Отныне и в Вечность. Червивое яблоко 3

Она шла по длинной анфиладе парадных залов Гнезда. Шла раскованно, четко, той самой походкой, которой в той жизни всегда несколько завидовала, когда замечала ее у других женщин, восхитительно уверенных в своей женской привлекательности. Рекс шагал рядом, о его руку она даже опиралась, с поразительной легкостью попав с ним, что называется, "в шаг"… ишь, натренировались, – сказала она себе, подумав на минутку о собственном (собственном!) теле, как о чем-то постороннем и принадлежащем вовсе не ей, а той, другой, и Малышу… да-да, именно ее Малышу! Она так называла его всегда, и была твердо намерена называть его так и впредь. Хотя… Она покосилась влево, где в огромной зеркальной стене аудиенц-залы отражалась вся процессия: и они с Рексом, и те, что еще стояли вдоль стен, встречая процессию аплодисментами, и те, что уже присоединились к ней и шли следом. Ладно, слово "Малыш" из уст этой отражавшейся в зеркале девчонки по отношению к здоровенному мужчине, и в самом деле, звучать будет несколько двусмысленно.

Рекс тоже чувствовал себя не в своей тарелке. Калерия, всегда бывшая сильной интуитивисткой, ощущала это очень остро. Она даже отчетливо видела, что он старается не смотреть в ее сторону. Она прекрасно понимала, что если бы он хотел, то с легкостью закрылся бы от нее, и то, что он этого не делает, было ей радостно и даже наполняло гордостью, при всей иррациональности этого чувства.

Приспосабливаться к своему новому телу комтессе даже и не пришлось. Все эти кудесники, крутившиеся вокруг нее на Райне: и Малыш, и Лиза, и Вальтер Сальм, еще какие-то бородатые и безбородые улыбчивые личности – бывшие сотрудники Корпуса, как она понимала – и, разумеется, это мохнатое не вполне опрятное чудо природы по имени Сережка Кулаков, совершили как раз настоящее чудо. Они расположили – другого слова и не подберешь – именно расположили ее фант в этом замечательном, да-да, замечательном, прекрасном, совершенном теле так быстро и так ловко, что она сама постоянно забывала о нем, занятая любым, самым незначительным делом, и замечала замену, только случайно увидев себя в зеркале. В оптическом зеркале. Голографическое изображение с естественностью воспринимать как свое отражение у нее до сих пор не получалось. Для этого ей требовались немалые усилия, даже сущее насилие над собою ей надо было совершить. Правда, одного – самого для нее главного – ей все-таки удалось добиться от своих спасителей-мучителей. Лицо клона было изменено настолько, что Сурия в нем теперь, разве что, лишь угадывалась. И то, если знать.

– Хорошо, – сказала она им тогда. – Я готова согласиться. Но при одном непременном условии. Новая я не должна быть похожа на Рексову… э-э… подругу, я имею в виду, не похожа хотя бы лицом.

– Ничего себе, условие! – все возмутились скопом, все орали и наскакивали на нее как грифоны, отгоняющие гамадрила от гнезда. Однако она была тверда и непреклонна.

– Я помню, как Вы говорили, что на нынешней стадии развития хороший интуитивист может с легкостью изменять человеческую внешность.

– Собственную! – орал Кулакофф. – И не всякий интуитивист, а лично Рекс.

– Вот и прекрасно. Пусть он в клона, проникнет… или как там это у вас называется, и изменит ему лицо.

– Да ты представляешь, – в свою очередь орал Рекс, – что у меня получится? Художник я хуже, чем плохой, никакой я художник. Я тебя изуродую! Я тебя изувечу!

– Ну и что? Мне не привыкать быть некрасивой. Переживу.

– Ни за что! – бушевал Рекс. – Ни за что я не буду уродовать это тело и это лицо. И никому этого не позволю. Тетушка заслуживает быть самой прекрасной женщиной на земле!

