Визави французского агента

– Значит так надо, он сильный!

– Ты его не любишь, – сказала Ольга, – ты так спокойна!

– Конечно, у меня же есть Валера!

– Так как насчет свободной страны? – продолжила Ольга.

– Так он же псих! – ответили мы с Бернаром хором и рассмеялись.

А после Нового года Валера получил письмо из Министерства Образования с предложением поработать в Монголии в качестве учителя труда. Мы пришли вместе на собеседование, и мне тут же было предложено поработать в монгольской школе учителем рисования и черчения. Это было удивительно, во-первых, даже Монголия была «заграницей» и только командировка давала право выехать из СССР, во-вторых, все, кто работал за границей, даже в странах социалистического лагеря, получали зарплату чеками, которые были дороже рубля в два, а то и в четыре раза. Поэтому просто так, прийти «с улицы» и предложить свои услуги, было невозможно, слишком много было желающих.

Дальше начался сбор документов, заполнение анкет, сочинение характеристик с места работы, мы, конечно, писали их сами, по установленному образцу, а директора школ только немного их правили. Все проходило на удивление гладко. Самой большой трудностью оказалось напечатать эти документы на печатной машинке без ошибок. Но тут уж сработали учительские связи, мама одной из учениц согласилась мне помочь. Даже собеседование в райкоме партии прошло легко. Там интересовались, что мы знаем о Народной республике Монголия, о руководителях партии и правительства СССР и Монголии.

Только не разрешили сыночка взять с собой, мало ли, будет болеть, а там некому с ним сидеть будет, мы же должны работать! Но бабушки с энтузиазмом согласились опекать внука.

К этому времени Бернар и Ольга уже уехали, а мы с Валерой только собирались в Улан-Батор, продолжая работать в своих школах. Руководил страной уже Михаил Сергеевич Горбачев. Начиналась эпоха гласности и перестройки.

В конце апреля в Чернобыле взорвался реактор. Сначала мы услышали об этом от радиостанции «Голос Америки», ее как раз тогда перестали глушить. И только через 44 часа, когда уже в Швеции был зафиксирован скачок радиации, было официально объявлено об аварии на атомной электростанции. А потом прошла Первомайская демонстрация в Киеве, и ее не отменили, «чтобы избежать паники». Советская система стала давать сбои.

Если бы раньше, еще только год назад взорвался реактор, то об этом знали бы только специалисты. И никто никого бы не эвакуировал. А здесь надо было показать всему миру, что у нас гласность и перестройка, с вытекающими последствиями, но получалось пока все страшно неуклюже. Множество людей было вывезено в «чистые» районы, но все их имущество осталось в Зоне.

И жилье им предоставили далеко не сразу и далеко не адекватное…

А что говорить о ликвидаторах? Об этом написано достаточно много, и будет еще больше… Тогда все обзавелись счетчиками Гейгера, на рынках боялись покупать продукты из Белоруссии…

Моя молодая свекровь очень переживала за Валеру, хотя мы держали в секрете наш отъезд до весны, она стала жаловаться на здоровье, ходила со мной по саду и рассказывала, где какие яблони:

– Запомни, мало ли что!

– Валентина Александровна, все будет хорошо! – я слушала ее невнимательно, и, конечно, запомнила далеко не все.

Мы основательно собирались – осенняя и зимняя одежда, обувь, посуда, даже старенький холодильник, который презентовала нам тетушка, а также методические пособия, инструменты, от дрели до молотка. Все это было погружено в багажный вагон в нескольких больших ящиках.

Мы сели в поезд и поехали через весь Советский союз в Народную республику Монголию.

Развлечения в Монголии

Из Китая Бернар и Ольга переехали в Монголию. Разместили их в центре Улан-Батора, в обычном пятиэтажном панельном доме, который построили советские рабочие для дружественной республики, и в котором жили советские специалисты. Это была двухкомнатная квартира, со всеми удобствами, с холодильником, телевизором, телефоном.

Бернар начал налаживать контакты, но здесь он столкнулся с неторопливостью и необязательностью партийных работников. Монголы предпочитали много обещать, рассуждать, но ничего не делать. Первое монгольское слово, которое он выучил, было «маргаш» – завтра, второе – «бакша» – начальник. Раз бакши ничего не хотели делать – делал он, подписывал бумаги, оформлял собственность, угощал и одаривал нужных людей. Из Москвы и из Улан-Удэ приехали еще помощники. Уже в июне Бернар закончил дела в Монголии и опять уехал в Пекин, Ольгу он не взял с собой – неизвестно, как там повернутся дела, он не забыл «успехи» Марселя.

