Последний билет

Дома Кристина рухнула на кровать. Она так устала, что не могла даже пошевелиться. Из головы не выходили синие глаза. Кристина засыпала с улыбкой на лице.

3.

Через несколько часов будильник громко объявил начало нового дня. Кристина нехотя открыла глаза. Джек, разумеется, уже сидел возле кровати, готовый идти гулять.

– Сейчас, малыш, подожди минутку, – в ответ Джек жалобно заскулил, – хорошо, хорошо, я встаю.

Было раннее утро, но солнце уже грело. Кристина, щурясь в его лучах, сладко потянулась. День будет жарким. Она подобрала палку с обочины.

– Джек!

Пес, тут же приняв приглашение к игре, подбежал и радостно запрыгал, ожидая броска. Палка полетела вперед, и он бросился за ней в траву. Скоро довольный собой Джек принес палку обратно, но, как и всегда, не хотел ее отдавать. Кристина схватила палку с обеих сторон и начала тянуть, дразня собаку.

– А ну отдай, жадина! Поиграл? Теперь дай мне!

Но Джек рычал и не думал отпускать добычу. В какой-то момент он так сильно дернул, что Кристина, не удержавшись на ногах, упала на колени и выпустила палку из рук.

– Ах ты засранец! – глядя на слюнявую морду довольного Джека, всю в ошметках коры, Кристина громко рассмеялась.

– Ну и стоило оно того?

На морде Джека из слюны надулся пузырь, который вовсе не мешал ему чувствовать себя победителем. Кристина так смеялась, что завалилась на бок и, лежа на траве, хохотала. Джек подбежал к ней и тыкнул слюнявой мордой в лицо.

– Ну, куда ты лезешь своей мордой?! – приступ смеха не давал ей отодвинуть Джека от себя, и тот воспользовавшись моментом стал лизать ей лицо.

– Ну, фууу, хватит! Ты, слюнявый весь!

Они валялись на траве, словно оба снова были маленькими, и домой вернулись довольными и грязными с головы до ног.

Разбитый телефон до сих пор лежал на полу возле кровати. Кристина бы и не вспомнила об этом, если бы не наткнулась на него, зайдя в спальню за чистой одеждой. Казалось, из паутины трещин на экране что-то наблюдает за ней и ждет момента, чтобы выползти. Поторговавшись с собой и приняв тот факт, что убрать телефон придется, Кристина взяла его двумя пальцами за самый край и, держа на расстоянии от себя, отнесла на кухню и бросила в мусорное ведро. Телефон, упав, громко ударился обо что-то. Кристина невольно вздрогнула.

В спальне могли остаться отлетевшие от телефона осколки. В процессе поиска их под кроватью вместе с куском крышки были обнаружены клубы пыли, еще одной находкой были крошки от чипсов на полу, да и в кровати тоже. Только сейчас Кристина увидела, что в спальне полный беспорядок. Картину дополняли размазанные отпечатки пальцев на оконном стекле. Нужно срочно навести порядок. Тем более, что теперь без телефона не известно, когда точно вернется мама, это могла произойти в любой момент. Вдруг Кристина осознала, что соскучилась. Совсем не хотелось расстраивать маму, потому что она вряд ли обрадуется увиденному. Поэтому после плотного завтрака Кристина принялась за уборку, начав с кухни, где беспорядок имел такой размах, что стало даже немного страшно. Пока она самоотверженно терла губкой плиту, то словила себя на мысли, что улыбается. Непривычно, но приятно. Когда гора посуды была перемыта, а плита, раковина и стол блестели, Кристина заварила себе кофе и пошла за пылесосом.

Уборка никогда не была любимым занятием Кристины, но сегодня она была даже в удовольствие. Каждый отмытый сантиметр словно возвращал привычный образ реальности. И Кристина убирала с еще большим рвением. Она так увлеклась, что решила навести порядок даже в своем столе, что случалось крайне редко. Из одного из конспектов выпала странная открытка. Точнее в самой открытке не было ничего странного. Изображенный на ней медведь с пушистым сердцем в лапах выглядел скорее даже банально. Странной была подпись на обратной стороне: “Кристи, прости своего неуклюжего медведя. Люблю тебя!” – была явно адресована Кристине. Тем не менее, не было даже предположений, кто был отправителем. Кристина вертела открытку в руках, разглядывая, словно это могло как-то подсказать, от кого она была. Признание в любви могло быть от незнакомца или от того, с кем не было близкого общения, но “прости своего неуклюжего медведя” – под такими словами должна скрываться история. Вот только, что это была за история? Буквы в подписи были большие и закругленные. Почерк походил на детский. Да и медведь с сердечком выглядел наивно. Это могла быть открытка со школьных времен. Давность события, по крайней мере, могла бы объяснить, почему не осталось воспоминаний.