– Дурак! – в свою очередь орала Старая Дама. – Нехватало еще, чтобы ты начал нас путать, когда твоя… э-э… невеста, наконец, найдется. И о Бюллерах всем вам следует подумать, балбесы.

– Сурия мне никакая не невеста, – угрюмо сказал Рекс. – И я совсем не уверен, что, даже найдясь, она захочет меня видеть.

Как и всегда в нормальных житейских ситуациях, ставящих этих высоколобых ученых идиотов в тупик, выход нашла Лиза, которая, будучи женщиной, при всей своей высоколобости, как она сама говорила, "не утратила живой связи с реальной человеческой жизнью".

– Ну, мужики! – сказала она, с комическим ужасом хватаясь за голову. – До чего же вы все бестолковый, неприспособленный, и даже, можно сказать, никчемный народ! Где вы здесь видите проблему?.. В чем?..

В следующую минуту она уже трещала по инфор-коммуникатору.

– Стратег? Ты где находишься?.. Очень хорошо. Организуй, пожалуйста, доставку на Райну этого самого шизанутого рекламщика, как его… Юри, Юри, фамилию не помню, который тосты орал, когда мы брали… кхм-кхм… тогда, в ресторане. Не помнишь?.. Что значит, не помнишь? Попроси свою девицу, чтобы показала… Какую девицу? Ну, ты, парень, даешь. Которую зовут Дина, и с которой ты спишь… не отпирайся, зараза… у нее, кстати сказать, жених есть. Не стыдно тебе?.. Не стыдно. Понятно. Может, еще и героем себя чувствуешь?.. Не чувствуешь. И то хорошо. Так вот, завтра же этот Юри должен быть в моем личном распоряжении. Завтра не будет? А когда будет?.. Прямо сейчас?! За соседним столиком рядом с вами с Диной сидит? Прекрасно, давай его сюда.

Лиза убрала коммуникатор, и, глядя на остолбеневших мужиков победительно, заявила.

– Вот как это делается, недоумки несчастные! Сейчас Стратег с этой своей Диной приволокут сюда настоящего хорошего художника. И нечего хихикать, он всамделишный хороший художник, видели бы вы его знаменитую рекламу протеиновых чипсов. Ах, кое-кто, все-таки, видел, вот и прекрасно.

Вся эта компашка, соединенная между собой в единую, так сказать, творческую невообразимость, так славно поработала над клоном Сурии, что Калерия, лишь бегло на него взглянувши, согласилась на инсталляцию уже без малейших колебаний и с огромным облегчением. Ни для Рекса, ни для Бюллеров, ни для себя самой, в конце концов, она уже не могла быть ни живым укором, ни печальным напоминанием.

Когда все было уже позади, и речь зашла о возвращении на Азеру, решено было лететь всем вместе на конвертоплане, тем более что Азера – и поверхность, и Город в едином порыве какого-то сумасшедшего энтузиазма желала отпраздновать столь знаменательное событие.

Встречать их устремилась чуть ли не вся планета. Дороги к космодрому, космодром, дорога до Гнезда, и чуть ли не вся Долина Предков были забиты людьми. Система порталов, связавшая между собой Свободные Миры, позволила организовать трансляцию знаменательного события в режиме онлайн чуть ли не в галактических масштабах. Толпа ликовала, толпа бесновалась, толпа орала "ура! " и размахивала флагами. Самый факт обретения госпожой комтессой нового прекрасного тела был принят как данность, как банальность, как "а что тут особенного? Это же наши комты, это наши Азерские! Другие бы себе яхт космических полдюжины настрогали или накупили ювелирных драгоценных чудес, а они вон всем младенцам планеты контакторы вживляют за свой счет, так что – то ли еще будет, граждане, то ли еще будет! "

Наконец, процессия достигла центрального аудиенц-рума и расположилась в нем согласно древнему этикету: члены Государственного совета за центральным столом, во главе которого находились вице-король и его ближайшая родственница и соправительница Калерия Азерски… которую уже ни одному идиоту не пришло бы в голову называть Старой Дамой. Другие приглашенные, в число которых входили лица, занимающие на планете высшие выборные и вообще ключевые должности, высшие армейские чины, старшие представители знатнейших родов, представители, так называемой, "общественности", делегация Свободных Миров во главе с вездесущим Спиросом и – что оказалось совершенным потрясением для всех без исключения присутствующих – личный полномочный представитель Верховного Санатора Империи аж в ранге Советника от информации.

