Моя Ойкумена

– Леночка не хочет мороженого и никуда, наверное, не пойдет!

При этих словах мы радостно побежали к заветному перекрестку, оставив Леночку наедине со своим горем.

Очередь уже была немаленькая, народ волновался – а всем ли хватит. Каждый по очереди протягивал 20 копеек, и толстая румяная продавщица не спеша накладывала ему большой ложкой в вафельный стаканчик заветную белую массу. Затем ставила на весы, убирала излишки и угрюмо совала стаканчик в руки покупателю. Некоторые могли позволить себе больше – давали 30 копеек со словами: «Мне – 150!» И продавщица накладывала «с горкой» 150 граммов вместо ста. На таких людей очередь смотрела с уважением и завистью. Задние в очереди волновались и постоянно спрашивали у передних: «Посмотрите, на сколько там еще хватит?» И тут подошла наша очередь. Мы с Олежиком подготовились заранее – поставили на прилавок молочный бидон, шлепнули трехрублевой купюрой и внятно произнесли: «Нам – на все!» Продавщица бровью не повела и начала скрести остатки со дна. Мы поняли, что назревает катастрофа. Следующие за нами беспокойно начали переваливаться с ноги на ногу, как пингвины в зоопарке. Послышались реплики:

– Че, я не понял, там все заканчивается, что ли?

– А эти два прыща все мороженое забрали?

– Мы тут час на жаре зря, что ли, паримся?

Все еще с виду сохраняя спокойствие, мы с достоинством закрыли крышку бидона, развернулись, направились в сторону дома и, только услышав в ответ на крики толпы ругань продавщицы: «Чего непонятно??? Совсем нет! Совсем! Можете языком флягу облизать!» – мы на всякий случай припустили вперед. Я сказал Олежику:

– Бежим через дворы!

Я еще не успел рассказать вам, что у нас были разработаны несколько маршрутов прохода через дворы к дому. Мы делали это с друзьями на случай ядерной войны. Если вдруг на нас нападут американцы, то мы должны быстро уйти из дома в безопасное место. В моей тетради был нарисован план района и обозначены маршруты отступления. Все соседние дворы мы знали досконально – где нужно доску от забора отодвинуть, где на крышу сарая по лестнице забраться, где пролезть через помойку.

Наше беспокойство было не напрасным – за нами быстрым шагом отправились два больших мальчика, но мы быстро затерялись во дворах. Прав дед, приговаривая: «Изучайте местность, на которой живете! Нас невозможно победить потому, что мы любим и знаем свою землю!»

Баба Маленькая

В церковь ходить было не принято – у родителей могли возникнуть проблемы на работе, ведь мой отец был коммунистом. Но прабабушке можно было все. Это был единственный человек, который мог себе позволить общаться с Богом в открытую. С моей легкой руки все родственники звали ее Баба Маленькая – так впервые я назвал ее, когда был еще младенцем. Меня, видимо уже тогда, поразил ее тщедушный сгорбленный вид. Она была очень-очень старенькая, помню ее рассказы про «Первую Империалистическую», в которую ей пришлось побыть сестрой милосердия.

Это маленькое иссохшее тело было волшебной лампой Аладдина, которая заключала в себе большого доброго джинна. Доброты ее хватало на всех, она окутывала ею, как утренним туманом, всю землю. Жила она в сказочной избушке, покосившейся до такой степени, что если вы уронили случайно на пол 20 копеек, или, как она по-старомодному называла, «двугривенный», то он мог укатиться в противоположный провалившийся угол. Спала Баба Маленькая на старинном сундуке, кроме икон и часов-ходиков, в избушке ничего не было, никакой особой утвари. Всем детям она приносила гостинцы: гривенник или двугривенный на мороженое, кусочек сахара или конфету, а если и этого не было, то горсть очищенных семечек. Семечки она сидела и чистила для нас сама. Все вокруг говорили, что она святая. Пенсию получала пять рублей в месяц. И еще она смешно, по-сказочному, выговаривала некоторые слова: «церьква», «четверьх» …

– Бабушка, а почему голуби ходят, а воробушки прыгают?

