Перевернутое сознание

«Нет. Пристали ко мне просто».

«Понятно». – Я выудил заднего кармана джинсов мятую пятидесятку (неплохой улов – хватит на то, чтобы напиться и уйти из этой голимой реальности на время).

«А с тобой все в порядке?» – Вопрос действительно был искренний (никакой-нибудь сраный типа: Уж-так-и-быть-прошу-коль-помог.

Девчонка-то и одета была нормально. Черные брючные штаны, сандалии и майка, из которой не высовывались долбанные лямки лифчика. Волосы были черные (они не секлись, мне это нравилось).

Честно признаюсь, на секунду я в нее влюбился. Этот миг был подобен мигу наслаждения, которое испытываешь при сексе или когда попадаешься на удочку ДЕМОНА и онанируешь, но потом наступает чувство пустоты и отвращения к себе. Отвращения я не чувствовал, но мог бы.

«Нет. Не в порядке. – Ответил я, едва разжимая губы. – Иди, куда собиралась».

Парень перевернулся на живот, продолжая стонать. Я поднялся, отряхивая штанины. Глянул на последок на дечонку, которая уже поглядывала на меян с опаской.

Подмывала сказать что-нибудь гадкое, но я сдержался.

У меня остался сладкий момент того, как ко мне проявили искренний интерес. Этого не было, начиная с того времени, когда я открылся Нэт, и она кинула меня, испугавшись и подумав, что полностью чиканутый (хрен его знает, но главное, что между нами тут же возник барьер, ха! Вот и доверяй после этого людям!). Она просто закрылась, как сраная ракушка. Ну и черт с ней! Пошла ты, Нэт! Пошла ты!

ИДИ ТЫ В…!!!

Разумеется, я купил полторашку и накирялся у того дерева у канализационной Берлоги. После встречи с этой девчонкой я стал испытывать острую боль внутри, ненужности и одиночество. С помощью алкоголя попытался заглушить это сжирающее меня чувство. Если бы знал иной способ, то непременно бы воспользовался, но не выходить же с плакатом или не давать же объявление в газету: СРАНЫЙ ПСИХ, СТРАДАЮЩИЙ ПРИСТУПАМИ ЧЛЕНОВРЕДИТЕЛЬСТВА И БОРЮЩИЙСЯ С ЧУВСТВОМ НЕНУЖНОСТИ, ПРОСИТ О ПОМОЩИ. ПОМОГИТЕ ЛЮДИ ДОБРЫЕ!

ХА-ХА-ХА!!! ЛЮДИ ДОБРЫЕ! ФИГА С ДВА!!!

То, что мы видим, проецируется на сетчатку глаза в перевернутом виде. Затем информация перерабатывается в мозге, и мы воспринимаем предмете неперевернутым, а таким какой есть, т.е. не кверх ногами. Я прочитал это в учебнике биологии когда-то давно, а теперь после пьяни это у меня почему-то всплыло. Я просто подумал о том, что бы было, если бы у человека изображение не трансформировалось в нормальное, мы бы тогда видели все кверх ногами? Во дерьмо! Мир кверх ногами! А что если нечто такого действенно и для сознания? Может, отражение реальности это сродни проецированию на воображаемую сетчатку внутри нашего мозга. И, может, я не чокнутую, видя все эти ужасы? Может, я нормален, а остальные видят все кверх ногами, принимают желаемое за действительное, иллюзию за явь? Или же наоборот. Может, я вижу все задом-наперед? Может, мое восприятие действительности искажается, потому что оно происходит неправильно: вопринимается сознанием, проецируется на образную сетчатку мозга, но не трансформируется в правильное, а так и остается искаженным, перевернутым, потому что что-то сломалось, вышло из строя? Вероятно, так и есть, а также, вероятно, что это просто тупые мысли пьяного придурка, который чуток проспавшись после пива, решил их записать на мятом листке, который потом станет продолжением его говеного дневника?