Госпожу комтессу долго, обстоятельно и очень-очень восторженно поздравляли с окончательным выздоровлением. Затем Черный Барон своим громовым голосом торжественно зачитал указ вице-короля о вступлении госпожи комтессы в единоличное управление всеми внутриазерскими делами, за собою из азерских дел вице-король оставил только внешнюю политику.

Этот указ венчал собою соглашение, достигнутое с большим шумом и криками, и являвшееся плодом с огромным трудом достигнутого компромисса: каждая заинтересованная сторона хотела переложить на другую сторону все бремя власти. Целиком и полностью.

– Это твоя планета, – в унисон кричали обе стороны, тыча друг в друга указующими перстами. – Ты в ней и командуй!

Правда, на этих словах унисон кончался, продолжение у спорщиков отличалось уже кардинально.

Бывшая Старая Дама кричала: "С меня хватит моих цветов! ", а его величество вице-король голосил, выпучив глаза: "Мне этой самой чертовой Империи хватит выше крыши!"

Окружающая публика в лице ближайших соратников со всей присущей им деликатностью (Кулакофф), хитростью и изворотливостью (Лиза), военной прямотой (Айно) и напористостью (старая Лайза, близнецы) старалась внушить своим жутко умным, но – увы и ах! – таким бестолковым сюзеренам, что работать им все равно предстоит вместе, и что никому из них от этого не отбояриться, как бы ни старались.

Но самое удивительное событие произошло после завершения церемонии, когда основные действующие лица уже предвкушали скорое впадение всею компанией в пресловутое "дольче фар ниенте" – блаженное бездельное дуракавалянье в переводе с одного из древнейших языков Земли. Господин Советник сэра Верховного Санатора Империи изволил испросить аудиенции у господина вице-короля и у госпожи комтессы для исключительно конфиденциального сообщения и столь же конфиденциальной беседы.

Тушите свет!

7

Большеглазая красавица разглядывала Люкса с таким видом, будто кроме их двоих в зале нет больше ни единого человека. Во всяком случае, скрывать, что рассматриваемое ее вполне удовлетворяет, она не собиралась. То есть, ее явно удовлетворяли не только кондиции внешности объекта рассмотрения, но и реакция его, объекта, на ее появление в зале. В облике красавицы отчетливо проявлялись надменная победительность и победительная горделивость. Рядом с не менее победительно-горделивым видом обосновалась еще одна особа женского пола настолько юная, что назвать это существо девушкой просто не поворачивался язык. Сходство между ними не оставляло сомнений в том, что они были родными сестрами.

Король Карл остановился у столика, который со всей возможной поспешностью сервировала мобилизованная отовсюду прислуга и, ни на кого не глядя, спросил:

– Где мой сын?

Все свитские дружно посмотрели на маркграфа, все еще торчавшего столб – столбом посреди зала.

Брандис пожал плечами.

– Принц сказал, что есть не хочет, ночевать в номерах не будет, и проследовал к конюшенному сеновалу.

Брандис, всем своим видом показывая, что намерен пошутить, широко улыбнулся.

– Может быть, его высочество успел уже перемигнуться с какой-нибудь симпатичной горняшкой?

