Отец жениха. Порочная связь

Выбежав из кабинки, она с такой силой захлопнула дверь, что, отскочив обратно, она еще долго вибрировала, напоминая обалдевшему горе-любовнику о ее недовольстве.

Мила выскочила из мужского туалета и, следуя каким-то не понятным ей сейчас ориентирам, вернулась за своей сумочкой. Стол выглядел, как после побоища: недоеденные куски пиццы лежали прямо на столе, везде валялись крошки, в недопитом стакане виски плавали сигаретные окурки. Бэт с приятелем, имя которого она категорически не помнила, за столом не было. Милен машинально раскрыла сумку и, вытащив пару сотенных купюр, бросила их на стол и вылетела из битком набитого клуба.

Улица обняла ее уютной тишиной и прохладой. А шелест шин проезжающих мимо автомобилей и немногочисленная толпа решивших освежиться посетителей, суетящаяся перед входом в заведение, были, словно прохладный бальзам на ее воспаленные тоннами киловатт музыки барабанные перепонки. Она запрокинула голову и прикрыла глаза, погружаясь в эти упоительные ощущения.

Милен прошла чуть дальше по улице, удаляясь от возбужденных голосов, достала из сумочки брелок, пытаясь вспомнить, где припарковала машину. Нажав на кнопку сингалки, она увидела предано мигнувшего ей габаритами золотистого красавца и уверенно двинулась через дорогу, пропуская проезжающие машины. Она села за руль и, откинув голову на подголовник, закрыла глаза. В голове еще шумело, но Мила не чувствовала опьянения. Эта нелепая сцена в клубном сортире окончательно привела ее в чувства. Она завела двигатель, который раскатился в тишине салона знакомым басом, а тихий женский голос затянул что-то лирическое, вливаясь расслабляющим теплом в ее вены, вытесняя то брезгливое отвращение к себе, которое она испытывала почти после каждого такого «отрыва». Она знала, что всем им нужно. Чего все они от нее хотят. «Милен. Красавица Милен», – стучало в висках. Она поморщилась, пытаясь прогнать наваждение, и, выпрямившись на сиденье, неторопливо отъехала от бордюра. Нежный голос, тепло и уют салона, уединенность повергали ее в какую-то странную сомнамбулическую отрешенность, и она, гонимая своим демоном, включила автопилот, позволяя ему вести, как когда-то в юности, когда пыталась сбежать от проблем, от родителей, но прежде всего – от самой себя.

Мила пришла в себя лишь перед высокими коваными воротами, преградившими ей путь. Она с ужасом поняла, что приехала к «его» дому. Как она ни гнала сумасшедшие мысли, как ни старалась не думать о нем, ее так и манило на ту чертову кухню, в плен полумрака, в плен ее желания.

Ведь это из-за него она чуть не превратилась сегодня в шлюху. Эта мысль с новой силой скрутила все внутри.

Она вытащила из бардачка пульт и, открыв ворота, уверенно проехала вперед, уже не думая ни о чем. Ни о Терезе, которая может еще не спать, ни о том, что Жано мог остаться ночевать в своей городской квартире. Она, как мотылек, летела к своему пламени, зная, что это – гибель, но поделать уже ничего не могла. Она чувствовала свободу. Свободу от условностей, норм приличия, морали… В первый раз она испытала ее в четырнадцать, когда жевала в лицо отцу жвачку, которой ее угостили шлюхи в «обезьяннике»: жевала смачно, с открытым ртом, похабно причмокивая. Она знала, что перешла все границы, но ей было так мучительно радостно осознавать себя свободной. Ей казалось, что стало легче дышать, словно внутри все очистилось.

Не давая себе шанса одуматься, она стремительно прошла через холл на кухню и застыла на пороге. Милен с вызовом смотрела на его темную фигуру, которая отчетливо вырисовывалась на фоне освещенного лунным светом окна. Он обернулся на слабый шорох ее шагов и замер, разглядев ее в полутьме. Взгляд его слегка поплыл, от чего выражение лица стало изумленно-встревоженным. Губы его слегка приоткрылись, словно в каком-то неозвученном призыве. Запах его замешательства мгновенно привлек ее демона, который все это время, как акула, кружил в пустынных мрачных водах ее сознания в поисках жертвы.

Она подошла к Жано и положила руки ему на плечи, разглядывая его обычно беспристрастное лицо, на котором сейчас читалось мучительное напряжение.

