Когда проснётся ангел

За чаем Лидия осторожно перевела разговор в нужное русло.

–Здесь такие прекрасные места, надышаться невозможно, – с восхищением сказала она, – не удивительно, что люди из больших городов стараются прикупить здесь домик. Я бы тоже не отказалась проводить лето, впрочем, не только лето, в таком замечательном местечке. А почему Светлана отсюда уехала? Танюша, я так поняла, что вы с ней близкие подруги. Помогите нам, пожалуйста, с ней встретиться. Я расскажу, зачем она нам понадобилась. Два года назад Света приезжала в Москву с ребёнком, хотела встретиться со Святославом Гражинским, но так и не встретилась. Полгода назад Святослав погиб. Олимпиада Аркадьевна – его мама. Она хочет найти внука, того маленького мальчика, с которым приезжала Света. Возможно, у неё новая семья, и мы не будем навязываться, если она не захочет с нами общаться. Главное, знать, что у них всё в порядке…

Лидия замолчала, видя, как бледнеет лицо Тани. Она почти уронила чашку, и, как, будто не веря своим ушам, переспросила:

–Не встретилась?.. Она не встретилась со Святославом?

–Нет, конечно. Тогда это было невозможно, – вырвалось у Олимпиады.

–Почему невозможно?

–Я не могла допустить, что бы планы моего сына были сорваны, тогда ему нужно было думать о карьере, – невозмутимо ответила Олимпиада.

–А-а, понятно., – рассеянно произнесла Татьяна, – планы Вашего сына… а как же ребёнок? Вас этот факт нисколько не смутил?

–А с какой стати я сразу должна была поверить, что этот мальчик – сын Святослава?

Лидия взглядом дала понять подруге, мол, пора сменить интонацию, иначе зря приехали. И если продолжать разговор в таком ключе, то можно и теми самыми граблями вдоль спины схлопотать. Но та намёка не поняла, и уже раскрыла, было, рот, но получила чувствительный тычок в щиколотку. Не давая подруге вставить слово, Лидия быстро проговорила:

– Поступок Олимпиады Аркадьевны, безусловно, заслуживает порицания, но теперь она поняла свою ошибку и раскаивается. Она не жестокий человек, и вымолит прощение у Светланы и внука. Только для этого им надо встретиться.

–Подождите, подождите. Теперь до меня дошло, Вы не позволили встретиться Свете и Вашему сыну, – Таня перевела взгляд на Олимпиаду Аркадьевну, и той захотелось спрятаться под стол, – дайте-ка, я угадаю, – продолжила хозяйка, – вы не пустили её на порог? Ну, конечно! Зачем вашему бриллиантовому сыночку какая-то деревенщина безродная. Господи, что же теперь делать-то? Где их искать?

–Света не вернулась из Москвы? – спросила Лидия.

–Нет, – Таня всё еще не могла прийти в себя от такой новости.

–У неё есть родственники в Москве? Возможно, она поехала к ним, – предположила Лидия.

Таня закрыла лицо руками и покачала головой.

–Нет у неё никого. И отец, и мать оба детдомовские. Она у них была единственным ребёнком, – Таня глубоко вздохнула, собираясь с мыслями, было видно, что она очень расстроена, – придётся мне всё вам рассказать. Ну, слушайте. Детство у Светки было счастливым. Родители её сами выросли без материнской и отцовской любви, и больше всего боялись недодать этой самой любви своей дочке. Не помню, чтобы хоть раз на неё голос повышали, да и не за что было. Очень уж светлым она была человечком. За всё хваталась, всё хотела успеть: и в музыкальную школу ходила, и в художественную, и на курсы кройки и шитья, и кружева плести училась, и даже морские узлы вязать. Как только открывается какой-нибудь кружок, она уже там.