Но его дела шли успешно, удалось подписать несколько «договоров о намерениях». Бернар отчитался, и вплотную занялся своим здоровьем, которое становилось все хуже.

В одной из пекинских клиник ему посоветовали поехать куда-то в провинцию, в монастырь, где успешно справлялись с этими проблемами, там была чудодейственная глина и опытные врачи, последователи Хи Лай Ли.

Бернар уехал, а потом позвонил оттуда жене и сказал, что лечение займет не менее трех месяцев.

Ольгу устроили работать методистом в Дом Советской Науки и Культуры, где у нее был почти свободный график работы. Зарплату она получала, и неплохую, в ее обязанности входило консультировать монгольских учителей по истории искусства. За все время ее пребывания там только один раз приходила молоденькая учительница за набором пластинок, а Ольги как раз не было на месте. Их выдала Алевтина Георгиевна, заведующая библиотекой. Это была незамужняя дама, лет за пятьдесят, которая провела на этой должности в Улан-Баторе почти десять лет, и всегда была секретным сотрудником. Она подружилась с Ольгой, опекала её, тем более её муж часто был в отъезде. Они вместе готовили литературные вечера, ходили в кино, выезжали с группами советских специалистов на природу. Это не были выезды с охотой и с ружьями, которые она так не любила, а обычные пикники. Природа действительно была нетронутой – множество почти ручных бурундуков, чистейший прозрачный воздух, Ольге удалось даже написать несколько этюдов. Ей очень нравилось в Улан-Баторе – простые люди… многие монголы, которых она встречала, говорили по-русски. Докладывать ей было практически нечего – за границу отправляли только «проверенных» людей. Единственное, что ее огорчало, это то, что с тех пор, как в ее новом паспорте появилась отметка о замужестве, Бернар ни разу к ней не прикоснулся. Сначала он тяжело болел, потом эти спонтанные приступы боли, теперь, в Монголии, он с головой ушел в работу, появляясь дома лишь для того, чтобы принять душ, переодеться и поесть что-нибудь «полезное», иногда исчезал на несколько дней, и она могла только волноваться за него. Он отделывался только дежурными поцелуями и дружескими объятиями. Чего только Ольга не делала, чтобы он, как прежде, любил ее, но все было напрасно. Вот он, любимый, рядом, но не хочет ее… А когда Бернар уехал в Пекин, Ольга затосковала, хотя он и звонил почти каждый день. Только Алевтина Георгиевна всегда находила ей какое-нибудь занятие, а тут подоспел праздник Надом.

На улицах появилось много всадников на коренастых некрупных лошадках, у подножия горы Богдо-Ула, рядом с аэропортом, вырос огромный лагерь, состоящий из юрт палаток и стоянок автомобилей.

«Наадам» дословно с монгольского – "три игрища мужей", Издавна в это время скот перегонялся на обильные летние пастбища, и скотоводы могли позволить себе передышку. Часто на таких состязаниях отбирались меткие стрелки и для военных дружин.

Алевтина Георгиевна вытащила Ольгу погулять, полюбоваться на наряды монголов, попить свежего кумыса; там продавалось множество национальных кушаний, войлочных ковриков, шапок… В этой праздничной суете Ольга потеряла свою подругу, подвыпившие монголы стали хватать ее за руки, приглашая купить дубленки ужасного качества… у нее начала кружиться голова от жары, шума, пыли, и вдруг сильные руки обняли ее, она ощутила крепкий свежий поцелуй в свои горячие и сухие губы. Это был Оливье, собственной персоной. Ольга испугалась, но вокруг был народ, а рядом с Оливье была рыженькая женщина в очках, которую он тут же представил:

– Ивонн, C'est mon ex– femme, Olga, а это Ивонн моя жена!

Он излучал какую-то неистовую радость, а его жена, маленькая, с короткой стрижкой холодно улыбнулась Ольге. Оливье тут же потащил их ко входу на стадион, где, размахивая пригласительными, провел их на места для почетных гостей, а сам пошел купить что-нибудь вкусненького.

Ольга рада была наконец-то где-то присесть, вытянуть натруженные ноги, а Ивонн, с интересом поглядывая на нее, спросила:

– Я слышала, что вы развелись, потому что так приказало КГБ?

