Улеум

– Ах да, – отвечает Гейммастер, – я совсем забыл про тебя, звездочёт. Сейчас не время. Давай обсудим позже. Впрочем, – и, повернувшись, он обращается к Андрею: – Господин, этот человек изучает небо, твою божественную обитель. Он желает построить при библиотеке нечто, именуемое «Обсерваторией». Дозволишь ли ты нам, смертным, вторгнуться любопытным взором в твою непостижимую механику, исследовать незримые оси – дороги светил? Посредством линз и математики попробовать найти циклы и правила, ими руководящие?

– Ну разумеется, – со вздохом отвечает Андрей и, передразнивая витиеватую речь Гейммастера, объясняет: – Все эти яркие объекты в небе – бесчисленные звёзды, три полыхающих солнца и семь холодных лун созданы мною исключительно для вашего удобства и интереса. Чтобы моряки знали направление среди водных пустынь, а караванщики среди песков, чтобы крестьяне знали, когда сеять, а когда жать хлеба, да и вам, ученым, чтобы было чем себя занять. Стройте свои телескопы, что уж там. В величайшей из библиотек моего мира тоже была обсерватория. И вообще, делайте что хотите, без оглядки на мое мнение. Я жду от вас чего-то неожиданного, невиданного мной. Творческого. Чего-то, что удивит меня. Превзойдите меня, если уж на то пошло. А пока, если уж честно, я постоянно пребываю в отношении вас в различной степени разочарования.

– Помилуйте, – вмешивается в разговор Консул, – разве способно творение превзойти творца? Я, конечно, умных книжек не читал, но в церкви от попов что-то подобное слышал, дескать, это невозможно. Так что живём так, как нас научаете Вы, господин. И, раз уж мы такие сирые и убогие, следовательно…

Он замолкает, и на его лице снова застывает привычная имбецильная улыбка.

– Ну, продолжай, – требует Андрей, – раз вы убогие, значит, и я убогий? Это ты хотел сказать? В Златограде тебя за такие намёки сожгли бы на костре. Повезло тебе, что Гейммастер построил свой либрариум не там, а в Столице.

– Я намекаю? Ни в коем случае, – картинно выпучивает глаза Консул. – Просто я вот подумал: художник пишет картину в меру своей фантазии, бог создаёт мир в меру своей. И если мир богу не нравится, если кажется плохим, что же, как говорится: виновата не подкова, а кузнец. Впрочем, вся эта философия мне не по зубам. Я мыслю, как крестьянин. Не знаю, зачем я влез в разговор учёных мужей со своей кабацкой логикой.

Астроном, с нескрываемым недоумением наблюдающий за дискуссией, открывает было рот что-то сказать, но Гейммастер знаком останавливает его и приказывает: «Ступай». Астроном, поминутно оборачиваясь, движется к двери и покидает помещение спиной вперед, глянув ещё раз, напоследок, на Андрея. Кажется, он догадался, с кем только что воочию познакомился. Сейчас разнесёт благую весть по всему Улеуму: «Архитектор явился!» Впрочем, мог бы и раньше догадаться: в холле библиотеки на стене налеплена огромная мозаика – портрет творца, весьма сносно отображающий облик неповторимого оригинала, присутствующего сейчас в этой комнате. Только почему-то Андрей изображён на мозаике с мечом в руке, хотя он на самом деле никогда не прикасался к боевому оружию, ни в том мире, ни здесь. В армию его, слава богу, не взяли из-за недовеса, а здесь ему подобное попросту без надобности. Здесь он и без смертоносных предметов всемогущ…

Почти всемогущ. Он может всё, кроме того, что действительно требуется. Даже свой игровой ник «Архитектор» он позаимствовал из фильма «Матрица». Не хватило фантазии придумать нормальное имя для бога. Теперь Андрей упрекает местное население за то, что они его так называют, хотя как же им ещё его именовать? Как вообще им жить, кроме как так, как их научил он?

– Ты, Консул, много болтаешь, – произносит между тем Гейммастер, – постыдился бы в присутствии своего создателя, да ещё и при посторонних. Таким речам не место ни на языке, ни в мыслях, хоть я и сам, признаюсь…

– Как дела в Улеуме? – прерывает его Андрей, решив сменить неприятную ему тему «креативности Креатора» на более приземлённую. – Я вот ехал по улицам, любовался. На вид – всё здорово. Город расцвёл. Приятно посмотреть.