– Милок, это издавна так повелось. Когда римляне прибивали нашего Боженьку к кресту, воробушки приносили им гвоздики. А голуби жалели его, приносили водичку в клювике и поили. Чтобы люди помнили об этом, наш Боженька Иисусе наказал воробушков и связал им ножки…

Лично я всегда об этом думаю, когда смотрю на воробьев. А глядя на воробьев, вспоминаю Бабу Маленькую, а вспоминая о том, как она жила и как умирала, думаю обо всей Вселенной и о том, что мы о ней знаем и чего не знаем. Ведь мы сами – это лишь то, что мы знаем о себе и о мире. Где она, та граница, которая отделяет нас от не-нас? Где заканчивается наша Ойкумена? Процесс познания бесконечен, только вот времени нам выделено маловато.

Из-за этого маленького воробушка я каждый раз сам улетаю, как птичка, в своих мыслях так далеко, что не сразу могу вернуться.

Часть третья. Индейцы и казахи

Новый дом – новые друзья

Вот мы и получили квартиру в новом офицерском доме! По количеству детей в семье нам вообще-то было положено по закону трехкомнатную (если дети разнополые). Отец ходил к командиру, но тот ему сказал, что если хотите получить квартиру сейчас, то нужно согласиться на двухкомнатную, а если не согласны – будете ждать трехкомнатную неизвестно сколько. Мама сказала, что синица в руке лучше, и мы поехали смотреть.

Вот этот дом – девятиэтажный, наша будущая квартира – на восьмом. Дом очень красивый, снаружи облицован мелкой квадратной плиткой и так выделяется на фоне окружающих его серых хрущевок-пятиэтажек! Тут даже лифты есть! Я никогда в жизни не забирался выше пятого этажа и не катался на лифте. Здесь все пахнет по-новому и создается хорошее настроение. Когда мы зашли первый раз в квартиру и посмотрели с балкона вниз, у меня закружилась голова. Как же я буду прыгать с десантного самолета? Вот как раз и буду привыкать – наверное, если долго смотреть вниз, то не будешь чувствовать высоты. А какой вид с балкона открывается прекрасный: наши окна выходят на лес, на запад. И район города называется красиво – «Западная поляна», как будто мы опять вернулись в любимую тайгу. В этом лесу, наверное, будет очень здорово гулять. Конечно, как в тайге, здесь не постреляешь за домом и зверей не увидишь, но все-таки это – настоящий большой лес, а не какой-нибудь городской парк.

Мы быстро переехали и начали знакомиться с соседями. Все они – офицерские семьи, которые приехали из разных частей нашей страны и даже из-за границы: из ГДР, из Чехословакии – отовсюду, где служат наши. У всех у нас есть что-то общее – одна судьба. Если служит отец, то по закону считается, что служит вся семья – и мать, и дети. Жена офицера может, например, сказать так: «Мы с мужем и детьми служили на Дальнем Востоке».

Первая к нам пришла знакомиться тетя Фая с Украины. Она встала у нас в дверях, заслонила весь проем и объявила:

– Борщ варю, а соли нет! Не одолжите?

– Так вы проходите!

– Та не, я быстренько! Здесь, в дверях постою!

Первые полчаса она и правда стояла, подперев косяки, не замолкая ни на секунду. Потом все-таки поддалась на уговоры мамы и прошла на кухню. Там они еще с полчасика посидели, а потом тетя Фая спохватилась, вспомнив про борщ, и убежала, забыв про соль. Через полчаса мы все у тети Фаи в гостях ели борщ, вареники и сало и слушали бесконечные веселые истории. У них была большая дружная семья – тетя Фая, ее муж Виталий Николаевич – замполит дивизии, который до этого служил военным советником в Эфиопии, и три сына, самый старший и хулиганистый – тот самый Димка Рыжий. Наши родители договорились идти в лес на шашлыки в следующие выходные – заодно и знакомство с новосельем отметить.

…Рыжий вышагивает впереди и несет на плече магнитофон, который орет голосами Высоцкого или группы Boney M.?За ним идут взрослые и прут на себе замаринованное в уксусе мясо и необходимое для шашлыков оборудование: шампуры, топоры, бутылки и, конечно, незаменимые граненые стаканы…

– Где место выберем?

– Давайте вот на этой полянке у кривой березы! Смотрите, как красиво!

– И дров вокруг навалом! Решено!

– Тогда дети – за дровами, мужики – к костру и мясу, женщины – стол готовить и овощи резать!

Столом у нас служит расстеленная на траве плащ-палатка. Очаг сооружается из кирпичей, вместо скамеек – два бревна по краям плащ-палатки. И былинники речистые начинают свой бесконечный рассказ:

– А вот мы как-то в Африке с нашими эфиопскими товарищами поехали на охоту…

– Да в Забайкалье, между прочим, охота никак не хуже! И изюбр не уступает носорогу!