Липкие пятна на полу оттирались с трудом, а перебирание воспоминаний о ребятах из школы не помогало понять, кто мог подарить открытку с медведем. Кристина бросила тряпку и снова подошла к столу. Где-то в ящиках должен быть фотоальбом. Он мог помочь вспомнить историю с открыткой. После того, как были перерыты все ящики, альбом все-таки нашелся. С нетерпением Кристина раскрыла его – и ничего не увидела. Кармашки для фото были пустыми. Она перелистнула страницу, но снова ничего не увидела. Пустые страницы сменяли друг друга все быстрее и быстрее, пока не закончились. Альбом был наказан ударом об стол. Еле сдержав себя, чтобы не запустить им куда-нибудь и потом еще отпинать, Кристина села на диван и попыталась успокоиться.

Настроение убираться словно испарилось. Да и вообще больше не хотелось что-либо делать. Взяв чашку с кофе, Кристина вышла на балкон. Здесь в тени высоких деревьев идея с уборкой казалась глупой затеей. Из открытого окна тянуло приятной прохладой. Пар над чашкой совершал свой шаманский танец. Кристина следила за ним и все дальше уходила от вопроса, где фотографии. Даже один шаг, приближающий к нему, начинал искажать и кривить реальность. Все, что оставалось – это бежать. И она бежала, погружаясь в убаюкивающий шум деревьев. И чем больше она слушала, как шумят деревья, тем легче становилась голова. Казалось, можно провести так вечность, но к шуршанию листьев добавился какой-то новый звук. Он выбивался из плавного раскачивания. И против своего желания Кристина стала слушать уже только его. Звук был похож на писк. Она встала и выглянула в окно, надеясь увидеть источник звука. Под окном была клумба и беленый бордюр – больше ничего. Писк не умолкал. Видимо тот, кто пищал, был прямо под балконом, поэтому его не было видно. Любопытство завладело Кристиной, и она решила спуститься во двор.

На улице писк был слышен лучше, и теперь было понятно, что это, скорее всего, котенок, а может даже несколько. Не раздумывая, Кристина пошла прямиком к балкону. Котята пищали еще громче. Она заглянула под балкон и обомлела. На сыром бетоне лежала серая кошка. По ее спине и животу, цепляясь за мокрую грязную шерсть, ползали крошечные слепые котята. И, хоть один из них залез кошке на голову, кошка никак на это не реагировала. Другой котенок тыкался мордочкой в ее бездвижный живот, пытаясь найти сосок. Кристина невольно отступила назад.

“Не долго осталось мучиться.”

Через мгновение, осознав, что хотела уйти, просто дав котятам умереть, Кристина почувствовала отвращение к себе. Котята действительно очень скоро умрут без кошки от холода и голода. Она не знала, чем им помочь, не имея даже малейшего представления, как ухаживать за новорожденными котятами. От отчаяния она заплакала. Бросить котят теперь она тоже не могла. Нужно было что-то, в чем можно отнести котят домой. Она побежала к подъезду.

Ворвавшись в квартиру, Кристина открыла шкаф, и достала первую попавшуюся обувную коробку, вытрясла туфли на пол, схватила в ванной полотенце и побежала обратно. Котята по-прежнему пищали. Но теперь один из них пищал намного сильнее и пронзительнее. Кристина ускорилась. Она подбежала к балкону и, бросив коробку на землю, упала на колени, готовая лезть под балкон. Но тут же отпрянула и попятилась назад. Кошка уже не лежала. Она сидела, а из-под ее задней ноги торчала голова и лапка котенка, который отчаянно пищал, пытаясь выбраться. Кошка, не обращала внимания на то, что сидит на своем котенке. Она невозмутимо жевала. А рядом лежал другой котенок, точнее окровавленная его половина. Кошка посмотрела на Кристину и зашипела, показав окровавленную пасть. Кристина вскочила и оставив обувную коробку и полотенце лежать на земле, со всех ног побежала домой.