Король раздраженно пожал плечами, вздохнул и, бормоча себе под нос что-то нечленораздельное, плюхнулся за стол спиной к остальному залу. Вокруг него с потерянным видом тотчас принялись суетиться слуги и придворные. Впрочем, на их суету король никакого внимания не обращал, и даже спина его выражала полное и совершенное отрицание всего происходящего. Не надо было быть большим знатоком придворных этикетов, чтобы понимать, что все в зале идет наперекосяк, совершенно поперек и против всяческих правил и даже приличий. Маркграфовы огромные уроды быстренько расположились таким образом, чтобы контролировать весь зал, но ни во что не вмешивались. Кухонные мужики с видом перепуганным и предельно обалделым тащили еду на королевский стол, в панике путая очередность блюд и вин.

Кувалда растерянно повернулся к Луи.

– Что тут происходит? Ничего не понимаю.

– Отчего же? Как раз это многое проясняет, – морщась, как от зубной боли, процедил Луи. – Дело обстоит, оказывается, много хуже, чем я себе представлял. Оказывается, на Карла Свенского тоже наехали. Не так жестко, как на меня, но это и понятно. У него дочери есть, причем, законные, не то, что у меня. Чтобы узурпировать власть над Свенландом, достаточно убрать прямого наследника и жениться на дочери, все выйдет вполне себе легитимненько. Нужно как можно скорее выяснить, что делается в Гегемонате. Если окажется, что и Гегемон под контролем, на суверенитете темнян над собственной планетой можно ставить крест. За узурпаторами стоят пришельцы, теперь это ясно.

– Думаете? – ахнул Нодь.

– Что тут думать? – досадливо морщился Луи. – На нашем континенте какое-то сопротивление могут оказать только три наших государства, остальные можно просто не брать в расчет. На Южном континенте…

Брандис все еще торчал посреди зала, и чувствовал он себя премерзко.

В поведении этих странных людей за столом была настораживающая неправильность. И дело было не только в их непоколебимой уверенности в себе – отнюдь не наигранной, это-то Брандис сразу сумел бы "просечь", уж как-нибудь! – Нет-нет, совсем не в этом. Компания была нетипичная, неправильная и даже, пожалуй, неправильней некуда. Его наметанный взгляд сразу же выделил среди них и аристократов, причем весьма высокого полета, и простолюдинов, державшихся со своими высокоблаголепными спутниками вполне себе на равных. В разговаривавшем с ним наглом верзиле за версту угадывался книжник, университетский студиозус, мало ли их Брандис проткнул на своем веку? Но самым-самым насквозь непонятным среди них был лидер. Жук это был тот еще. По всему видно. Каждое движение у него было точное, ловкое, изящное, стремительное – Брандис, сам прекрасный фехтовальщик, мог это оценить лучше, чем кто бы то ни было. В разговоры ни с кем не вступал, считал, как видно, и с маркграфами препираться ниже своего достоинства. Был и еще один симптомчик. Даже два. Во-первых, Карлуша, фактически уже экс-король, тут что-то такое бормотал насчет некоего инкогнито. А во-вторых, как же надо быть в себе уверенным, чтобы эдак пялиться на невесту Наместника? Не совсем же он дурак, в самом деле? Девка замуж идет не с большой радости: в заложниках вся семья и, прежде всего, братец, которому быть или трупом, или имперским биопом, чтобы ни сам, ни его наследники не путались под ногами. В девке – оно и понятно – фанаберия играет, потому что никаких тебе любвей и ухаживаний. Какая романтика?.. берут прилагаемым к королевству необходимым злом.

Однако положение самого Брандиса при таком раскладе становилось более чем двусмысленным. До сих пор оберегать Свену не приходилось. Все мужики, к которым она приближалась, пугались до икоты и старались немедленно смыться куда подальше. А теперь? Подляжет под этого красавца, как пить дать, и черт его, Фетмена, знает, как он на это отреагирует? Подстилка у него сейчас, конечно, по телесным кондициям высший сорт, неоднократно лично проверено, но против этой… тут не просто красота, тут порода! Ишь, как пялятся друг на друга.

Брандис подозвал к себе биопьего сержанта. Мужик был опытный, раньше служил в отряде красавицы капитан-биопши, и был, говорят, чуть ли не ее правой рукой.