это у него было, чтобы не соврать, впервые. Может быть, она была еще совсем городская? Они же, а и правда, отличались от деревенских девушек во многом. Но самое главное, страшно даже подумать, его оценили, наконец, как будущего журналиста.

Поэтому, в первую очередь, как только он прибежал свою спальную комнату, отыскал банку черного крема в своем чемоданчике, под пыльной, конечно, кроватью, тщательно вычистил обувь, затем, не поленился, выгладил и выстиранную рубашку, брюки, чтобы не подумали со стороны, что он, а и правда, из деревенских… Хотел он еще, навесить на шею и галстук, чтобы совсем выглядеть интеллигентно. Затем покрасовался он чуть еще у зеркальца. Это хватило, чтобы скинуть с шеи этот ненужный предмет. Еще, подсмеиваясь над собою, промолвил.

– Ладно, там. Слишком напыщенно. Зачем. Обойдусь и без галстука.

Проделав это все, присел на кровать, перед предстоящим выходом, как говориться в «люди».

Подзаправиться бы ему еще. Стакан кефира хоть там выпить. Ведь он с утра еще, ничего не ел. Да, конечно, с утра у него не было возможности. Бегал в редакцию, как обычно, затем оттуда, прямо в аудиторию. Опаздывал даже, как и всегда. Забежать по пути в магазин, не было возможности. В обед, вновь он был занят. Строчил очередную статью, которую он получил утром еще, по заданию редакции. Затем, после обеденного перерыва, снова надо было торопиться на занятие в университете. Видимо, в торопыге, забыл. Да и не очень, тогда, хотелось есть ему. Да тут еще, это не запланированное свидание, которую сам и назначил. Господи! Когда успеть! Ах! Молодость, молодость.

Обреченно вздохнул только.

А опаздывать он не хотел. Всегда старался, если это возможно, вовремя приходить туда, куда его звали, или приглашали.

Хотя, кто он такой, в этом хрупком сегодняшнем мире. В мире разлада, и в мире разбоя. Он ведь всего на всего мальчишка, двадцати летний. Волоса только недавно стали прокалываться у него под верхней губою. Конечно, он чуть, на два сантиметра подрос, за годы жизни в городе. Да и мускулы на руках – теперь не стыдно перед девчонками показаться в коротких рукавах, в рубашке.

Да и о спорте он не забывал. По утрам, по возможности, конечно, он, всегда старался делать зарядку, бегал в душ, в подвал, стирал за одной там и свою не свежую поношенную рубашку. А так, невзначай встреть его на улице, ничем не отличался он от других сверстников. Глаза его, конечно, у него были несвойственные, не как у двадцатилетних мальчишек: чистые, наивные, как и, у народа страны сегодня, в связи с этими изменениями укладами жизни в стране. У него были потаенные, грустные, задумчивые глаза, с густыми ресницами. На таких, вот, иногда глянешь, думаешь. «Ах! Откуда он только взялся?» Еще бы к этим глазам ему, эти деньги, которых сегодня зарабатывают, вернее, гребут с лопатой в стране, хитроватые там Абрамовичи, Березовские, Фридманы, и прочие с иудейскими фамилиями люди. Он тогда, точно сказал бы. «Да, я счастлив». Но нет у него таких денег. Потому он, не обкрадывает свою бедную мать, всякими просьбами. Хочет только сам обеспечить себя. Потому он, в каждое утро, «бесстыдно» стучится в дверь редакционной газеты, чтобы ему дали там какое – то поручение.

Иногда, он, куда денешься, о природе писал, что глаза его высмотрели. Этого добивался от него и его декан. Но описать его, надо было умно, чтобы заинтересовать читателя, находить выразительные простые слова, детали.

Вот и сейчас он, еле дыша, добежав к назначенному месту, стал на крыльце университета, с букетом роз.

Рынок, слава бога, был рядом в двух шагах с университетом.

Добежал до закрытия, выбрал три розы.