– Город гниёт изнутри, – с готовностью отвечает Гейммастер, хоть и без прежней грусти, но транслируя всё то же мрачное содержание. – Пусть тебя не обманывают богатство убранств и все здешние золотые завитушки. Однажды надев шёлковую одежду, люди уже не хотят вновь ходить в рубище. Они готовы глотки грызть друг другу, лишь бы украсить свои пальцы перстнями, а дома статуями. Даже библиотека – посмотри, во что они её превратили. Настоящий дворец. Город расцвел? А известен ли тебе источник этих богатств? Войны – вот ответ. Триста лет без перерыва люди режут себе подобных. Самые подлые умудряются ещё и богатеть сидя на горе чужих трупов. Армии мятежного генерала атакуют Золотую империю, а мы, Столица, под шумок, поработили и ограбили и всех своих соседей и даже соседей наших соседей. Границы государства растут, солдаты идут дальше и дальше по пропитанной кровью земле, а золото движется в обратном направлении, сюда, в метрополию, в карманы ожиревшей и отупевшей элиты. Я писал тебе об этом. Кажется, я даже грустил из-за… постой, ты переписал меня?

Он догадался. Быстро, однако. Андрей надеялся, что хотя бы сегодня Гейммастер останется в неведении относительно данного деликатного момента. Но старик живёт на свете слишком долго, слишком скоро улавливает связи между материями и фактами.

– Я не собираюсь перед тобой оправдываться, – произносит Андрей. – Ты нарушил мой приказ, уехал из города. Сам виноват. Вернёмся к Багам. Зачем я вообще потащился с вами в город? Мне нужно было подумать, а ничто так не способствует моему мышлению, как неторопливая поездка на свежем воздухе, – он желает сказать «…на велосипеде», но в Улеуме подобные устройства неизвестны, поэтому говорит: – …на телеге. Да и на город хотел одним глазком посмотреть, что уж тут таить.

Действительно, из всех городов Улеума Андрей больше всего любит Столицу. Здесь, в отличие от консервативного Златограда, всегда что-то происходит, что-то строится и перестраивается, возносится и ниспадает, зарождается и разлагается.

– Ехал я, размышлял, – продолжает Андрей, – и вот, по итогу, теперь мне видится следующее решение вопроса с Багами: нам необходимо изловить тех, кто атакует тебя, Гейммастер. Похоже, именно они и являются носителями ошибок. Для начала я сплету скрытую ветвь, дам доступ к ней только лично тебе, Консул. Никто другой не сможет в неё вторгнуться и повредить, так как она не будет присутствовать в основном теле Улеума. Это будет посредник – Ангел. Помнишь, я уже использовал похожий приём в начале времён?

– Это был Чит, – улыбается Консул. – Вы любите нарушать собственные правила.

Андрей утвердительно кивает. Кто ещё, как не бог, имеет право находиться в игре в «режиме бога» и делать всё, что ему заблагорассудится, даже в нарушение основных физических законов.

– Это вынужденная мера, – поясняет он. – В Улеуме есть проблема, и я должен её решить. В общем, ты, Консул, останешься здесь, при Гейммастере и будешь его повсюду сопровождать. Когда появится Баг, а наш многоуважаемый Хранитель библиотеки, похоже, их очень притягивает, Ангел создаст резервную копию данного события вместе со всеми подробностями, даже если в твоей памяти оно окажется повреждено. А ты постараешься поймать носителя Бага – того, кто, собственно, нападает. Схватишь чёртову невидимку и сразу проинформируешь меня. Только умоляю, не шлите сигналы о чем-то другом. Войны, мор, катаклизмы – всё мелочи. Только о Баге. Я сделаю так, чтобы сигнал синхронизировал реальное и игровое время до режима один к одному. Это даст мне возможность прискакать к вам так быстро, как я только смогу. Не через триста лет, а, скажем, через несколько часов. Или вообще… придумал! Сигнал поставит Улеум на паузу. Да, давайте так. Поворачивайся.

Консул с готовностью подскакивает к Андрею, оголяет спину и, пока тот колдует над планшетом, бормочет себе под нос:

– Большая радость – таскаться за стариком. У меня вообще-то есть дела поважнее. Я вообще-то своей жизнью живу. Знали бы Вы, где я сейчас пристроился… Но надо так надо. Изловим мы этого эррориста, не извольте сомневаться. Старик у нас добряк, отпускает их. А я злой, я зубами вцеплюсь, – и, подмигивая Гейммастеру, добавляет: – Что, дружище, поживём, как муж и жена? В горе и в радости? Простите, господин, а в туалет нам тоже вместе ходить? Или, например, если я даму пожелаю привести? Наимудрейший, получается, свечку держать должен? Я-то не против, но, боюсь, для него конфузно будет наблюдать, как настоящий мужик женщину любить должен. Он-то небось уже и забыл, как это делается.

– Заткнись, – рычит Андрей. – Мешаешь.

