Моя Ойкумена

– Ну пошли ко мне – я тебе свой кипарис покажу и зуб от кашалота.

В его комнате на подоконнике стоял кипарис в горшочке, такой же длинный, как Колян. Кипарису не хватало места, и его макушка уже изгибалась вдоль потолка. Колян был асом в биологии, и все свое свободное время что-то расчленял, препарировал и рассматривал под микроскопом. Он мог определить любое растение по листьям и цветам и установить, какому из животных принадлежат какашки. Из него должен бы получиться хороший следопыт. А другом он и так уже был хорошим. Если сравнивать с мушкетерами, то Колян был точно Атосом – такой же благородный и аристократичный, как граф де ля Фер.

Бобрюша был педантом, очкариком и любил делать своими руками всякие замысловатые штуки – от модели подводной лодки до солнечных часов. Его любимыми журналами были «Техника – молодежи» и «Химия и жизнь». Дома у него в одной из комнат была то ли мастерская, то ли лаборатория – такому только позавидовать можно. У меня дома сестра музыкой занималась, и постоянно хотелось сбежать куда-нибудь от этого, а у Бобрюши в мастерской заперся – и пили себе магний для бомбочки, пока родители с работы не вернутся. Тогда нужно все быстренько убрать и идти с ними на кухню чай пить, про школу рассказывать, чтоб они не начали первыми интересоваться, чем мы весь день тут занимались. А вообще, если человек носит очки, то к нему сразу больше доверия у людей. Ты можешь прочитать в десять раз больше книжек, но в коллективе очкарики все равно будут слыть интеллектуалами по сравнению с тобой. Нет, я не хочу сравнивать наши способности, просто говорю о том, что встречают не только по одежке, но и по очкам.

Остался Букин. Он был добродушным и очень упрямым. В младших классах он был таким мягким пончиком, пухленьким ребенком, занимался музыкой, а потом вдруг одним прекрасным летом вымахал почти под два метра, раздался в плечах и превратился в богатыря, которому как будто еще жмет его старая шкура, как ботинки, из которых вырос. Уже одно это внушало уважение. Наверное, он пошел в одного из наших предков-варягов: высок, силен, светловолос, голубоглаз – ну настоящий викинг. На нем можно было переносить тяжести – он сдох бы, но донес. Поскольку силищи в нем было немерено, нас это немного задевало, и мы постоянно пытались над ним подтрунивать, но он все прощал нам со снисходительностью сильнейшего. Кстати, на роль Портоса он подходил идеально.

В общем, команда у нас подобралась замечательная, каждый был на своем месте.

В школу я чуть-чуть опоздал, и поэтому пришлось пустить записку для друзей: «Полкило тротила!»

Друзья заерзали. На перемене сразу же окружили:

– Где взял?

– Вчера первоклашки в музей мину приперли.

– Когда будем взрывать?

– Сегодня! Предлагаю в овраге на пруду!

– Точно! Сделаем плотик, привяжем и пустим на воду!

– А где детонатор возьмем?

– Можно охотничий патрон использовать. Я могу стащить, у нас все это спокойно в шкафу лежит.

– А как патрон подорвем?

– Можно поджечь шнур – его просто изготовить из пустого стержня от авторучки, если набить спичечными головками…

– А можно сделать взрывательную машинку: расколоть стекло на маленькой лампочке, а вольфрамовый волосок опустить в порох патрона, два провода от лампочки замкнуть на квадратную батарейку или «крону», волосок накалится и подожжет порох…

– Бобрюша, ты вечно все усложняешь! Давайте шнурком подожжем!

– Тогда так: Бобрюша готовит 2–3 бикфордовых шнура. Надо взять ножи, изоленту, спички. Собираемся в овраге после уроков в 15:00. А теперь – сверим часы!