Хотя и, для бюджета его, розы были, почему не сказать ему об этом, дорогие на этом рынке. Не по его деньгам были там розы. Но ничего ведь не поделаешь. Раз надо. Схватил, и снова бегом к университету, на назначенное место.

Со стороны, он, наверное, выглядел все равно потешно. «Верзила», под метр семьдесят семь. С небесным цветом рубашке, наброшенный небрежно на правое плечо, на всякий случай, видимо, на случай не погоды, конец сентября все же, свитер, бежит с розами на руке. Ну, что поделаешь, зачем его осуждать. Все понимают, куда он бежит с холодным потом, с этими розами. Конечно же, на свидание к девушке.

Еще ему хочется курить. Пристрастился же на свою беду, к табаку, к этому наркотику. Завел даже себе моду, как у корифеев, пишущих модные романы. Купил трубку. Трубка и теперь у него в кармане. С ним он никак не хочет расстаться. В людях, он еще стеснялся, курить из трубки. Этим он баловался, когда писал в одиночестве свои статьи и очерки, а для улицы, у него были сигареты.

Забавно иногда наблюдать было за ним.

Но, тут, ничего было поделать. Взрослел он, взрослел с ним и его обиженная сегодня страна.

Время, на его отцовских часах (он ему по окончании школы подарил), пора уже ей показываться на горизонте. А то уже глаза у него устали, всматриваться вдаль и по сторонам. А пока, точно, больше он уже не может сдерживать свой позыв организма, привыкший к табаку. Розы он переложил на левую руку, а с правой рукой, держал сигарету.

На крыльце тут, в это время, чуть распоясался, а и правда, осенний ветер. Шевелил его волосы, мохнатые ресницы. Приходилось после этого промаргивать их, чтобы они не лезли на глаза. Мама тогда еще в деревне, восхищалась с его ресницами. «Ах! Сынок, откуда, откуда у тебя такие мохнатые ресницы? Тебе бы девочкой родиться было. Какой ты у меня…».

Ну, что поделаешь, не давала ему ни на одну минуту покоя мама. Все время она лезла в его голову, где бы он не находился: в аудитории, на летучке в редакции, а тут еще и на этом, в его первом жизни свидании с девушкой. Понять её, конечно, он может. Правда думает она о нем, в день и ночь. А, вот, как облегчить её одиночество, после как ушел из дома папа его, он просто не знал. Конечно же, он всегда думает о своем маме. Почти каждый день. Где бы, он не находился. Сравнивал свои поступки со своей мамой, мысленно спрашивая у нее, как бы она на его месте поступила, сегодняшними риалами. Временами, он говорил, уверяя себя: «Скоро, мама. Скоро я тебя заберу в город». Но ведь, это только, слова были. Понимал ведь он, не глупый же был. Чтобы забрать к себе, свою маму, ему надо будет квартира. А квартиру заработать, по сегодняшним плавающим ценам, человеку, со средней корзиночным пайком, установленным там, говорят, с Москвой, надо работать двадцать лет, или всю жизнь. При этом: ни есть, ни пить, и не иметь никакой одежды. Вот и думай, какой жизнью будет жить он, после университета, если ничего не изменится тут в стране.

А пока он, смирненько застыл на этом крыльце, ждет свою ли девушку? Небесную красавицу.

Но она, почему – то опаздывала. Время у него на часах уже, перевалило на пять минут, назначенного времени. Поэтому, невольно ощутил беспокойство. Глазки у него забегали. И даже повлажнели. Обидно же. Но сигарета у него на руке еще дымил. И он его, жадно, нервно втягивал в легкие, и от этого у него, слабо еще кружился голова. Да ведь и уходить ему из этого места нельзя, да и стоять на виду у всех, как – то было ему неудобно. Он же не слепой, как незнакомые ему люди, проходя мимо от этого крыльца, понятливо улыбались, а некоторые даже, из тех, молоденькие, пыхтя в зубах сигаретами, покрикивали ему нарочно. «Тоскуешь! А давай с нами?». В эти секунды, он от них отворачивался, или задирал глаза к небу. Ранимый он, конечно, был, как все мальчишки деревенские. Злился, недовольно дергался губами, на этих окрикивающих. Но упорно продолжал стоять. Он не верил, что его так подло может обмануть эта «роза». Вскоре, аллилуйя! Действительно, он услышал, совсем с другой стороны, со стороны рынка, топот ног, и заливистый выкрик.