– А кто из нас главнее? – не унимается Консул. – В любой спецоперации субординация – первейшая вещь. Если он налево захочет, а я направо, чье мнение будет решающим?

– Куда он, туда и ты, – устав от трепа слуги, сквозь зубы произносит Андрей. – Он идёт, ты следуешь. Отныне ты – его тень. Понял?

Консул театрально вздыхает: «Понял».

Гейммастер молчит. Похоже, он обиделся на Андрея за искусственное вторжение в свой эмоциональный мир. Или за то, что из него, Хранителя Великой библиотеки, делают простую наживку. Как же смешны эти маленькие эмоции, учитывая, что любую его обиду Андрею ничего не стоит так же переписать. Самого старика можно переписать. Или стереть. «Тоже мне – ранимая натура, – думает Андрей. – Ладно, подуется и забудет. Куда он денется».

– Всё! – довольным голосом восклицает Андрей, закончив работу с нитями. – Сплёл! Теперь Ангел всегда будет рядом с вами, привязанный к консоли. Он-то уж точно сможет сохранить полную информацию о следующем нападении. Вы поняли мои инструкции или ещё раз объяснить?

Консул по-солдатски щёлкает каблуками и чеканит:

– Ходить за ручки, ждать нападения. Как только злодеи объявятся, хватать их за зад и вызывать Вас.

– Всё верно, – кивает Андрей. – Помните: нам нужен один из них. Нужна информация, – он окидывает взглядом чертоги Гейммастера, прикидывая, не забыл ли он сделать или сказать ещё чего-то важного. Не обнаружив оного, он произносит: – Ладно, друзья, вынужден вас покинуть. В Улеуме, конечно, здорово, но я и так много времени на вас потратил. Я так хорошо здесь себя чувствую, что вечно забываю о своём истинном состоянии. У меня завтра важный день, и сейчас мне предстоит выспаться. Так что аривидерчи.

И он без лишних церемоний исчезает в хрупкой, лишь на мгновение реальной пыли Инкарны. Гейммастер с грустью наблюдает опадающие и гаснущие искры на том месте, где только что сидел господин. Консул смотрит на старика с сочувствием и серьезным тоном произносит:

– Вот так вот. Поигрался и ушёл. Жди его теперь опять триста лет. А он прискачет, когда ему надо, чик-чик и вновь – поминай как звали. Болезненно мне это, обидно. Не ценит он нас.

– Помолчи, – устало отвечает старик. – Нам неведомы его планы и непостижимы свершаемые им дела. Мы его инструменты, наше дело – служить. Раз нам больно, значит, так надо.

Глава третья

«Спать, спать, спать. Как же утомляют эти двое. Нытик и клоун. Надо будет перепроверить, что я там накрутил с новыми ангельскими нитями. Консул, собака, всё время отвлекал, но вроде бы дело было сделано верно. Завтра чекану. Спать».

Снаружи уже тишина, в тёмной квартире остался лишь запах перегара и сигаретного дыма. Тысячу раз Андрей просил соседей не курить дома, и тысячу раз они, пообещав, делали всё ровно наоборот… Сейчас это неважно. До звонка будильника осталось чуть больше трёх часов. Необходимо выспать из этого краткого промежутка всё, что только возможно. Андрей падает в кровать и…

Звонок. Навязчивая мелодия в обход ушей бьёт прямо в лобную долю, в то место, где голова болит больше всего, где только что плыли мутные образы какого-то мгновенно забытого вязкого сновидения. Будильник. Самая ненавистная и незаменимая вещь на этой планете. Новый символ рабства, какими когда-то были цепи и плётка.

Андрей, не открывая глаз, садится в кровати, шарит рукой в поисках телефона, находит и вслепую нажимает на отключение сигнала. Как же тяжело. Тело мечтает вернуться в анабиоз. «Ещё пять минуточек» – умоляет оно. Встать и пойти в душ кажется невыполнимой задачей. Может, не ходить никуда? Ни в душ, ни на работу. Сказаться больным? Умереть, уснуть?

Сегодня нельзя. Сегодня необходимо свернуть гору.

Собрав последние силы, несчастный разлепляет глаза. Привычная комната в утреннем мраке. Галлея Один валяется на кресле вверх ногами. Как это он вчера её так неаккуратно бросил? В ней целый Мир, а он швыряет её куда ни попадя. Андрей поднимает шлем и аккуратно кладёт на зарядную панель. Так-то лучше. Он надевает штаны и идёт на кухню. К счастью, никто из недавних гостей тут не спит, всё скудное пространство эпицентра ночной вечеринки в полном распоряжении того единственного, кто в ней не участвовал. Андрей открывает холодильник и видит, что полка, подписанная его именем, снова разграблена. Нет ни купленных вчера яиц, ни колбасы, ни даже крохотного кусочка сыра, плотно завёрнутого в целлофановый пакет. Нет ничего. Только банка из-под огурцов с зеленеющим на дне рассолом и растерзанная пачка масла. В Андрее вскипает ярость, бьёт острой болью в его и без того тяжёлую голову. «Ну, я им устрою сегодня! Сколько можно?»

