Ловкий как сам дьявол.
В меня ударяется воздух, который он растолкал.
Дём выпрямляется.
Встречаемся взглядами через решётку.
Мне кажется, я им любовалась.
И он это заметил.
Как и тогда, в магазине.
И ему это понравилось.
Снова облизывается. Я сглатываю.
Мы так близко.
Но в то же время нас разделяет остывший металл.
И мне хочется к этому металлу прижаться всем телом, чтобы и самой хоть немного остыть.
– Замри, – вдруг говорит Дём.
Одна его рука проскальзывает сквозь прутья, обводит и ложится горячим канатом мне на поясницу. Я оказываюсь в клетке. И даже если захочу – не смогу двинуться.
Но я и не хочу шевелиться.
Его дыхание на моих губах.
Глава 9
– Не шевелись, – шепчет и смотрит мне точно в глаза. Будто готовится проникнуть. Уколоть.
Лёгкое движение в моих волосах.
У Дёма между пальцами пчела. Он приподнимает указательный, и она кружится на подушечке большого. Отчаянно перебирает лапками. Крылышки трепещут. Отталкивается. И никак не может освободиться.
Наконец, упав на бок, упирается задними лапками, отрывается и взлетает. Бросив чёрное жало с прозрачной нитью и золотой каплей на пальце.
Дём подталкивает жало ногтем, и оно исчезает, оставляя красную точку в топлёном молоке кожи.
– Она теперь умрёт, да? – шепчу я.
Дём переводит на меня взгляд.
– Если бы тебя укусила – всё равно бы умерла. Ей без разницы – моя толстокожая рука или твоё нежное ушко. А нам не без разницы. Давай, – его ладонь исчезает с моей поясницы, и он забирает термос с пирожками. Кладёт их на землю. – Теперь ты, – кивает наверх.
Оцениваю высоту. Я её не боюсь. Но моя неуклюжесть…
Спокойно, Ветрова. Ты ведь больше не падаешь.
Оказываюсь наверху ворот. Перебрасываю ноги. Дём хитро улыбается, когда я смотрю на него сверху вниз.
– У тебя лицо милое, когда ты наклоняешься, – говорит он, протягивая ко мне руки.
– А так немилое?
– Со мной нет. Со мной – настороженное.
– Уж не знаю, о какой настороженности идёт речь, раз я здесь сейчас с тобой. Может, я настороженно прислушиваюсь к чувству самосохранения? Кажется, оно говорит, что я глупо поступаю, пытаясь пробраться на чужую территорию с едва знакомым человеком.
– Ты явно не воспринимаешь это чувство всерьёз.
Мне нравятся его усмешки.
– Это точно.
– Тогда прыгай, чего же ты ждёшь? – шевельнул пальцами.
Я ныряю вниз.
На несколько секунд я в его руках. Гравитация пропала. Я легче пёрышка.
На талию давят крепкие ладони.
Он меня будто ещё и взглядом удерживает.
И когда стопы оказываются на земле, стук моего сердца в ушах слишком быстрый.
Дём на меня когда смотрит, я как будто на весу.
– Умничка. Вот. Опять настороженное, – усмехнулся. И как-то нехотя, растянуто медленно отвёл руки. Обернулся. – Я здесь с весны не был. Будем заново прокладывать тропинку. Иди за мной на два шага позади, чтобы ветками не хлестануло.
Со всех сторон трезвонят кузнечики. Прохлада и тень накрывают с головой.
Трава высокая, почти по грудь. Дём приминает её каждым новым шагом, и она послушно ложится, создавая из своих стеблей-нитей тропу. А та, что остаётся нетронутой по краям, щекочет мне локти. Провожу пальцами по колосьям, бежевым и твёрдым как льняные семена.
Дём осторожно отодвигает ветви, приподнимает, придерживает, отпускает, и они мягко занимают прежнее положение, пока их не трону я.
Не понимаю, как этот здоровяк может так нежно с чем-то обращаться.
…кажется, я чёртовым веткам завидую.
Голубой деревянный домик с мезонином и треснутыми белыми ставнями вырастает из темноты сосен справа от нас. Дорога к косому порогу делает изгиб у тускло-серой статуи ангела, изъеденного расщелинами, обросшего мхом. Вид у него жутковатый.
Расколотый кувшин полон слипшихся, истлевших листьев.