– Володя! Я тут! Тут! Извини! Я опоздала.

К всеобщему удивлению, запоминающий, просто кадр. Какое это счастье. Он дождался, все тки же, свою «розу». Отлегло душа его. Ура! Не отошел никуда, выстоял. Упорно стоял, ждал её, казалось бы, единственную. Самому ему смешно. Действительно ли это, было правдой? Когда он мысленно обратился к ней, подбегающей.

«Единственная. Роза моя».

И слова такие отыскал в своем багаже. Просто удивительно, когда у человека голова набагрен, и это его первое в жизни свидание.

Она даже за свое опоздание – чудеса! Чмокнула в щечку ему, взяла из рук его эти три розы, поднесла её к своим алым, влажным губам. То ли, понюхала, то ли – наслаждалась с той проделанной работой его. Подняла на него, свои большие невинные глаза, утонуть ему в нем можно, бережно, как и розы в руке держал он, прижалась к нему, затем жарко прошептала.

– Володька – а… Я так счастлива. Это чудесно же. Спасибо тебе.

А он ведь этого от нее, а и правда, не ожидал. Да и конкретно, мысленно этого даже, представить наяву он не мог. Она, вот, взяла, сделала. Сама, никто ей об этом не просил. Прижалась губами к его губам. При этом стыдливо зажмурила глаза.

– Вот, – затем она сказала. – Я так представляла свое первое свидание, Володя. Мне скоро двадцать будет, а ни разу не целовалась с парнями. Удивительно, да? До этого… – как она торопилась сейчас. Говорила, говорила, боялась, что её перебьют. – Сколько в своих снах я грезилась, какая она будет, это мое первое в жизни свидание. Понимаешь, Володя. Я представить не могла, какой – то грубости будет со стороны тебя. Бежала, бежала, чтобы не опоздать. И опоздала. – И звонко рассмеялась, снова прижавшись к нему.

А ему, надо ли отвечать, этой небесной «розе?» Но он обмер, заглох, от её смелого поступка. И поверить к её поступку, ему было трудно. Он еще не осознавал, да не пришел еще в себя, что вообще приобрел. Он, как все мальчишки из деревни, считал, и даже в спорах иногда доказывал, само уверившись, что нет таких теперь девушек, невинных, как они говорили между собою, «овечек», в связи с этой переменой в стране. Они, эти мальчишки из деревни, видели, как люди, окружающие их, в этой «тумане» изобилии, обещанным московским начальством, из телевизора, ломается нравственный уклад жизни, этого сообщества. Этой грязи, они видели сейчас, на каждом кадре из телевизора. В университете, на улице, на экранах телевизоров, особенно, видели эту пошлость. А эта, не укладывалось в голове его. «Где она была?» – спрашивал он с себя сейчас, когда это сообщество «плевалась» от этой повседневной пошлости. Быть может в лесу? Пряталась вдали, от этой пошлой грязи, захлестнувшей все города и села, деревень, этого сообщества». Поверить этого, ему невозможно. Не дорос он, видимо, до этого понимания. Потому он и растерян. Не знает, что и предложить ей сейчас, этой «розе». Или им, правда, чтобы разрядить обстановку, надо, видимо, пройтись вдоль по территорию университета, или все же забежать «кафе», и там чуть подзакусить. Раз он просит. Благо, денег в кармане есть у него. В редакции ему выдали за статью немного денег. Конечно, квартиру на них не купишь, но жить сносно ему теперь, как бы сказать, с ужимками хватало. Да и мамины деньги почти все еще у него лежали в сохранности. В сбербанк он так и не отнес, побоялся повтора. Да, повтора. Как со старыми вкладами. Тогда все отцовские деньги, которые лежали у него в сберкассе, все до копейки обесценились, в связи с этими «глупо – воровскими» реформами, происшедшее в стране, в Ельцинском правлении. Парторг, не сообразил, вернее, не поверил, что так они поступят со своим народом, а мама, «глупая училка» по отцу, выходит, сообразила, вовремя, заранее поняла, куда катиться страна, во главе самопровозглашенным «царём» Ельциным, цепляющихся за советниками США. Выстояла в очереди в сбербанке, вовремя превратила деньги, на эти доллары. Тогда эти, американские доллары, стоили почти один к одному, со старыми вкладами. Этим самым, оказалась всех умней, что ли она. Помнит же и он. Недавно только это было. Школьником еще был, видел, как люди в деревне рыдали крокодиловыми слезами, с потерей «смертных» денег, или, все же правильнее сказать, не стесняясь, обокрала у них эти деньги «родное» государство, без зазрения совести.

