Два океана. Две глубокие до пустынной, потерянной синевы печали. Одной ли печали? Любопытства. Потревоженная ресницами случайная капля выплыла из транса камланий прямо на снег мраморной кожи, подернутой тенью волос.
– God dag, – с усилием вымолвил Хальпарен, на нервах вернув-таки дань подбитому москиту-патриоту. Впрочем, тут же спохватился, собирая те крохи выдержки, что еще не улетели в бессрочный отпуск. А чего я? Сказать про Смотровую? А.
Глупый разговор, и вот они в коридоре. Молча шли под суетливый лепет несуществующих птиц – идея, пришедшая по молодости и до тошноты опостылевшая к нынешним дням, а также Купальский подарок Братству в качестве благодарности за прием под кров. Впрочем, может, Константин что и спрашивал. Он не слышал.
Подумаешь позже. Сейчас нет времени.
***
В Смотровой был только Елисей.
– Прибыл, – отчитался Константин. – Куда ехать?
– Никуда уж. Стой над картой и следи по этим, как их – он махнул на мониторы. – Сможешь же что поглядеть, вызнать?
– По энергетической отдаче можно вычислить примерный узел, от силы которого накладывалось проклятие. Проще говоря, обратка практику пойдет – найдем его. Так же? – неуверенный взгляд на Хальпарена. Тот же свой отвел.
– Решили уничтожать?
– Ты их, никак, жалеть собрался? – Елисей с сочувственной усмешечкой глянул на него поверх очков.
– Там двенадцать вэкстов, – спокойно, точно просто констатируя известные факты, сказал он. – Двенадцать человек будут уничтожены просто потому что попались под влияние проклятия, а наши даже не потрудились никого лечить. Даже не собирались. Я правильно понимаю, магистр?
Тот развел руками.
– Бери себе, коль желаешь. С Орденом покумекай и бери. Пусть по Нави бегают, по Дремучей. А я уж извольте, рук за свои годы довольно намарал, чтоб на каждую муху врачей высылать. Иль, думаешь…
– Не думаю. Благодарю за откровенность, магистр. Константин.
Хальпарен кивнул обоим и вышел вон.
День с каждой его минутой словно бы подгнивал, становясь все менее приятным. Магнитные бури какие что ли? Отчитывать Елисея – надо додуматься, раньше бы он и слова ему не сказал. И что такого? Смерти не видел? Знакомился ведь и с чужой, и едва ли не со своей. Нервы это все. Колено еще всю неделю болит. Неудивительно, что вымучен. Надо бы уже отваров выпить да успокоиться, а то, как мальчонку на качелях носит.
Снова остановка. Около кабинета кто-то был. Аромат вереска, так уютного до ностальгии по детству, сейчас вновь нагнал в руки неконтролируемую дрожь.
– Что Вы тут делаете, фрекен?
Та вздрогнула и обернулась, прижав к груди маленькую пачку салфеток. Из темноты послышался шустрый от испуга, но сбивчиво-неуклюжий топоток на четыре конечности. Выскочка. Словят. Сейчас много кто на местах. Не в первый раз. Хальпарен обернулся к двери, незаметно оцарапав ладонь краем ключа, чтобы снять судорогу. И когда тут наконец отремонтируют освещение?
Бледное личико почти светилось в темноте. Девушка неловко наблюдала за ним из-под кружева черных кудрей.
Глядит так. С любопытством. Неужели не боится?
– А надо? – спросила она. Кончик вздернутого носа припудрился румянцем.
Улыбается, вы подумайте. Вещи-вещи. Вот они подготовишки. Сначала-то ответственности, что у Сизифа, а как подрастут, так лови их по лесам и кабакам. Или как их. Клубам. Лишь бы похвалиться, что аспида обнулил, а когда на листах работа – ищи-свищи. Мы такими были разве? Да были, конечно. Но как-то получше были. Иди, кто тебя держит-то? У самого дел.
Закрыв дверь, он еще долго прислушивался к тихим шагам за стеной, пока эхо не утонуло в бездне расстояния.
Елисей прав. Нужно в Мольвактен. Срочно. Нужно понять. Понять вдали от вопроса.
Потер веки, выгоняя из глаз иллюзорную синеву.
Кто ты такая? Кто ты, и почему я так боюсь тебя?
Или не боюсь? Или не тебя?
Опустил пальцы к губам. Вспомнил. Бред.
***
9:15. Линии и цифры, поминутно сменяясь, пачкали экран. Константин потянулся за второй сигаретой. Ничего интересного.
9: 16. Стук. Катя, обнимая коробку с камнями для рунных заготовок, толкнула дверь спиной.
– Елис… – кисло начала она, но тут же осеклась и воскликнула: -Константин Сергеевич! А почему Вы не с Ромой? Или вы не пошли еще? А можно я с вами пойду? Можно? Мне Анна Васильевна не разрешила, сказала там дрянь.
– Куда пошли? – не понял тот.
– Так это, – говоря, Катя смахнула вещи на столе куда-то в сторону, оставила коробку, и, убирая волосы за ухо, подскочила к карте, с выражением эксперта вглядываясь в линии. – К волкам этим. Ромыч сказал, что вы пойдете их разбирать. Он уже поехал, вроде. Я его на входе словила, так сказал. Хотела пойти, думала Ан-Васильна тоже захочет, а она, как всегда. Можно я с вами?
– Рома к волколакам поехал?
– Ну типа.
В университете объясняли, что материться при детях непедагогично. Но и цензурных выражений Константин не придумал. Закусил язык. Зажал опцию отслеживания узлов уз, ввел имя. Синяя точка засветилась ровно на станции метро «Пушкiнская».
9:17. Проглотив потоки ругани, он обнажил запястье и, не спуская глаз со старых отцовских часов, на выдохе отпустил внутренний зажим нити. Со стороны это выглядело обычным расслаблением во время какой-нибудь медитации, разве что во время духовных практик вам редко сверлит затылок. Но вот для него мир разделился надвое. Цифры на часах слились в странное время: двадцать девять, отзеркаленная шестерка, три. Ничего не разобрать, пока не отойдешь.
Катя соображала быстро.
– Хотите, напишу ему? Хотя у него мэ-бэ уведомления того, как всегда.
9:17. Ничего не ответив, он вышел прочь.
23:23. Он остался. Катя растеряно посмотрела ему вслед.
9:17. Вылетела в коридор.
– Катерина, домой! – бросил он.
23:23. Линии пока оставались в покое, изредка смещаясь в районе кинотеатра. Дверь захлопнулась – повезло, никто и не заметит.
– Катерина идет с Вами, – отбила та, даже не глянув в его сторону. Столб исходящих сообщений на экране рос как пена в бутылке с газировкой, куда только что бросили шипучую конфету.
– Катерина!
– Вы мне не мастер! – вскинулась она, рукой цепляясь за угол, чтобы не улететь на повороте.