Кристина сама не своя влетела домой, грохнув за собой дверью. Не разуваясь, она вбежала в комнату, где ее бесцельное движение было остановлено пылесосом, брошенным посреди комнаты в разгаре уборки. От удара ее повело в сторону прямо на Джека, который взволнованно следил за хозяйкой и старался держаться поблизости. Кристина едва смогла отпрыгнуть, чтобы не наступить на собаку. Хотелось врезать пылесосу как следует, но голень и без того болела от столкновения с ним.

– Джек, на место! – с криком вырвалась злоба и раздражение. Джек, прижав уши, поплелся к лежанке. От его взгляда исподлобья Кристину захлестнул гнев уже на себя. Она не выдержала и врезала все-таки пылесосу ногой наотмашь. Тот слегка качнулся, но не упал, а Кристина, взвыв, опустилась на пол. Боль и слезы подействовали смягчающе, и на место злобы пришла жалость к себе, но еще больше жалость к обиженному и напуганному Джеку. Кристина доковыляла до лежанки и, сев рядом, обняла собаку.

– Прости меня… прости, пожалуйста, – повторяла она сквозь слезы.

Сложнее всего просить прощения у того, кто никогда не отвечает злом даже на самую большую обиду, у того, кто в ответ на слова сожаления может только молчать. Есть поступки, которые просто нельзя совершать, потому что в этом молчании слишком громко звучит голос вины.

4.

Солнце уже спускалось к горизонту. Маленький пруд мутным глазом смотрел на растянувшееся над ним синим полотном небо без единого облака, и эта бесконечная синева, отражаясь в нем, казалось, делала его глубже и чище.

Джек увлеченно рыл лапами землю, видимо, пытаясь добраться до крота. Кристина с улыбкой смотрела, как он фыркает от попавшей в нос пыли, и даже не пыталась отрывать его от этого занятия. По дороге сюда Джек уже успел искупаться в луже, поэтому банных процедур этим вечером так и ли иначе было уже не избежать.

Водомерки неспешно скользили по воде. Сейчас их пресная, всегда одинаковая жизнь не казалось такой уж плохой участью. Неважно, сколько раз водомерка совершит одно и то же движение, это может быть скучно для наблюдателя, сама же она не знает, что такое скука, как и многое другое. Как например то, что если бы Кристина вышла немного раньше на улицу, то успела бы спасти слепых котят и их бы не съела их собственная мама. Из головы никак не выходил серый котенок, тыкающийся в живот в надежде найти молоко, и то, как он отчаянно пищал и барахтался, пытаясь выбраться из-под кошки, сидящей на его крохотном тельце. Странно, что в подобных ситуациях люди часто говорят в качестве утешительной фразы, что-то вроде “не терзай себя: уже ничего нельзя исправить”. Но ведь больнее всего как раз от того, что нельзя ничего исправить.

Оранжевый шар солнца уже почти коснулся леса. Уходить не хотелось, но терпеть беспощадные укусы комаров было уже невозможно. Домой идти тоже не хотелось. По крайней мере, пока еще светло. На то, чтобы выйти из подъезда, были потрачены последние остатки смелости, и совсем не хотелось увидеть снова окровавленную пасть кошки или недоеденного котенка. В темноте это по крайней мере незаметно. Джек хоть и перерыл все поле в округе, выглядел бодрым и полным сил. Так что можно еще погулять.

Взяв на поводок собаку, Кристина вышла на обочину дороги, ведущей в деревню неподалёку. Джек, не смотря на необычный маршрут, бодро шагал рядом с видом готовности на любые авантюры. Машин не было, но Кристина все равно держала поводок накоротке. От асфальта, нагретого за день, шло тепло. В воздухе стоял запах скошенной травы. Было очень тихо. Джек принюхивался к незнакомым запахам и старательно помечал столбы. Чувство вины снова сдавило грудь. Было сложно поверить, что она способна так накричать на свою собаку, ведь она не злилась на него ни за испорченные вещи, ни за испачканный диван, ему прощалось практически все. Кристина хотела погладить Джека, но тот, совершенно обезумел, увидев на дороге коровью лепешку, и стал рваться, чтобы понюхать ее.

– Фууу, Джек, ну что за манеры! – смеясь Кристина оттащила все-таки пса, который совершенно не понял глупого запрета исследовать коровьи лепешки.