Ради чего, это было затеяно? Ради, чтобы этой кучки сегодняшних миллионеров, или, миллиардеров? Или коммунистов все же убрать совсем от этой исполнительной власти.

Кто еще обогатился тогда от этого распада?

Все молчат теперь. Видимо, стыдно, что их тоже обманули эти «либералы – рыжики», во власть пришедшие, во главе с этим беспалым, Борисом Ельциным.

Потому он доллары мамины, которые она дала ему, побоялся положить в сбербанк. Решил, в матрасе лучше. Лежат, никто не знает, и что интересно еще, никто не грабит, несмотря на плавающие цены за товары, в магазинах

– Ну, – говорит он ей, как бы очнувшись. – Куда пойдем? Может прогуляемся чуть пока, а затем… по пути же, забежим в «кафе», а, Марина? Я что – то кушать захотел.

– Хорошо, Володя, – отвечает она, как примерная школьница, отдавая ему честь, прикладывая к голове левую руку, а сама при этом счастливо смеется. – Я слушаю. Как? Теперь надо отдавать команду? Тогда, шагом марш, Володя…

И они пошли, две невинные души, спрыгивая играючи, по мраморным ступенькам вниз, университетского крыльца. Затем пошли, не сговариваясь, взявши за руки, в сторону противоположному рынку. Хотя, он и знал, там забегаловок нет. А если бы они, сразу пошли в сторону рынка, там, в нескольких шагах, через дорогу, находился неплохое «кафе». Студенты из университета там иногда обедали. Да и он там, сам изредка бывал. Не очень и дорого там было, судя по сегодняшним плавающим ценам.

Однажды, помнит он, ну, точно, он знал цену стакана кофе, салата и рагу с котлеткой. Пришел на другой день, набрал тот же меню, а цена была уже другая. И ведь разорался от обиды, а ему эта обслуживающая, молча ткнула пальцем в ценник.

– Глянь. Вчера так была, а сегодня этак. Ори на сообщества, что позволили себя задурить, всяким там вшивым проходимцам. Я что ли виноватая? Для меня все равно: студент, не студент. Плати только.

Ему пришлось тогда, извинятся перед хозяйкой «кафе». Теперь – то он, как только они изменят направление к этому кафе, точно, не сглупит, научен с прошлой ссорой хозяйкой «кафе», не сделает перед этой «розой» ошибку. Главное им там, не скучно было.

По дороге они говорили, о всякой всячине, происходящее в сообществе сегодня.

– Видишь, – говорил он Марине, – кивая головою на рынок. – Видишь сколько там будочек, как у бабы Яги, выстроились рядно, вдоль стены рынка. А ведь из этих будочек люди, были, когда – то инженерами, врачами, педагогами. А теперь, кто они? Спекулянты, или как теперь в сообществе их именуют – бизнесменами.