Визави французского агента

Большие перемены

Бернар подарил мне на свадьбу прекрасную книгу о материалах в живописи, естественно на французском языке и, облегченно вздохнув, сказал:

– Поздравляю! Теперь пусть твой избранник заботится о тебе!

Мне показалось, что он был огорчен, даже расстроен, но не понимала, почему… не могла же я всю жизнь провести в ожидании призрачной мечты… И его слова о заботе прозвучали как насмешка – Валера был на четвертом курсе института, его родители каждый месяц давали нам 40 рублей, плюс его стипендия, и я работала… и жил он у меня, в нашей с мамой двухкомнатной квартирке… Но главное, он меня любит!

Я и замуж-то вышла именно поэтому – три года Валера не оставлял меня заботами. У нас было даже свадебное путешествие «для бедных». Свадьба прошла в ресторане «Аист», а в час ночи мы уже ехали в купе поезда «Москва-Ленинград» с такой же как и мы парой. Утомленные событиями, мы дружно завалились спать, таким образом отложив «первую брачную ночь» на следующий день. Тем более, в гостиницу нас поселили только в 12 часов, хотя мы прибыли туда рано утром.

С замиранием сердца, я вошла в номер, то есть небольшую комнату с кроватью, – больше из мебели я ничего не заметила. Для девушки в двадцать семь лет первая близость с мужчиной – серьезное испытание. Но мои дружеские чувства, симпатия к Валере и его любовь помогли мне преодолеть все страхи. Надо сказать, что интимные отношения мне не понравились. Если бы Валера настоял, и они начались бы раньше свадьбы, я бы никогда замуж не вышла. А тут… Куда деваться? Я честно выполняла свой долг. Я думала о тех девушках, которые выходят замуж по расчету. Как же они, бедняжки, если ты не испытываешь к партнеру никаких чувств, то как, наверное, противно! На моих дружеских чувствах к Валере моя неудовлетворенность никак не отразилась. Нам всегда было о чем поговорить, мы вместе бродили по Эрмитажу, по Русскому музею. Он всегда был внимателен и тактичен к «дикарке», и, конечно тоже не обладал никаким опытом в интимной сфере. Мы учились вместе, не стесняясь рассказывать другу о своих ощущениях и постепенно мне открылся совершенно новый мир – мир чувственных удовольствий.

Как раз, к первому сентября мы вернулись в Москву. Я с головой ушла в школьную жизнь, а Валера стал готовить свой диплом.

Ольга сократила занятия рисованием до двух раз в месяц – она поступила в Ленинградский университет на заочное отделение, для чего время от времени ездила туда к тетке.

– Знаешь, мне даже не пришлось сдавать экзамены! Сережа все устроил, написал характеристику, ходатайство и вот, я на экономическом факультете, обещал помочь и в учебе!

– Ты прям так говоришь, будто Сережа все может!

– Ну, конечно, не совсем Сережа, это партия мне помогает! Буду учиться на экономиста!

Меня начинал раздражать ее фанатизм и вера в Коммунистическую партию. «Партия – наш рулевой!» Единственное, что меня с этим примиряло – это ее искренность и доброта. Причем эта ее искренность очень смахивала на глупость. Как-то рассказала, что приезжал Оливье, уже три раза. Жил у нее:

– Ведь он меня любит! Придумал себе здесь какие-то дела и приезжает!

После него я неделю хожу на полусогнутых, но Сережа сказал, что надо терпеть. Его приезд зачем-то нужен!

– Значит для этого ты и переехала в Москву? Чтобы Оливье приезжал сюда?

– Наверное, да. Но я не хочу об этом задумываться, я делаю, что мне говорят и приношу хоть небольшую пользу.

– А как же дочки?

– Но ты же знаешь, я детей не люблю! И потом, у них есть все необходимое, а я получу образование, научусь рисовать – у меня спокойная жизнь, что еще надо!

Больше всего Ольга ценила спокойную жизнь. В ее квартире всегда был идеальный порядок, множество цветов располагалось по подоконникам, у нее цвели даже кактусы.

А я не любила спокойную жизнь и продолжала по утрам ездить верхом, хотя была уже на третьем месяце. Но однажды, после того, как я закончила тренировку и отшагивала моего верного Фарна, одна довольно известная спортсменка выпустила в манеж «погулять» свою кобылу Ай-Люли. Манеж был пустынным в этот ранний час, только я на жеребце и кобыла… Фарн захрапел и стал прыгать и красоваться перед ней. Мне стало трудно его удерживать, я даже захотела, чтобы он покрыл эту кобылу. Чтобы она стала жерёбой, и чтобы этой спортсменке нельзя было бы выступать… но мое богатое воображение тут же услужливо нарисовало картинку, как кобыла отбивает по Фарну и попадает мне по коленке… я не стала экспериментировать и быстренько ретировалась, расценив происходящее как предупреждение – зря не рисковать.

На этом мой спорт и закончился.

Но в школе я продолжала работать, до самого декретного отпуска. К счастью, моим врачом-гинекологом в женской консультации оказался папа одной из моих учениц. Он направил меня на «сохранение» в больницу на месяц, да и срок родов написал на неделю раньше, подарив это время спокойной жизни.

Пришло время мне рожать, ровно через сорок недель… и, как бы ни так! Еще неделя проходит, потом еще – столько времени ходить с огромным животом! Литературы про беременность не было, и Бернар через Ольгу передал мне книгу на французском языке «Mon petit»[16 - «Мой малыш»], и я смогла узнать, что происходит с плодом каждую неделю. Очень интересно было переводить. Кончалась книга словами: «…вы почувствуете сначала маленькие, почти незаметные щипки, и начинайте посматривать на часы. Когда они немного усилятся, и между ними будет двадцать минут, отправляйтесь в больницу». Я целых полмесяца «прислушивалась» к себе, пока мой ребенок не решился, наконец, появиться на свет… Симпатичный мальчик, я была уверена, что будет именно мальчик. УЗИ делали тогда только при патологиях и, пока малыш не родился, никто не мог знать наверняка, будет это мальчик или девочка.

У роддома меня встретили моя мама и родители Валеры – а сам он в это время был уже в лагерях. Было обидно, как будто я мать-одиночка и у малыша нет отца.

А на самом деле, Валера окончил институт и должен был два месяца пробыть в военных лагерях, чтобы получить звание офицера. Я надеялась, что он сможет задержаться, чтобы увидеть нашего ребеночка. Сделали ему справку о болезни на неделю, но, увы, сын не торопился, и Валера был вынужден уехать.

Начались тяжелые будни! Кто-то не хотел спокойной жизни? Матушка Валеры очень помогла мне тогда, она стала бабушкой в сорок три года, приезжала почти каждый день, отправляла меня гулять с сыном, а сама готовила, стирала пеленки! А моя мама, будучи экономистом на заводе, предпочла зарабатывать, и появлялась дома только по вечерам, да в выходные. Эти первые два месяца без Валеры, были очень трудными для меня, я почти не спала, малыш был очень беспокойным, но в четыре месяца, как по мановению волшебной палочки Сашенька перестал плакать и только радовал нас.

Занятия живописью давно сошли на нет, Ольга сама иногда навещала меня, то принесет финское детское молочко «Тутели», то красивую соску, а в этот раз – мягкие байковые подгузнички на липучках и пачку памперсов. Это было настоящее бумажное чудо! Я одевала их на сынишку только когда ходила с ним ко врачу. Меня сразу окружали мамочки – это было просто волшебство! А вообще, мы все пользовались пеленками из хлопка, в день уходило не меньше 15 штук, они сразу стирались, просушивались и обязательно гладились. Канитель еще та!

Тем не менее, я понемножку стала ездить верхом. О спорте не могло быть и речи, я могла выбираться только один раз в неделю, на Центральный Московский Ипподром, где существовал прокат. Тогда, в 1983 году он подорожал с одного до двух рублей. Это было серьезное подорожание, и желающих поездить верхом стало меньше.

Самое свободное время было утро, часиков в восемь, на улице темно и холодно, а в манеже тепло, опилки, фыркающие лошадки… Красота!

Но, несмотря на подорожание, сильные группы в полном составе продолжали ходить и по утрам, и новичку было трудно туда записаться, оставалось одно – два места.

Тренер, который продавал разовые билеты, строго спросил:

– Сколько раз ездила?

И что я могла ответить?

– Много.

– Десять, двадцать, сто раз?

Ну и вопрос!

– Лет десять…

Он ухмыльнулся и дал мне Сугубую, лошадь очень крутого нрава, как я догадалась по шепоту и вздохам новичков.

Не хочу хвастаться, но у меня с ней не было проблем, она прекрасно слушалась, мы обе получили удовольствие от общения, а после занятия, я договорилась со старостой, что буду ходить по вторникам в эту группу.

А в следующий вторник у меня был уже другой конь – Хмель, очень красивый, милый, я просто в него влюбилась. Но каково же было мое удивление, когда на Сугубой я увидела Бернара. Я сначала не узнала его, он был в сером свитере и в армейских галифе… только прекрасная посадка выдавала европейскую школу (большинство наших спортсменов в той или иной степени сутулилось). После смены мы присели на трибунах.

Бернар, как волшебник, достал откуда-то термос, налил мне чаю в бумажный стаканчик, а себе в крышечку. Какое блаженство – после езды выпить крепкого, ароматного чаю!

– Надежда! Я тебя сразу не узнал! Ты стала такая… большая!

– Ты хочешь сказать, что я потолстела? (это была истинная правда, вместо 48 я теперь носила одежду 52 размера!)

– Если бы я хотел сказать, что ты толстая, я бы сказал – ты же знаешь! Ты теперь просто роскошная женщина!

– И это коник такой маленький!

– Ну, да, выродились лошади, и люди измельчали! Только ты расцвела! Я страшно рад тебя видеть! Вот тебе подарочек на день рождения, или на именины, ты уж прости, не мог вырваться раньше! – и с этими словами вручил мне флакончик «Diorissimo", даже я бы сказала флакон! В такой красивой коробочке, аромат жасмина и ландыша, просто мечта любой советской женщины!

– Это ничего, очень кстати! Именины были всего две недели назад, подарок просто потрясающий, спасибо большое!

– О! У меня много подарков! Приготовься их получать! Видишь припудренный фингал под глазом?

– Да, действительно! И мне будет позволено спросить, откуда это украшение?

– Можешь не спрашивать, я сам расскажу! Это жесткий кулачок Марселя! Мы виделись!