На противоположной стороне дороги на небольшом холме нестройными рядами памятников и крестов ютилось кладбище. Кристина заметно ускорилась. Нет, не страх толкал ее в спину, заставляя идти быстрее. Такие места давно перестали пугать. Как-то одноклассница поделилась с ней мыслями касательно кладбищ. Она с одухотворенным видом сказала, что не понимает, почему люди боятся этих мест, ведь только там в тишине и спокойствии можно по-настоящему почувствовать умиротворение. Тогда такой взгляд казался очень взрослым и глубоким. С возрастом вид могил стал вызывать только невыразимую тоску. Наверное, больше всего от очевидной бессмысленности стараний унять боль утраты. Высокие памятники, вычурные ограды и огромное количество пластиковых цветов – все что человек может противопоставить смерти. Беспомощность, именно об этом кричали все эти убранства, и именно от этого было не по себе. День принес достаточно переживаний, и единственным правильным решением было идти быстро и смотреть прямо.

Спереди появились три фигуры. Они вышли из деревни и двигались в направлении к городу. На них Кристина и сосредоточила свое внимание. Скоро стало понятно, что фигуры эти были тремя девушками. Девушки шли бодрой походкой, активно жестикулировали и смеялись, похоже, они были в прекрасном расположении духа. Одежда их была слишком яркой для повседневной, даже издалека было видно, что девушки нарядились. Когда же они приблизились, то стало понятно, что перед выходом состоялись тщательные сборы. Самая низкая и, вероятно, самая младшая была в короткой джинсовой юбке и черном топе с вышитым пайетками львом. Ее рыжим волосам, собранным в тугой хвост на макушке, и начесанной челке не был страшен даже ураган, столько на ее прическу было вылито лака. В руках она несла пакет, а судя по сланцам на ее ногах, в пакете, скорее всего, лежали туфли на каблуке. Та, что шла посередине, нарядилась в розовое короткое платье, которое казалось еще более ярким на фоне ног, обтянутых черным нейлоном, на груди у нее болтались черные длинные бусы. Третья девушка, одетая скоромнее всех, была в джинсах со стразами и белой футболке. Ее распущенные длинные волосы были волнистыми после только что расплетенных косичек. Яркий макияж всех трех девушек, судя по всему нанесенный с использованием одного и того же набора косметики, выглядел практически одинаково. Этот вызывающий макияж и наряды не выглядели вульгарно, а лишь выставляли на показ их детскую наивность. Все в них выдавало не только провинциальную простоту и прямолинейность, но и юный возраст. Глядя на девушек, Кристина невольно улыбнулась.

– Да не боись ты, назад поедем на первом автобусе, как раз в шесть будет, – сказала девушка в розовом платье рыжей подруге, когда компания поравнялась с Кристиной, обдав ее душной волной ванильных духов.

– А вход точно бесплатный? – косясь на не обращающего на них внимания Джека, спросила девушка в белой футболке.

– Да, не ссы, – прозвучало уже за спиной.

Похоже, девушки шли в ночной клуб. Встреча с ними напомнила Кристине первый ее самостоятельный поход на дискотеку. Им с подругой было примерно по двенадцать, когда они получили разрешение пойти на елку в городской дом культуры без сопровождения взрослых. Они долго делали замысловатые прически, а старшая сестра подруги даже согласилась накрасить им ресницы и губы. Когда Кристина увидела пышные длинные ресницы подруги, то пришла в восторг. Она с волнением ждала тот момент, когда увидит в зеркале у себя такие же красивые ресницы. Но увы, ее отражение вызвало лишь разочарование. Ресницы Кристины не были ни такими же длинными, ни такими же пышными. Первое, что пришло ей тогда в голову, это то, что сестра подруги просто не старалась хорошо накрасить ее. Тогда знания о туши ограничивались лишь информацией из рекламы, которая утверждала, что любой взгляд можно волшебным образом сделать выразительным. А значит, не хватало волшебства, что можно исправить, если как следует постараться. Поэтому Кристина по пути на дискотеку забежала домой. Мамы не было, и та не могла помешать взять тушь и старательно навести красоту. Несколько толстых слоев поверх того, что уже было на ресницах все же сделали взгляд более выразительным, но недостаточно. Взять тушь с собой и еще много-много раз подкрасить ресницы тоже никто не мог помешать Кристине, которая успокоилась только, когда без зеркала могла видеть свои ресницы и ощущать их тяжесть на веках. Она чувствовала себя самой красивой в хороводе, и, как ей тогда казалось, именно поэтому от нее не могли оторвать взгляд ни дети, ни взрослые. И только, когда Кристина придя домой, предстала перед мамой и увидела ее ошарашенное от ужаса лицо, то поняла, что на нее все смотрели вовсе не в восхищении. Нужно сказать, урок о том, что макияж должен быть в меру, был усвоен хорошо.