– Не сомневаюсь! Тогда – за охоту!

Вообще, над замполитами всегда подтрунивают – вроде как болтуны и пустобрехи, даже поговорка есть в армии: «Брешет, как замполит». Но замполит замполиту – рознь. Про Виталия Николаевича отец говорит: «Кремень-мужик», а отец толк в людях знает.

Вот я и, набравшись смелости, спросил его:

– Если вы так и впрямь любите армию, то почему говорите «чем больше в армии дубов, тем крепче наша оборона»?

– А одно другому не мешает – любить и говорить правду. Я тебе больше скажу: «Как надену портупею – все тупею и тупею!»

И они все заржали как кони, чокнулись и выпили за нашу Советскую армию.

В общем, что я хотел сказать: в нашем подъезде собрались хорошие веселые люди, и мы все быстро подружились. Детей разных возрастов много, и все пацаны собираются во дворе у турника. Турник – это наш спортивный клуб. Около него обсуждаются новости и меряются силой и ловкостью: по очереди крутят фигуры или играют в «лесенку» на подтягивания. Те пацаны, которые еще не доросли до турника, бегают вокруг с самострелами, сделанными из дощечки, бельевой прищепки и резинки от трусов. Стреляют такие самострелы вишневыми косточками или сушеным горохом. Но не дай бог им выстрелить в сторону турника, где разговаривают старшие, – так и самострела можно лишиться! Каждый стрелок мечтает поскорее сменить свой самострел на право подходить к турнику. Этот момент приходит тогда, когда авторитетное жюри принимает новичка в свою группу, – так мальчишеский коллектив воспроизводит себя, так происходит инициация.

Ленинград

Отпуск отцу дали зимой, и родители решили съездить в Ленинград – там один из сослуживцев разрешал нам пожить в своей пустой квартире. Сестра была еще маленькая, ее оставили у деда с бабушкой, а я поехал с родителями. Я давно мечтал попасть в Ленинград – в Москве-то я уже бывал, а вот в Ленинграде еще не доводилось. Хотелось посмотреть, как это – город на островах?

Чудеса начались с самого поезда. Четвертым в наше купе зашел представительный мужчина в гражданке, но по выправке я сразу мог определить, что он из наших – военный. Мы поздоровались, отец какое-то время приглядывался к нашему соседу, пока вдруг не объявил:

– А я вас узнал! Вы – космонавт Макаров! – Неудивительно, ведь мой отец знал всех хоккеистов и космонавтов в лицо.

– Вы не ошиблись! – улыбнулся наш сосед.

До этого я думал, что космонавты – это почти боги, и с простыми смертными они не разговаривают и уж тем более в одном купе не ездят. Ан нет! С нами вот едет сам космонавт Макаров! Сидят с отцом, рассказывают всю дорогу анекдоты друг другу. Вот встали и пошли в вагон-ресторан, вернулись с бутылкой армянского коньяка и скомандовали мне «отбой». Я не хотел подводить отца: перед космонавтом нужно было показать, что у нас с дисциплиной все в порядке. Зато мне отдали верхнюю полку, о чем я всегда мечтал, и поезд меня быстро убаюкал.

Когда я проснулся, поезд стоял на перроне, а космонавта уже не было. Как будто он мне приснился. Зато с этого момента начинался для меня Ленинград.

Так вот он какой, Ленинград! Метель на Невском сбивала с ног, но нам не привыкать – мы же не неженки какие-нибудь, а сибиряки! У нас бураны и похлеще бывают! Зато в этом городе мне нравится все: и чебуреки, и пельмени в пельменной на Невском, и дворцы, и музеи. Экскурсовод в автобусе рассказывал о блокаде и о том, как жители, погибая от голода и бомбежки, спасали памятники, обкладывая их мешками с песком. Следы войны виднеются тут и там: вот колонна Исаакия, побитая осколками, вот знаменитая надпись на улице: «Внимание! При артобстреле эта сторона улицы наиболее опасна!» Жители города-героя 900 дней сражались и не сдавались, а я пытался представить, сколько это – много или мало. Получается, почти половина времени, которое я провел в школе. Очень много… И еще экскурсовод говорил, что жители получали в день только 125 граммов хлеба. Мне показали этот кусочек. Я понял, почему мой дед сердится, если я не доедаю хлеб, хотя сейчас уже и нет войны. И не дай бог выкинуть кусочек в мусорное ведро – сразу получишь «на орехи»!..