Андрей делает глубокий вдох и задерживает дыхание. Нужно успокоиться. Гневом делу не поможешь. Чай. Нужно выпить чего-то горячего. Андрей поворачивается к столу, в центре которого обычно красуется купленный им для общего пользования электрочайник, но сейчас и того нет на месте, зато прямо на скатерти, между разлитой стопкой водки и заполненной окурками пепельницей, красуется жирная одинокая дорожка белого порошка. Андрей подходит к столу, наклоняется и внимательно изучает неожиданную находку. Как же эти босяки умудрились оставить её тут одну, без присмотра?

Ну что же, говорят, завтрак должен быть бодрящим. Андрей быстрым движением отрывает лист от лежащей рядом пачки стикеров, скручивает трубочку, вдыхает весь, до последней крошки, нежданный подарок и, молниеносно одевшись, покидает дом.

На улице серый мелкий дождь, но, несмотря на непогоду, Андрей бодро рассекает воздушную пыль, проносясь на велосипеде мимо угрюмых людей с зонтами, обгоняя пробки, распугивая зазевавшихся мокрых голубей. Красный дождевик развивается на нём подобно рыцарскому плащу, намокшие штаны блестят, как доспехи. Берегись, коварный двуглавый дракон «Микролайф», сегодня тебе крышка!

С удивительной чёткостью в голове Андрея созревает план: взять уже написанную программу, заменить скины, добавить лишних кнопок и ссылок, точнее, бухнуть всё, что есть, на главный экран, не парясь особо программированием, в общем, проработать только внешний вид и расположение уже прописанных элементов. Без отладок. Без тестирования. Без бесконечного вылизывания. Подобная халтура не должна занять много времени и по силам даже начинающему программисту. А уж такому спецу, как Андрей, это как семечки щёлкать.

Подлетев к офису и надежно прицепив велосипед к железному забору, Андрей уверенным бодрым шагом идёт к чёрной открытой настежь глотке парадного входа. Тут, как всегда по утрам, стайками курят сотрудники, не особо спешащие лезть внутрь этой разинутой пасти. Словно приговорённые к восьмичасовому тюремному сроку, наслаждаются они последними глотками неоплачиваемой свободы.

Возле колонны одиноко стоит вчерашняя собеседница Андрея, Лера. Как только Андрей видит её, тучи на горизонте мрачного неба, подобно оконным створкам, расходятся в стороны, предоставляя низкому утреннему солнцу возможность осветить тонкую фигуру девушки. Андрей тоже попадает в розовый луч, движется в нём в направлении соседки по «сотам» словно актёр по сцене, где горит лишь один прожектор, отделяющий двух главных персонажей пьесы от серой массовки. В своём красном плаще-дождевике наш герой выглядит театрально и, в соответствии с лучшими театральными традициями, пробегает было мимо, но непонятно зачем останавливается возле девушки, замирает и смотрит на неё в нерешительности.

По классическому сценарию сейчас между молодыми людьми должен был бы завязаться диалог, но Андрей не знает, что сказать, не умеет он общаться с себе подобными. За три года работы в фирме он со своим нелюдимым нравом умудрился не обрасти здесь никакой, хотя бы самой крохотной, компанией сосплетников и сошушукателей. Ему всегда было комфортно пребывать в гордом одиночестве, избегать ненужных контактов и связей, на вопросы отвечать односложно, держать свою душу на замке и в чужие души не лезть. Но теперь он испытывает странную, непривычную потребность в общении, причём в общении не с кем-нибудь, а именно с Лерой. Природа данного желания ему неясна. Словно бы между ним и девушкой уже установлена и развивается некая связь, некое обоюдное чувство. Взаимное влечение. Откуда взялось подобное странное заблуждение? Девушка всего-навсего выслушала его вчера, возможно, выслушает и сегодня, но разве это не признак обычного житейского любопытства?

Амфетамин! Это всё он…

Лера смотрит на Андрея с немым вопросом и он, не найдя ничего лучшего, наигранно-хвастливо объявляет:

– Я понял, что нужно исправить в моей программе, чтобы банкиры остались довольны!

– Круто, – безо всякого интереса отвечает девушка. – Поздравляю.