Приближает свёрток к лицу. Втягивает запах.
Мне нравится, как подрагивают его прикрытые густые ресницы, такие чёрные, что даже солнце не смогло их выбелить за половину жаркого лета. И нравится довольный взгляд исподлобья, который он бросает на меня. Как будто мы состоим в заговоре.
Дём озирается по сторонам. Смотрит на меня внимательно. И спрашивает:
– Поужинаешь со мной?
Глава 8
И, не дожидаясь ответа, подходит к пассажирской двери и открывает её.
Направляет на меня выжидающий взгляд.
Я что, действительно сяду к нему в машину?
– Слишком много свидетелей, сегодня я тебя точно не убью, – он кивает на стайку мальчишек, которые умудрились впятером расфасоваться на маленькой лавочке у магазина и поглядывают на нас, переговариваясь.
И я иду к нему.
Даже сама в это не верю.
Сумасшествие.
Он подаёт мне руку.
Я опираюсь ладонью на его ладонь. Его мизинец накрывает косточку над запястьем. Ощутимо и фиксировано. Словно он через неё пульс хочет прощупать.
Взбираюсь на пассажирское сидение.
Дём садится рядом, автомобиль недовольно вздрагивает, и мы начинаем движение.
По посёлку двигаемся молча.
Три поворота.
Дорога постепенно из песочно-каменной становится травянисто-песочной. Всё смелее её обступают кусты, а сверху нависают деревья.
Здесь солнцу трудно пробиться через высокие сосны.
Впереди старый деревянный забор, за которым лес. И у этого тупика мы берём вправо. Скрываемся с последней улицы, в начале которой я ещё видела людей.
Машина останавливается у арки из высоких деревьев. В тёмной глубине её я вижу металлические ворота.
Время забрало их блеск, срезало небесно-синюю краску. Но узор из вертикалей и горизонталей, перечёркнутых косыми линиями, красив и причудлив.
Дём обходит машину, открывает дверь и подаёт широкую ладонь.
У меня явно проблемы с чувством самосохранения.
Он смотрит на меня, изогнув сочные губы в лёгкой улыбке. Когда Дём улыбается, кажется, что его губам слишком мало места на этом лице. И меня почему-то будоражит мысль о том, насколько большие у него губы.
– Идём? – спрашивает он и облизывается.
Это движение окончательно смазывает мои мысли.
И я уже кладу свою руку в его.
Будто не на человека опираюсь, а на чугунную решётку каменного моста.
– Ещё у нас будет чай, – он забирает серый термос из машины, пирожки, и идёт в сторону ворот. Следую за ним. – Хочу показать тебе маленькую усадьбу.
– Это не твой дом?
Он смеётся, мотает головой.
Его жёсткие волосы едва шевельнулись. Мощная спина в клетчатой рубашке ровная. Походка бесшумная, скользящая.
И запах от него исходит удивительный. Запекшейся смолы. И подсохшей скошенной травы.
Может, мне кажется, и это лес так пахнет?
– Дом профессора. Хозяева не приезжали уже лет пятнадцать. Давным-давно тут разыгралась трагедия. Любовная.
Сколько девушек он приводил сюда до меня? И каждой одно и то же рассказывал.
– У профессора была жена, и двое детей, за которыми присматривала молоденькая няня. Он на неё запал. Жена узнала…
– Только не говори, что жена его здесь убила.
– А ты бы его убила, а не её?
– Смысл убивать любовницу? Он другую найдёт.
– Может, он её полюбил, а не просто так?
– Люди разного достатка не могут… – и тут же осекаюсь.
– Что не могут? – с усмешкой глянул на меня через плечо.
– Это будет не любовь. А взаимовыгодное использование. Так она его здесь убила?
Дём приподнимает с земли куст шиповника, я проскальзываю под образовавшимся сводом и оказываюсь прямо у ворот. Заглядываю через решётку в заросший сад. Прохожусь пальцами по прохладным толстым прутьям с отлетевшей краской. Неглубокие впадины. Острые края.
– Подержи, – он сзади, огибает меня руками, передаёт чай и пирожки. – Вот там, видишь? – прикладывает ладони к моим ушам и легонько заставляет повернуть голову правее. – Засаженный барбарисом пятачок. Там был пруд, в котором дети утопили любовницу.
Ну ни хрена себе поворот!
Отпускает мою голову, подходит к воротам. Ставит ногу на горизонтальную рейку. Цепкие пальцы на самом верху. Подтягивается, перемахивает, спрыгивает.