А кстати, где мои дневники? А вспомнил. Они в рюкзаке. А рюкзак в другом углу Канализационной Берлоги, неподалеку от матраса у трубы, где Степан лежит с какой-то телкой.

Я погасил свет в керосиновой лампе, которую, должно быть, притащил Зависала, которую чуть когда-то не убила Третья Личность, живущая во мне, Диме Версове. Я свернулся на тряпке, поджав под себя ноги и обняв себя руками. Где-до у трубы послышалось сопение, смешанное с бормотанием. Потом повисла тишина, которую нарушала лишь стрекотание кузнечиков, которое доносилось сквозь отвертсие люка вверху.

11 июня

На улице видел Нэт. Она была красива. Она даже шла подпрыгивая. Было видно, что она была счастлива (но я был несчастен в этот момент, чувствовал себя подобно полному куску говна, которое лежит в канаве под проливным дождем, который измельчает его все больше и больше). Я наблюдал за ней, как долбанное чудовище Франкенштейн и над которым когда-то хорошо потешился в своем дневнике. Нэт забажелала в магазин продуктов, и я поспешил уйти.

Весь этот гребаный день, это говеное воскресенье я не находил себе места. Не знал чем заняться, как развеять говеную хандру, пожирающую меня всего целиком, точно сумасшедшая пиранья.

А да! Самое «забавное» событие этого дня! Я вмазал бутылочку пивка, запоролся в квартиру ДУБЛИКАТОВ родителей и заснул под кроватью со старичком Беном (ты единственный, кто остался у меня, приятель, спасибо, что не оставляешь меня! Спасибо, парень!), как это было и раньше. И что вы думаете?! В это время как раз приперся ДУБЛИКАТ папаши. Хорошо, что когда я проснулся, я не стал выбираться тут же из-под кровати, а, услышав рев телека, тут же просек, что он здесь. Когда он кашлянул, а потом рыгнул, то все стало ясно.

Честно скажу, потому что от дневника скрывать нечего (это еще один мой голимый друг – только неживой. Сраный безмолвный друг, которому хотя бы можно изложить то, что у меня внутри), что хотелось выйти и подойти к ДУБЛИКАТУ папочки: «Приветик, урод! Как нога? Прошла?». А потом он набрасывается на меня. Забивает или душит – и все. Последние деньки вопрос: «А на кой я открыл бельма, лучше бы так и не просыпался?» доканывает меня все чаще. Но я этого не сделал. Согласен, дурак. Видно, сработал вонючий инстинкт самосохранения или еще что-нибуль там.

Сердце у меня колотилось чуток быстрее обычного, дыхание было холодным. Бена уже со мной не было. Чувачок, очевидно, уже решил свалить куда-то по своим делам, я его за это не осуждал (только если бы он мне сказал, когда уходил, то, возможно, я бы мог свалить пораньше и не оказаться в этой вонючей ситуации, на которые мне везет, черт тя дери!).

Я выполз из-под кровати очень осторожно примерно через час, судя по моим биологическим часам. ДУБЛИКАТ храпел на диване (я выглянул из комнату с башкой, прижатой к косяку). Сердце у меня упало внутри. Это произошло не от облегчения, как бывает, когда ждешь чего-то страшного, а это не происходит, и сердце падает точно от облегчения. В данном случае оно упало, потому что подсознательно я желал, чтобы все было плохо. Я жду, что кто-нибудь (или что-нибудь) сделает за меня то, к чему я пока, наверно, недостатчоно готов, и на что хватило силы у Алесандра, но этого пока никак не происходит. Каждый день я просыпаюсь в Канализационной Берлоге или в квартиер Лома или Серого и думаю, что наконец-то это последний день, осталось недолго мучатся, но день заканчивается, а за ним наступает новый, и я продолжаю вариться в рутине сводящего с ума однообразия, кошмаров, тоски и что самое страшное – в липких сетях одиночества.