Школу закончила с золотой медалью, в университет поступила. Потом со Святославом познакомилась. Когда приезжала сюда, всё о нём щебетала, какой он замечательный, какой умный, какой ответственный! А на третьем курсе с ней беда случилась. Рак у неё нашли, самой последней стадии, оперировать было нельзя. Светка не хотела, чтобы Святослав мучился, видя, как она угасает, поэтому о болезни ничего ему не сказала, придумала какую-то ерунду про первую школьную любовь, надеясь, что так он быстрее о ней забудет. Направили Светку из Москвы лечиться по месту жительства. А когда она пошла по врачам, обнаружилось, что беременна. Врачи настаивали на аборте, мол, всё равно не больше полугода ей жить осталось. Но на семейном совете было решено рожать. Светка была рада, что родители не останутся одни. Что внука они воспитают в такой же необъятной любви, как и дочь. Она была уверена, что родить успеет, и от химиотерапии отказалась. Мальчик родился абсолютно здоровый, его Богданом назвали. Он ведь, действительно, дан Богом.

И, вы не поверите, но произошло чудо, болезнь как будто заглохла, уснула. После рождения Даньки Светка успела два раза пройти химиотерапию. Вроде бы всё успокоилось. И тут произошла другая катастрофа. Светкины родители в храм на службу ходили. Тогда Пасха была, всю ночь в церкви простояли, а когда домой возвращались, их машина сбила. Гололёд был, темнота, наши улицы только до одиннадцати часов вечера освещаются, электричество власти экономят. Вроде, и водитель не виноват, но родителей своих Светка в один миг потеряла. Тут-то её болезнь снова зашевелилась. Светка бедняжка прямо чувствовала, что недолго ей осталось. Стала собираться в Москву. Я ей предлагала, мол, давай я на себя оформлю опеку над Данькой. Он к нашей семье привычный, с моими детьми ладит, но она и слушать ничего не хотела, сказала, что у него есть отец, и что Святослав ни за что не бросит сына. Уехала. И всё, ни слуху, ни духу. Я сначала всё звонка ждала. Сама бы ей позвонила или написала, но адреса она не оставила, и куда звонить я не знала, сотовых телефонов тогда у нас не было. Год назад вышку поставили, теперь, как белые люди живём, с мобильниками.

Через месяц пошла я в милицию, хотела на розыск подавать. Но там популярно объяснили, что я Светке родственницей не являюсь, и заявление у меня не примут. Тогда направилась я в железнодорожную милицию, там, в линейном отделе одноклассник наш работает. Он по своим каналам разузнал, что ни в каких происшествиях её фамилия не фигурировала. Посоветовал мне не переживать, сказал, что плохие новости долетают до нас быстрее, чем хорошие, что молодые, наверное, не могут нарадоваться, что вновь они вместе, не до меня им. Когда успокоится всё, тогда она сама и даст весточку.

Но врач, у которого она наблюдалась, сказал мне, что вряд ли она протянула бы больше месяца, метастазы повредили почти все органы.

Таня вытерла слезу салфеткой. Лидия молчала, потрясённая услышанным. Олимпиада растерялась:

–Вы хотите сказать, что Светланы сейчас, возможно, нет в живых…

–Скорее всего. Она обязательно связалась бы со мной, если бы была жива, – Таня снова закрыла лицо руками, и уже не сдерживаясь, завыла, ругая себя сквозь слёзы, – Зачем я её отпустила? Ууууу-у-у. Нельзя было её отпускать, нельзя! Прости меня, Светик, прости дуру бестолковую. Уууу-у-у!

Лидия смотрела на это какое-то время, (пусть выплачется), пыталась успокоить – результат нулевой. Затем налила в стакан холодной воды и протянула его Тане, но та раскачивалась на кресле взад и вперёд, закрыв лицо и продолжая выть. Тогда Лидия набрала воды в рот и окатила ею рыдающую хозяйку. Та встрепенулась и удивлённо посмотрела на Лидию:

–Зачем?

–Хватит рыдать, – ответила Лидия, – что сделано, то сделано. Можете винить Олимпиаду за то, что та не приняла по-людски Вашу подругу, можете винить себя за то, что отпустили её больную с малышом в Москву без сопровождения. Изменить ничего нельзя. Сейчас нужно спасать Богдана, если это ещё возможно. Вы не знаете, у кого ещё она могла остановиться в Москве? Может быть, у однокурсников?

–Нет, не знаю.

–Она была настолько уверена, во встрече со Святославом, что не предупредила его о своём приезде. Может, она собиралась остановиться в гостинице?