…В 15:00 все были в овраге. Мы засунули в патрон шнур из стержня шариковой ручки, примотав его плотно изолентой. Этот детонатор приделали к тротиловой шашке, а все это сооружение – к деревянной дощечке. Шнуры получились на славу – к концам были примотаны спички, и нужно было лишь чиркнуть по ним коробком, чтобы огонь быстро побежал по стержню.

Первая наша бомба бездарно затонула, потушив разгоревшийся шнур – то ли дощечка была мала, то ли мы со страху слишком сильно ее толкнули на воду. Оставалась вторая. Сделав выводы из первого опыта, мы аккуратно опустили бомбу на водную поверхность, подожгли, стремглав бросились на землю за кочку, ожидая увидеть взметнувшийся в небо столб воды. Через пару мгновений мы услышали: «Пук!» – это взорвался патрон-детонатор.

Мы с опаской высунули свои разочарованные лица и смотрели на плавающую дощечку, на которой не осталось ни кусочка тротила: шашка рассыпалась на части, и все драгоценные кусочки утонули.

– А я зна-а-а-аю, почему так произошло! – протянул Бобрюша.

– Ну, и почему?

– Тротил взрывается только в закрытом пространстве, а так его только разнесло в стороны. Вот если бы он был в банке…

– А почему ты сейчас такой умный? Че до этого молчал?

– Так не подумал. А сейчас понимаю… Но не расстраивайтесь. Давайте я тогда из химкабинета, из лаборатории, кусок натрия сопру – вот рванет так рванет!

– Ну давай! Договорились! С тебя натрий!

Бобрюша не обманул: на следующий день, пока мы отвлекали химичку, он дерзко пробрался в лабораторию и быстро стянул с полочки заветную склянку. Мы побежали в овраг. Такого эффекта мы, если честно, не ожидали: вот жахнуло так жахнуло! Случайных прохожих около пруда как будто взрывной волной снесло – к нашему восторгу, все они в ужасе разбежались в разные стороны.

Уроки литературы

С училкой по литературе у Коляна были принципиальные идеологические разногласия. Началась эта история давно, еще в прошлом году, с темы урока «Интернационализм в творчестве Пушкина». Все одноклассники по очереди рассказывали одно и то же: что Пушкин был полунегр-полурусский, что знал и русский, и французский языки и что его стихи переведены на все языки мира.

Колян копнул глубже, и, когда дошла очередь до него, он обратился к первоисточнику – к тексту пушкинских сказок:

– Пушкин по натуре был интернационалистом и с любовью писал о разных народах. В его знаменитой «Сказке о мертвой царевне и о семи богатырях» он так описывает ежедневные развлечения русских богатырей-интернационалистов:

Перед утренней зарею
Братья дружною толпою
Выезжают погулять,
Серых уток пострелять,
Руку правую потешить,
Сорочина в поле спешить,
Иль башку с широких плеч
У татарина отсечь,
Или вытравить из леса
Пятигорского черкеса.

– Ты к чему это клонишь, Николай? – почуяла подвох училка, но поздно…

– К тому, что черкесы, татары и прочие народы нашей любимой Родины…

– Садись на место! Два тебе за предмет!

– За что?

– Знаешь за что!

– Вот не знаю! Несправедливо!

– Будешь пререкаться – родителей вызову.

– Они у меня Пушкина еще лучше знают…

– Молчать!!!

Когда ты умнее, диалог с учителем не получается – это закон школы.

Потом через несколько уроков была тема любовной лирики Пушкина, и Колян опять фундаментально подготовился: где-то раскопал полное собрание сочинений великого поэта и в качестве примера попытался зачитать отрывки из «Сказки о царе Никите и сорока его дочерях», а также наизусть декламировал «Гаврилиаду». Наша училка не могла найти убедительных аргументов и была вынуждена просто выгнать Коляна из класса.

– А что, это ж не я! Это ж великий поэт так сказал!.. – затихал в коридоре голос Коляна, убегающего от гнева училки.