Ольга растерялась, она очень хорошо понимала по-французски, но говорила довольно медленно.

– Не только поэтому…

– Я знаю, потому что Оливье тот еще садист! К счастью, в брачном контракте у нас записано, что сексом мы заниматься не будем!

– Как это? А зачем же замуж выходить? – удивилась Ольга.

Ивонн рассмеялась:

– Некоторые, правда, выходят замуж, чтобы рожать детишек, кормить мужа обедами, но для меня муж – это не домашнее животное, мы с ним просто объединили капиталы, а во всем кроме секса он очень мил! Кстати, ты, наверное, знаешь, что твои девочки носят его фамилию? А мне дети ни к чему… У меня много проектов, здесь, например, я организую охотничий клуб, Оливье согласился мне помочь. Сейчас идет незаметная замена руководителей Монголии, надо только знать, с кем обсуждать дела! Оливье знает!

Она так быстро говорила, что Ольга не могла вставить ни слова.

Эта встреча такая неожиданная… Вернулся Оливье с сахарной ватой гигантских размеров и, изображая неловкость, уронил одну на белые шорты Ивонн. Пытаясь снять тающую вату, он только размазал розовую массу на загорелые колени жены. Она вскочила, и, смеясь, нахлобучила остатки лакомства ему на голову.

– На сегодня с меня хватит дикой природы! Я уезжаю, а ты добирайся, как хочешь!

Оливье протянул ей ключи от машины, а сам сел поближе к Ольге. С этого мгновения она не замечала ни борцов на арене, ни лучников, она только прислушивалась к своему телу. Оно жило своей жизнью, обрывки мыслей путались в голове, сердце заколотилось, Ольга прижалась к Оливье, несколько кусочков сладкой ваты прилипли к его щеке, она начала их слизывать. Неожиданно бережно он помог ей встать, медленно вывел из стадиона, посадил в подъехавший троллейбус и привез к дому, где она жила. Ольга была в полуобморочном состоянии, не помнила, как открыла дверь, впустила Оливье, опустилась перед ним на колени… Сквозь сумеречное сознание она видела, как он включил радио, из которого доносилась монгольская тарабарщина и пронзительная музыка. Ее тело существовало отдельно от нее, ему было больно, но оно жаждало этой боли, краем сознания Ольга улавливала, что кричит, что висит почти вниз головой с дивана, что Оливье терзает ее, но тело… оно прижималось к мучителю, каждой клеточкой желая раствориться в этой боли и получить долгое острое наслаждение.

На рассвете она открыла глаза, приподнявшись на локте, увидела себя голой, раскинувшей ноги поверх одеяла. Это было все, что она могла сделать. Теперь непослушное тело не желало шевелиться, Ольга откинулась на подушку и медленно провалилась в сон. Второе пробуждение было более неприятным, ей хотелось в туалет, а ноги подгибались, добираться пришлось на коленях, потом по стеночке поднялась, и наконец, увидела себя в зеркале.

Да! Картина маслом! По всей шее огромные кровоподтеки, ухо распухло и слегка кровоточило… к счастью зеркало было небольшое. Вздыхая и причитая, Ольга забралась в ванну и включила душ. Она чуть не заснула опять под теплыми струями воды, но набравшись сил, вылезла, завернулась в махровую простыню и опять легла в постель. Только к вечеру ей удалось немного прийти в себя, было около пяти и она позвонила Алевтине Георгиевне.

– Куда ты пропала? Я тебе звонила, но ты не отвечала!

– Я была дома, но никакого звонка не слышала. И у меня новости.

И Ольга рассказала, что Оливье с супругой в Улан-Баторе. Ее похвалили, и предложили не терять их из виду.

– Конечно, сделаю все, что смогу! – заученно ответила Ольга, потом потащилась на кухню, соорудила несколько бутербродов с консервированным гусиным паштетом, заварила крепкого чаю и в первый раз в этот день поела…

А ночью опять пришел Оливье, как-то легко отпер дверь и лег с ней. Конечно, она не спала, выспавшись за целый день, она видела, как он прижался к ней, стал вдыхать запах ее волос, распаляясь с каждой секундой. А ее предательское тело молчало, теперь оно не хотело ничего, Ольга с ужасом ждала безумных «ласк».

Оливье был удивлен: