До этого Ти-Цэ с успехом имитировал звуки птиц и голоса животных, хорошо говорил на других языках и копировал самые специфические акценты, но никогда не пробовал воспроизводить голоса себе подобных. Ти-Цэ и сам испугался низкого знакомого баса, который вырвался из его горла и эхом отозвался в рации Си-Тэ. Неидеальный, но за скрипом помех очень даже эффектный.
Ти-Цэ заорал в рацию не столько для того, чтобы напугать собрата, сколько для того, чтобы перекричать дрожь в собственном голосе:
– «Ты рехнулся? Кто разрешил тебе с ножами и копьями на своего кидаться? Плевать я хотел, пустил ты ему кровь или нет, но, если порвал мешок, будь готов к тому, что заплату для него я сделаю из куска шкуры с твоей жопы».
Ти-Цэ услышал какой-то скрежет: наверное, ему худо-бедно, но передавались оправдания лепечущего Си-Тэ.
– «А ну быстро вернулся к заданию, и хватит топтаться на месте! Или… ты встретил товарища, и вы договариваетесь работать сообща за моей спиной? Что это вы затеяли, скоты нерезаные, а?!»
Ти-Цэ тут же перекричал товарища, который пытался объяснить Наставнику, как обстояли дела на самом деле. Добавил для верности еще пару особенно крепких ругательств учителя и приказал ему улепетывать прочь.
– Да, Наставник! – крикнул йакит и рванул обратно к своему иритту, которого он оставил подальше от места, где обнаружил товарища.
С минуту Ти-Цэ не шевелился. Он слушал, как Си-Тэ, ломая собой ветки, пересекает джунгли. Как он вскакивает на своего иритта и пускает в галоп. Как удирает зверь, словно за ним хвостом тянулась погоня. И только после того, как воцарилась полная тишина, вжавшийся в дерево Ти-Цэ нашел в себе силы убрать ото рта рацию. Глубокий выдох облегчения сам собой сложился в очередное ругательство, от количества которых и так уже чесался язык.
Ти-Цэ возвращал каналы связи на место почти вслепую, потому что в глазах у него было все еще темно. Попытался вновь настроиться на общую связь, чтобы не пропустить в случае чего сообщения Наставника, но все было тихо. Даже слишком.
Похоже, где-то Ти-Цэ напортачил и повредил рацию вовсе. Теперь с ним не мог связаться никто, и сигнал с радаров Наставника наверняка пропал тоже. Возможно, учитель уже это заметил и теперь пытался до него докричаться. Шерсть на загривке встала дыбом: впереди его ждал серьезный выговор.
Сказать по правде, Ти-Цэ не мог теперь решить, что будет страшнее: остаться без разящей чаши на обряде инициации или попасть сейчас прямиком к Наставнику с поломанной рацией в руках.
Шансов выжить в том и в другом случае было мало.
27
Ти-Цэ добрался до цели за час с небольшим до завершения задания.
После случившегося в кровь Ти-Цэ словно бросили шипучую таблетку адреналина, и почти весь оставшийся путь йакит преодолел на своих двоих. Иритт был не прочь пробежаться за обезумевшим наездником. Несся Ти-Цэ с такой скоростью, будто кто-то дал ему для разгона хорошего пинка.
В очередной раз Ти-Цэ остановился, чтобы отметить на карте маршрут, когда на глаза ему попался еще один собрат. Однако Юн-Ан лишь вскользь глянул на Ти-Цэ и промчался мимо. Он и сам уже напал на четкий след и не желал тратить время на его карту, за что последний был ему сердечно благодарен. И в тот же момент он понял, насколько глупо выглядел со стороны, бегущий бок о бок с ириттом, а не на нем.
С иритта он слез, когда уже почти добрался до цели, и последние шаги до победы и приза проделал медленно, тяжело переводя дыхание и едва переставляя ноги. Радость при виде щитов, аккуратно сложенных в центре выжженной поляны, к которой он вышел, почти его не тронула. Он не мог не думать об ожидающей его расправе. А возможно, его успех и вовсе признают недействительным: сказано же было не пытаться связаться друг с другом.
А он не просто связался. Это был откровенно грязный прием, чтобы избежать стычки. Ни понимания, ни милости от Наставника ждать не приходилось.
Ти-Цэ не ответил ни на один обращенный к нему взгляд. Он подвел иритта к остальным зверям, заткнул жабры грязью и угрюмо уселся чуть поодаль от успешно выполнивших задание учеников. Не хватало пока всего троих, но и у тех еще было время, чтобы присоединиться к ним.
Ти-Цэ не мог отказать себе в мучении и покосился на Ку-Ро. Важный и гордый вид красноречиво говорил о том, что он добрался до разящих чаш первым, либо одним из первых. Ку-Ро стоял чуть поодаль от остальных, чем ясно давал понять, что не желает точить лясы с кем-то из товарищей.
Щиты никто не брал. Наверное, Наставник уже дал им команду, чтобы сперва дождались его. Ти-Цэ оставалось только подражать поведению других: его рация по-прежнему хранила молчание.
Спина и плечи Ти-Цэ зудели от пристальных взглядов, но он тоже не был готов вступать с кем-либо в разговоры. Он сделал вид, что перепроверяет свою карту, но его хмурый взгляд до дыр стирал одну точку. Ти-Цэ сильно сомневался, что теперь карта ему вообще пригодится.
Ти-Цэ тяжело размышлял, и даже не поднял глаз, когда за несколько минут до конца испытания один за другим к победителям присоединились и все остальные за своей порцией лавров и почестей, в том числе и Си-Тэ. Но вынырнуть из своих мрачных мыслей ему все же пришлось: из джунглей верхом на иритте показался и Наставник.
Ку-Ро уже приклонил колено и надменно косился на менее внимательных сородичей, которые только сорвались со своих мест учителю навстречу. В числе последних присоединился к приветствию Наставника Ти-Цэ. От волнения ему едва удавалось сохранять неподвижность. Он видел, как Наставник ходит взад-вперед, и чувствовал себя так, будто вновь выпил приготовленное им снадобье много лет назад. Того и гляди, вывернет наизнанку.
…И даже несмотря на то, что лицо Наставника было почти таким же довольным, как в тот день, когда он узнал, что успевает принять участие в сезоне спаривания, Ти-Цэ не сомневался: когда глаза учителя выцепят его, начнется публичная расправа.
Наставник встал перед шеренгой учеников, оглядел приклоненные головы и живо кивнул им. Ученики встали на ноги; как на казнь следом за ними выпрямился Ти-Цэ. Они сложили руки за спинами в ожидании его слов.
– Сдайте ваши походные мешки с картами и оборудованием, – сказал он.
Ученики стащили с плеч мешки и по очереди подошли к Наставнику. Ти-Цэ отдал свой не глядя и тут же отвернулся, втянув голову в плечи, как нашкодивший мальчишка.
Наставник уселся прямо на землю, скрестил ноги и пододвинул к себе первый мешок. Проверил все вещи на целостность, быстро проглядел карту, удовлетворенно кивнул и приступил к следующему.
Работа двигалась быстро. Ти-Цэ очень старался не смотреть в сторону Наставника, но все же не мог противиться мазохистскому желанию видеть, как в глазах Наставника вспыхнет искра, которая распалит кострище предстоящей ему трепки.
Наконец, Наставник схватился за лямку его мешка. Сердце Ти-Цэ пропустило удар: в первую очередь он схватил рацию и тут же ее разобрал, чего с другими рациями не делал ни разу.
Какое-то время учитель рассматривал искаженную начинку устройства, а когда Ти-Цэ показалось, что его взгляд вот-вот метнется к нему, резко отвернулся.
Но Наставник так его и не позвал. Более того, когда Ти-Цэ осмелился обернуться, он уже был занят проверкой оборудования и карты другого ученика. Ти-Цэ тупо моргнул. Он никак не мог понять, почему до сих пор стоит в ряду его подопечных как свой.
Наставник встал. Ученики вновь выстроились в линейку. Учитель улыбнулся от уха до уха и обвел их гордым взглядом.
– Поздравляю вас с успешным выполнением задания, – сказал Наставник. – Эти сутки выдались для вас не простыми, и вы заслуживаете того, чтобы хорошо выспаться. Это я вам организую. Но сначала – да, объект нашего повышенного внимания. Ваши законные призы…
– Для каждого? – вырвалось у Ти-Цэ, и все взгляды устремились на него. – Для каждого, Наставник? – Он неуклюже вскинул руку.
Если бы не приподнятое настроение, учитель наверняка здорово бы выругал его за то, что подал голос без разрешения. Но Наставник ограничился кивком, и Ти-Цэ даже показалось – немыслимо! – что он едва сдерживает смех.
– Для каждого. Есть возражения?
– Н-но я…
– Ах да. У меня пропал твой сигнал в связи с поломкой рации. И поэтому ты не мог выйти на связь, – его глаза блеснули, – а иначе был бы вынужден как остальные слушать мой гогот добрых несколько минут.
Ти-Цэ вытаращил глаза, жар охватил все его тело. И только сейчас он заметил странную оценку в глазах товарищей. Оценку, которая появлялась во взгляде того, кто не ожидал от товарища розыгрыша, тем более, что тот был не к месту.
– Я прошел? Не понимаю, вы не…
– Будь я проклят, если это не было гениально, – расхохотался Наставник. – Но одну оплошность ты все же допустил: вместо того, чтобы выйти с нападающим на приватную связь, ты вышел на общую. Так что в какой-то момент хвосты едва не загадили все разом. Знал бы, что это так весело, орал бы на вас, бестолочей, еще чаще.
– Но разве… – У Ти-Цэ перехватило дыхание. – Разве я не нарушил правила?
– Уже забыл, что имэн нападать по правилам тоже не будут, а? – Он усмехнулся. – Подбери челюсть, ты меня услышал. К слову, знаешь, о чем не забыл я? Обещал тут одному оболтусу добавить ударов кнутом, чтобы недостаток внимательности и переизбыток наивности скорректировать.
Теперь смеялись ученики. Ти-Цэ неуверенно улыбнулся. Вряд ли он шутил, но десять ударов кнутом казались ему сейчас наказанием куда более гуманным, чем он того заслуживал.
Наставник посерьезнел. Он усмирил подопечных взглядом и повел рукой в сторону разящих чаш.
– Я горд, что среди моих учеников уже который поток подряд не нашлось ни одного йакита, кто провалил бы это задание. Но не расслабляйтесь. Вы сделали уверенный шаг к тому, чтобы стать мужчинами, но главное испытание еще впереди. Я попрошу каждого из вас взять по щиту, выкованному мною лично двадцать два года назад с мыслями о благословлении ваших жизней. Вы их заслужили. И вскоре они послужат сырьем для вашего собственного оружия.
Как во сне Ти-Цэ поднял с земли свою разящую чашу. Когда он был ребенком и взирал на щиты в северной башне, не мог даже представить, как близок день, когда рукоять одного из них придется ему впору.
Ти-Цэ провел языком меж пересохших губ и надел щит на левую руку. Детский восторг вновь ожил в его сердце: он взвесил тяжесть настоящего оружия.