5.

Еще не подозревая, что решение идти сегодня в ночной клуб уже давно принято, Кристина легла в постель. Но, не проведя там и пяти минут, встала и подошла к зеркалу. В отражении на нее грустно смотрела ее бледнолицая копия с красными глазами. Если и идти в клуб, то придется очень хорошо поработать над макияжем. Но сначала нужно отыскать в шкафу хоть какой-нибудь более-менее приличный наряд.

Пока шли сборы, Кристина впадала то в одушевленное настроение, представляя себя одной из красоток на танцполе, то в полное уныние, в мгновения которого не понимала, зачем вообще вытащила старое платье мини и подвела глаза. Был первый час ночи, когда Кристина последний раз поправила непослушную прядь волос, вздохнула, снова решив, что ее ноги недостаточно стройные, погладила Джека и вышла из квартиры.

Звезд не было. Над тротуаром, освещенным тусклым светом желтых фонарей, нависло тяжелое черное небо. Кристина осторожно ступала на ажурный узор из света и теней. Загадочные, почти мистические они составлялись в картины, где угадывались лица людей, очертания животных. Тусклый свет луны едва пробивался сквозь мешки туч. Наверное, будет дождь. Вдали мерцали огни. Это был вокзал. Он никогда не спал, в нем кипела своя особенная жизнь, всегда чужая для проходящих мимо. Но стоит только оказаться внутри, как особый порядок тут же затягивает, делая каждого частью своего мира. В нем время всегда противник: для ожидающих замедляется, для опаздывающих несется с неимоверной скоростью. Покинув это место, тут же забываешь его неповторимую атмосферу. Кристине же казалось, что она покинула свою жизнь. Она забыла ее порядки и все стало чужим. Мир словно окутал туман. Можно было его видеть, чувствовать, осознавать его присутствие, но невозможно было его рассеять и увидеть, что скрывается за этой белой сырой ширмой. Если не знать, что это всего лишь туман, то можно просто рассматривать его ровные слои с редкими просветами и клубами, изучать, может даже, иногда им наслаждаться. Но знать, что за ним где-то очень далеко настоящая жизнь, невыносимо. И если нельзя его рассеять, то остается только поддаться его гипнозу, рассматривать его дымные завихрения, которые плавно спускаются все ниже и ниже, и плыть вместе с ним.

Кристина вновь открыла тяжелую дверь, и ее поглотила оглушающая духота клуба. Громкая музыка словно разбудила ее. Что она здесь делает? Вся эта затея теперь казалось глупой, короткое платье вульгарным, локоны неуместными. Совершенно подавленная, Кристина уселась возле барной стойки и заказала у бармена виски с колой. Татуированная рука поставила перед ней холодный стакан.

В этот раз в клубе было гораздо больше людей. Казалось, он набит до отказа и еще немного, и больше не сможет войти ни один человек. Красивые девушки, словно сошедшие с обложки журнала, смеялись, красиво выпускали табачный дым, танцевали, пили коктейли так, будто их непрерывно снимала кинокамера и нужно было все отыграть с одного дубля. Глаза Кристины искали розовое платье или блестящего льва, но ничего и близко похожего не было. Черные бусы и волны от косичек непременно бы выделялись среди этой слишком лощеной для провинциального городка публики. Неужели те три девушки, собиравшиеся вернуться в поселок на первом автобусе, шли сюда? А если нет, то куда же они шли?

“Я им мамочка что ли?”

– Уга-га-га-гээ, – странный звук прервал размышления. Кристина повернула голову и увидела парня, обращающегося к ней. Тот страдальчески кривил рот на бок, стараясь выговорить фразу. Он видел, как хмурится Кристина, глядя на его мучения, и от этого его рот съезжал на бок еще больше.

– Уга-га-гаостить те-тебя? – выговоренная наконец с огромными усилиями фраза в итоге приобрела угрожающую интонацию.