ЧТО САМОЕ СТРАШНОЕ?

КОГДА ТЫ ОДИН И НИКОМУ НЕ НУЖЕН, НЕ ТАК ЛИ, ДАМЫ И ГОСПОДА?!

В квартире царил срач, который свойственен для квартир алкашей (здесь было почти то же самое). Перед тем как сваливать подобру-поздорову, я взял свеженькую рубашку с коротким рукавом (больше брать не хотел – лишний груз; легкость и компактность любит каждый, черт тя дери!). Пошабцршил в бумажнике ДУБЛИКАТА папочки. Нашел около пятидесяти рублей: четыре десятки (которые, похоже, мяли специально в руках минут десять) и четыре двушки. Перед уходом выпил говеного чая, вонявшего помоями, и заел куском еще не заплесневшего черного хлеба – хотя бы желудок не будет доканывать и посидит спокойно какое-то время. Посмотрел на ДУБЛИКАТА, который уже свалился набок и храпел. Покрывало было почти на грязном полу, на котором валялась груда мусолра и различных соринок разером с долбанного шершня-мутанта. Я подумал о том, что же эти ублюдки Фрэссеры с ним сделали: раньше бы он мне башку оторвал лишь за малюсенькую грязь, а сейчас живет, нажирается и не жалуется, точно все в порядке. Как же может все изменится внезапно? Долбаный жизненный ветер перемен! Сегодня ты счастлив, чувствуешь безопасность, любовь, ласку – и бум, ты уже в жопе, тебя окружают жизненные монстры тьмы, нет ни удовольствия, ни любви, ни с кем поговорить – ты один, наедине с самим собой, своими самыми глубочайшими страхами.

Бена я не увидел. Наверянка храпел где-нибудь на шкафу, как он любит. Мне не хотелось уходить. Во-первых, было лень, а во-вторых, что-то еще притягивало меня. Может, желание того, что мне вышибли мозги Фрэссеры через ДУБЛИКАТА папани, кто его знает?

Вобщем я ушел. Нехотя, точно каторжник, у которого ноги скованы узкой цепью, которая позволяет делать малюсенькие шажечки, и который чертовски устал, потому что его вместе с другими заключенными гонят по длинной тернистой дороге уже очень долгое время.

Можно сказать, официально я был освобожден из говеной школки-уродки. Через экзамены я каким-то образом проскользнул. Оставалось сходить только за этой долбанной бумажкой, голимым аттестатом, которым я с превеликим бы удовольствием подтерся.

4 июня

Кайфак!

Я решил оставить тебе это послание, вонючий ты урод! Это я, Вансинн, не забыл меня?Вероятно, ты запамятовал этот чудесный воскресный день, день, кгда был лишь я, и не было тебя. Я удивляюсь, как ты забыл о тех двух ублюдках, которые погнались за Риком. Их звали Ревун и Жесть (я знаю Рик у тебя ублюдок и все такое, но, по-моему, ничего игрунчик Фрэссеров). Мы им хорошо отомстили. Вычислили подонков. Они оказалисб двумя обкурышами, ну ты понимаешь. Был Лом, несколько его парней и Серый. Мы отмудохали Ревуна и Жесть пополной. Одного я даже заставил жрать собачье… Разумеется, он не жрал. Лишь фейс был в дерьмовщине. Ты ведь помнишь, Версов? А-а-а. Нет. Твой умственный проход к этому времени был заблокирован. Он был в моей власти. Но ведь не просто ведь так я тебе это рассказываю на этом клочке бумажонки – я хочу, чтобы ты вспомнил и наконец понял.

Что ты думаешь о докторе Психозе? Он парень ничего, только бы пациенток не трахал, поганый извращенец. А эти два бугая – Громила и Пикач? Тоже ничего. Любят насилие и ищут любого повода. Я стараюсь их невыводить, а вот что до тебя Версов, то ты, жалкий говнюк, всегда ищешь себе проблем на жопу!