Он всегда был очень сдержанным и сосредоточенным. От него исходили мощь и стать, а от его плавных неторопливых движений веяло сознанием силы. Она знала – такие сдержанные люди способны на безумства, какие даже не снились развязным красавчикам. Словно вулкан, что спал много столетий, извергаясь, разрушал целые города. И ей до одури хотелось испытать разрушительную силу его нежности. Увидеть его безумным, сломить эту чопорность и надменность, выбить почву у него из-под ног. Вырвать, казалось, стальной позвоночник, увидеть, как он ей сдастся. Она провела большим пальцем по его слегка приоткрытым губам, привстала на цыпочки и медленно, ласкаясь, потерлась кончиком носа о его щеку, не смея прикоснуться к губам. Наслаждаясь его замешательством.

– Мила, – его горячее дыхание опалило ее щеку. Его пальцы до боли впились в ее плечи, пытаясь то ли оттолкнуть, то ли, напротив, удерживая.

– Замолчи, – Милен снова взглянула ему в глаза. Она видела его разным. Чаще холодным и отрешенным, реже – заинтересованным и внимательным, но такой душевной наготы, как сейчас, не видела никогда. Он стоял перед ней весь из плоти и крови. Совершенно безоружный.

Вся та обида, ревность, что терзали ее весь сегодняшний вечер, испарились, уступая место желанию, сбивающему с ног. Милен уверенно расстегнула пуговицы пижамной куртки, видневшейся из-под бархатных отворотов темно-зеленого халата, и запустила туда руки, оглаживая его гладкую, почти безволосую грудь. Он вздрогнул, в слабой попытке освободится, но она не позволила:

– Ш-ш-ш, не смей сопротивляться мне, – шептала она, опаляя его кожу влажным дыханием, покрывая торопливыми легкими поцелуями. Ладони скользнули вниз, сжимая его через тонкий шелк штанов, заставляя его длинно и шумно выдохнуть. И тут же волна стыда и восторга залила краской ее лицо, накрывая с головой безудержной нежностью. Ее руки быстро и уверенно развязывали пояс его халата, пальчики скользнули под мягкую резинку пижамных штанов и заскользили по бедрам вниз, пока штаны не упали на его домашние туфли.

Она начала двигаться не спеша, обхватив ладонями его бедра. Он запустил пальцы в ее волосы, больно оттягивая их, пытаясь перехватить инициативу, мыча что-то невнятное сквозь сомкнутые губы. Умирая в охватившей его жажде.

Когда захлестнувшее их безумие отступило, Мила с трудом поднялась на ватные ноги. Желание, которое еще несколько минут назад наполняло ее без остатка, сейчас быстро сменялось чувством жгучего стыда. Оно туго пульсировало у нее в висках, деснах и языке. Жан молчал и даже не шевелился, повергая ее своим равнодушием на самое дно отчаяния. И эта густая, раскаленная тишина выжигала ей легкие. Она с силой оттолкнула его и выбежала за дверь.

Только выехав на оживленную дорогу, Мила немного пришла в себя. Его холодность словно разбудила в ней женскую гордость, которая, смешиваясь с чувством стыда, вызывала в ней едкую ревнивую злость. Ее лицо горело, а глаза жгли слезы, вынуждая ее остановиться.

Наконец, когда дорога смазалась в один сплошной темный фон с дрожащими по краям световыми дорожками фонарей, она притормозила и медленно съехала на обочину.

Мила опустила стекло, жадно вдыхая ртом прохладный ночной воздух. Чтобы сдержать слезы, она закрыла глаза, но они приподнимали веки и текли по щекам, теряясь в складках губ. Она, как маленький ребенок, начала размазывать их по лицу вместе с косметикой, и через пару минут оно превратилось в обезображенную маску Джокера. Мила не видела себя, но чувствовала, как прекрасно уродлива сейчас.

VII

– Господи, что у тебя с лицом? – брезгливо сморщилась Бэт, проходя в слабо освещенную прихожую небольшой квартирки Милен.

– Я, вообще-то, спала, – буркнула та в ответ и, ссутулившись, зашаркала в сторону гостиной, пока подруга закрывала за собой входную дверь и прихорашивалась перед большим зеркалом.

Мила с размаху шлепнулась на диван и, запрокинув гудящую голову на широкую спинку, закрыла глаза.

– Не притворяйся, не так много ты вчера выпила, – бросила Бэт, проходя мимо.

