Теорема любви

– Великолепно. Ещё?

– Доска! Мел! Тетрадь!

– До-остаточно! – остановил этот поток Витька. – С вами всё ясно. Перечисленные вами объекты действительно материальные и на данный момент времени неодушевлённые. Вы можете видеть, что они имеют плотность выше плотности воздуха, на них действует сила земного тяготения, вследствие этого они обладают весом, что не всегда удобно. Поэтому первая операция, которую мы можем осуществить в отношении этих объектов, это обнуление веса, или, в терминах ОТО, выпрямление пространства. Записывайте определение.

Витька, дошедший к этому моменту до стола, протянул руку, чтобы взять свой конспект. Но действовать левой рукой ему, правше, было всё-таки неудобно, и один лист, будучи объектом плотностью выше воздуха, плавно полетел на пол.

Витька уже собирался нагнуться, чтобы поднять его, как вдруг лист, едва коснувшись пола, так же плавно начал движение вверх. На уровне стола лист завис. Витька повернулся, и по его взгляду я понял, что к полёту листа он не имеет никакого отношения. Он уставился было на меня, но я развёл руками. Вспомнив уровень моей подготовки, Корнеев повёл взгляд дальше. Аспиранты перестали дышать.

– Кто это сделал? – тихо произнёс Корнеев.

Ответом ему было жужжание мухи на окне, мечтавшей вырваться из аудитории не меньше, чем аспиранты.

– Я повторяю мой вопрос, – повысил голос Корнеев. – Кто это сделал?

Муха отчаялась вырваться, и тишина стала поистине абсолютной. И вдруг тихий девичий голос сказал:

– Это я. Извините.

Теперь все взгляды устремились на первый ряд. Там встала девушка… Обычная такая девушка – среднего роста, с тёмно-русыми волосами, не то, чтобы худенькая, но уж точно не пышка. Красивая такая фигурка, крепкая, ладная… Мои созерцания прервал голос Корнеева.

– Лекция закончена. Все свободны. А вы – останьтесь.

Аспиранты, перешёптываясь, заторопились к дверям. Через минуту в лектории остались только Витька, девушка да я на самом последнем ряду. Витька мельком глянул на меня, но ничего не сказал.

Дверь закрылась, стихли голоса в коридоре. Девушка всё стояла, опустив голову. Витька молчал. Наконец он спросил:

– Как вас зовут?

– Смирнова Татьяна, – едва слышно пролепетала девушка.

– А отчество?

– Васильевна.

– Что заканчивали?

– Первый МОЛМИ[1 - 1-й Московский Ордена Ленина Медицинский институт, позже Первый Московский медицинский университет им.И.М.Сеченова], кафедра общей хирургии.

От изумления Витька выпал из своего амплуа гениального педагога.

– Вот это номер, – пробормотал он. – А что, в медицинском институте теперь учат выпрямлять пространство?

– Нет, – ответила Татьяна. – Я сама научилась.

– Са-ма? – ошарашенно произнёс Корнеев.

– Да. Я не знаю, как это произошло. Однажды в детстве попробовала – и получилось. Вот и всё. Извините, пожалуйста.

И она посмотрела на Витьку взглядом чище родниковой воды. Корнеев кое-как справился с изумлением.

– Да, в общем, ничего особенного, науке известны подобные случаи, – он сделал не очень успешную попытку усмехнуться. – Вы можете идти, Татьяна Васильевна.

Девушка обрадованно заспешила к двери. Уже открыв её, она обернулась.

– До свидания.

– До свидания, – ответил Витька. Я посмотрел на магистра и понял, что тот попал. И как вскоре выяснилось, не он один.

Слухи о талантливой самоучке мгновенно разнеслись по всему институту. Уже на следующей неделе директор вызвал к себе сначала Корнеева, потом пригласил Смирнову, а затем отослал Корнеева и долго беседовал с девушкой один на один.

Витька в пылу педагогического энтузиазма, а также (вернее – в первую очередь) преследуя сугубо личные цели, выдвинул идею о занятиях с одарённой девушкой по особой индивидуальной программе. Сам доцент Корнеев был готов вести эти занятия, причём в свободное от работы время и даже на общественных началах. Однако Невструев не оценил корнеевского энтузиазма и, конечно, разглядел его насквозь. Вердикт директора сразил Витьку наповал.

Ему позволили вести индивидуальные занятия с Татьяной Смирновой, но только по его специальности, то есть практической трансфигурации и универсальным превращениям. А вот занятия по теории и математическим основам магии и высшей магистики были поручены – о ужас! – кандидату метафизических наук Роману Петровичу Ойра-Ойре. А читать ускоренный курс халдейского, основы кабалистики и краткую историю магии, астрологии и алхимии было предложено – катастрофа! – Эдуарду Борисовичу Амперьяну.

Впрочем, сначала Витькины опасения казались совершенно напрасными. Роман, который только два месяца назад наконец развёлся со своей второй женой, был озлоблен на всех без исключения особ женского пола. Кроме того, он готовился приступить наконец к докторской диссертации, и педагогическая нагрузка его совсем не радовала. Амперьян хоть ни разу не состоял в браке, но аспирантками не интересовался. Он читал в аспирантуре курс ИМАА, и этой педагогической деятельности ему вполне хватало. Тем более, что Эдик занимался этим не столько по зову души, сколько по требованию кошелька. И если бы он не поставил себе цель – скопить денег на ремонт дома родителей, живших в деревне в Армении, – он бы вообще бросил это дело и целиком посвятил бы себя научным изысканиям.

Так что первые пару месяцев магистры охотно уступали Корнееву «право последнего урока», которое давало возможность провожать Татьяну от института до общежития. Но однажды этому пришёл конец.

Шёл ноябрь. Погода испортилась, уже несколько дней дул холодный ветер и сыпал мелкий колючий снег. Ночью меня разбудили странные звуки. Где-то рядом что-то отчётливо булькало. Я открыл глаза.

– Витька, ты чего?

– Шуп полит, – промычал Корнеев.

– Какой суп в три часа ночи? – разозлился я.

Витька с шумом выплюнул какую-то жидкость в кружку.

– Какой-какой! Мой. Болит, зараза. Хоть на стенку лезь.

Я сел на кровати.

– Так у тебя зуб болит. Так бы сразу и сказал.

– Я так и сказал, – огрызнулся Витька.

– Ты чем полощешь?

– Чем-чем, – проворчал Корнеев, – живой водой, ясно-понятно.

Живая вода была веществом редким и при этом спорным. В институте был живоводоперегонный куб, но свойства искусственной аква вивификантем[2 - Vivificantem aqua – животворная вода (лат.)] оставляли желать лучшего. Работы по повышению КПД живоводоперегонной установки были одними из основных в институте, но на каждый новый промилле вивификантности уходило всё больше средств и лет. Для экспериментов искусственная живая вода ещё годилась, но реально оживить, как в сказке, конечно, не могла. Чем сложнее был объект, тем слабее был эффект. И если половинки дождевых червей в живой воде иногда даже срастались, то на крыс заметного эффекта она уже не оказывала. И тем не менее сотрудники института то и дело умыкали бутылки с вивификантом для личных целей.

– И как? – спросил я.

– Хреново, – буркнул Витька. – Не помогает.

– Ты водкой попробуй, – посоветовал я.