Неспроста тебе Серый сказал пятого июля, что классно повеселились. Теперь ты знаешь. Кайфак!

Дальше мы напились. Одного из дружков Лома потянуло блевать. Заходили в пару клубов. С кем-то подрались. Вообщем ничего особенного. Оторвались!

Тебе не удалось бы вспомнить этот веселый денек, если бы не я. Я прав? Ты ведь замечаешь, что не можешь припомнить какие-то моменты, места и даже целые дни? Конечно, замечаешь. Ты писал об этом на своих огрызках (на одном из таких пишу и я). На огрызке от того же 5 июня. Как я знаю, спрашиваешь ты себя, судорожно соображая, крутя голимыми мозгами? Вот тебя ответ мой говеный Эйнштейн: я живу в твоем дневнике, в отличие от тебя я знаю все о твоем существовании, что ты видел. Я это…

И хорошо, что ты – это не…

13 июня

Я проснулся с бешеной дрожью во всем теле. ОНИ были рядом, около меня. Я чувствовал ИХ присутствие. Меня колотила дрожь. Я повернул голову и посмотрел на стену. Вначале на ней ничего не было, но потом появилась черная полость, подобная разогретой смоле, а затем возник глаз, огромный, который пялился на меня. Я не смог закричать, меня парализовало. Язык прилип к глотке, а член сжался до маленького стручка.

Зажмурил глаза и сосчитал до двадцати, рисуя в уме образ бабули. Это помогло. Стена стала снова нормальной. Способ Переноса помог мне. Этот способ заключался в мысленном переносе в какое-нибудь приятное место, где тебе хорошо и где не страшно, или же в мысленном представлении человека, мысли о котором приносят тепло на сердце. Для меня таким человеком была бабуля (очень давно, когда еще отца не захватили и когда мы смотрели, бывало, ужасы, а потом приходилось спать в темной комнате, через Способ Переноса я представлял зеленую лужайку перед домом бабули и деда в деревне, я стою там и там нет никакизх монстров, страхов и липких кошмаров – там спокойно и есть умиротворение, а что еще требуется, а?

Это помогло, но не надолго. Потом я ощутил сильный запах пыли и гнили. Меня замутило, к горлу подкатил комок, и я едва удержался от того, чтобы не блевануть. Перед глазами все плыло. Потом я увидел уродскую рожу, которая смотрела на меня. Это был один из Фрэссеров. Кожа на его роже была бледно-желтой и в чкаких-то чешуйках, глаза того и вылетят из орбит.

«Торобоан. Имагонхревк». – выдавил из себя Фрэссер, а потом из его раскрытого рта посыпались червяки, какие-то жуки и личинки, тчоно он специально набрал их, чтобы выплюнуть.

Я закричал. И кричал, пока не появился Лом.

«Ты что, Диман? Что с тобой?» – Тормошил он меня сверху, стараясь заставить поглядеть на него.

Когда он так делал, то мне казалось, что этот делает тот Фрэссер, что он вылез из стены и сейчас хочет сожрать меня… что пришло ИХ время.

«Не надо-о!» – выкрикнул я.

«Чего не надо?» – Передо мной стоял Лом с широкораскрытыми глазами (и никакой не Фрэссер).

Я пытался найти ответ, капашась с бешеной скоростью в мозгу, но не мог найти подходящего ответа, поэтому просто ничего не ответил.

«Ты как?»

«Хреново». – Выдавил я. Я устал. Мне захотелось заплакать. Внутри все жгло и сдавливало, так что я подума слезы хоть чуток помогли и освежили меня, подобно каплям влаги в засушливую погоду.

«Я оставлю тебя, только тебе надо уходить. Скоро предки предут, сам понимаешь». – Я кивнул в знак того, что мне все ясно.