Захлопали дверцы кухонных шкафов, зазвенела посуда, и с каким-то сегодня особенно омерзительным звуком заработала кофемашина. Мила зажмурилась, пытаясь перетерпеть волну боли, вызванной мерзким гудением. После того количества килобит звука, ее уши до сих пор были словно воспалены. Через пару минут наконец воцарилась тишина.

– Кофе подан, садитесь жрать, пожалуйста, – с каким-то садистским удовольствием громко позвала Бэт.

Мила вздрогнула и открыла глаза. Сделав над собой усилие, она тяжело поднялась с дивана и медленно, без резких движений, подошла к столу, за которым уже по-хозяйски расположилась Бэт с чашкой кофе в руках. Милен не спеша опустилась на стул напротив и зло уставилась на подругу.

– Кофе пей, – усмехнулась та в ответ на укоризненный взгляд Милен, – остынет.

– Что ты вчера подмешала в то приторное пойло? По-моему, у меня провалы в памяти.

– Ничего не подмешивала, с чего ты взяла?

– Бэт, у меня башка трещит, и я плохо помню, что вчера было. Ты же знаешь, я не дружу с наркотой.

– Да брось, какая наркота. Просто немного кодеина. Тебе определенно нужно было расслабиться.

– Немного кодеина? С ума сбрендила? Я чуть не трахнулась в сортире с тем недоумком, как там его Сэсил, Сирил…?

– Ты поэтому ему рожу разодрала? – спросила Бэт, делая глоток из большой белой чашки с хитро улыбающимся котом.

– Что, сильно разодрала? – с брезгливой небрежностью спросила Милен. Она, конечно, помнила тот абсурдный инцидент в сортире, но надеялась, что память просто выдала желаемое за действительное.

– Ну, недели на две он точно выпал из обоймы соблазнителей Парижа. Не переживай, поработает пока руками, – осклабилась Бэт и поставила чашку на стол.

– Да, там есть над чем поработать, – задумчиво ответила Милен, вспомнив его тугой, перевитый венами ствол в своей руке. Она брезгливо сморщилась и сделала большой глоток кофе, словно пыталась запить им неприятные воспоминания, как горькое лекарство.

– Я просто не верю, что ты не воспользовалась его вниманием, – осуждающе покачала головой Бэт. – Когда у тебя в последний раз были серьезные отношения? Да о чем это я, когда у тебя в последний раз был секс? – она попыталась положить свою ладонь на руку подруги, но та отдернула ее и, порывисто поднявшись из-за стола, отошла к окну.

Конечно, Милен могла сказать, что секс у нее был прямо-таки вчера, но весь ужас от произошедшего между ней и Жано прошлой ночью приводил ее в какое-то болезненное, высасывающие последние силы отчаянье. Она не могла об этом не то чтобы говорить, она думать об этом несмела, изо всех сил надеясь, что это просто глюки на фоне приема того наркотического дерьма, которым так щедро ее вчера напоила Бэт.

– Я правда волнуюсь за тебя, – голос подруги стал на редкость серьёзным.

Милен понимала, что Бетти права. Но что она могла со всем этим поделать?

– У меня есть Поль, – она развернулась к Бэт лицом и присела на низкий подоконник. – У нас скоро свадьба, ты помнишь?

– Вот только не начинай снова про свадьбу, – Бетти смотрела подруге в глаза, в ожидании когда та перестанет ломать комедию. – Никто не спорит, что Поль замечательный парень, но я же о другом. Неужели я не понимаю, для чего вам обоим понадобился весь этот балаган со свадьбой?

Мила опустила глаза, рассматривая свои босые ноги.

– Я не хочу об этом говорить, – отрезала она, когда Бэт снова открыла рот с очередными доводами в пользу здоровых отношений.

– Я просто волнуюсь за тебя, вот и все.

Бетти встала из-за стола и, подойдя к окну, присела рядом с Милен.

– Я же вижу, с тобой творится что-то неладное. И не ври мне, что дело в скором открытии выставки или твоих отношениях с матерью. Ты знаешь, что можешь рассказать мне обо всем, – она смотрела на слепо уставившуюся перед собой Милу и ждала, когда она придет в себя. Давить было бессмысленно, Бэт слишком хорошо ее знала.

– Не обижайся, – виновато ответила Мила и наконец подняла глаза на подругу. – Я пока сама не понимаю, что происходит.

– Я так и знала, что дело тут не обошлось без какого-нибудь холодного брутального красавчика, – задумчиво улыбнулась Бэт.