–Нет, в гостиницу она не собиралась, – Таня всё ещё всхлипывала и утирала слёзы, – конечно, нельзя было отпускать её одну, но я не могла тогда с ней поехать, моим младшим близнецам только-только по полгода исполнилось. С кем таких крох оставить? Они беспокойные, внимания требуют за десятерых, у меня до сих пор хронический недосып. Со старшими близнецами всё проще было, сама успевала и за ними, и за хозяйством следить.

У подруг брови поползли вверх.

–У Вас две пары близнецов? Да вы просто героиня! – восхищённо произнесла Лидия.

Олимпиада подумала, что она ничем не хуже, у неё тоже близнецы…

–Что же нам делать? – Татьяна обратилась к Лидии, видя в ней мудрую женщину.

–Мы можем попасть в дом Светы? «Возможно, там мы найдём что-то полезное для поисков Богдана», – спросила Лидия.

–Да, у меня есть ключи, сейчас схожу за ними.

Таня быстро поднялась, зашла в дом и вернулась с ключами. Втроём они вышли на дорогу, которая пролегала между домами Татьяны и Светы. Из-за поворота высыпала шумная ватага ребятни.

–А вот и мои чада, – улыбнулась Таня, – с речки идут. И ночью из воды не вылезали бы, если б только им разрешили, прямо амфибии какие-то.

–Все Ваши? – удивилась Олимпиада.

–Все! – с гордостью сказала Таня, – четыре сына, да четверо племянников на лето из города приезжают. Скучать некогда.

Тут из-за всей этой гурьбы вылетела собака размером с небольшого телёнка, и весёлыми прыжками стала быстро сокращать расстояние, разделяющее её с городскими дамочками. Она не обращала внимания на лужи, попадающиеся ей на пути, брызги только раззадоривали её, в некоторых особенно больших лужах она вертелась, как волчок, ловя себя за хвост. Длинная рыжая шерсть болталась мокрыми патлами, разбрызгивая во все стороны грязные кляксы.

Таня смеялась, видя растерянность и испуг на лицах столичных дамочек:

–Не бойтесь, это наш Шнурок, он не кусается.

Она отвернулась к калитке, открывающей вход в заросший сад у дома, в котором жила Светлана. Щеколда не поддавалась, и Тане пришлось перегнуться через невысокий заборчик, чтобы посмотреть, в чём там дело. При этом она выпустила из виду собаку, которая летела на застывших от ужаса женщин. Легко сказать, не кусается, а вот как в это поверить, когда на тебя летит нечто зубастое, и, то ли улыбается, то ли скалится. В последний момент подруги поняли, что замыслило это мокрое и грязное четвероногое чудовище, но спасаться бегством было поздно.

–На помощь! Спасите! – заверещала Олимпиада, прикрываясь сумочкой, когда Шнурок с разбегу прыгнул ей на грудь, пытаясь лизнуть в нос.

Грязные лапы его оставили тёмные следы на шёлковом костюме Олимпиады, а длинная мокрая шерсть добавила множество клякс для завершения картины. Олимпиада шарахнулась назад, где её поджидала лужа, с удовольствием проглотившая прелестные туфельки. Каблуки тут же засосало в жижу, как в трясину, отчего Олимпиада потеряла равновесие и замахала руками, словно крыльями, по инерции заваливаясь назад.

Таня бросилась спасать гостью с быстротой гепарда. Схватив одной рукой Шнурка за ошейник, другой – Олимпиаду за шиворот, что бы та не упала в лужу, она передала безудержно извивающегося, как уж на сковородке пса, подоспевшему пареньку со словами:

–Отведи Шнурка на цепь, сыночек. Мойте руки, еда на столе. Я скоро приду.

Шнурок от всей души пытался показать, как он рад гостям, как счастлив, что погода хорошая, что лужи такие глубокие, и вообще жизнь прекрасна. Он так же искренне недоумевал, почему его сажают на цепь, он ведь ничего плохого не сделал.

Таня вынула жертву бурной собачьей радости из лужи и поставила на твердь земную, затем выудила и её туфли.