Нэт. Я касаюсь ее мягких волос. Дотрагиваюсь до ладони, провожу нежно по ней. УЖАС ОТСТУПАЕТ. БОЯЗНЬ ПОКИДАЕТ. УХОДИТЕ-УХОДИТЕ-ОСТАВЬТЕ МЕНЯ В ПОКОЕ, ВОНЮЧИЕ ФРЭССЕРЫ.
Хочется сходить в туалет «по-крупному». Возникло желание заверещать, но снова у меня точно вырвали голосовые связки. Я даже не был способен издать жалкое подобие мычания.
Поцелуй с Нэт. Ее мягкие теплые губы. Дурманящий запах ее волос, кожи.
ОТСТУПАЙТЕ. НЕ ТРОГАЙТЕ МЕНЯ. ПОЖ-Ж-А-Л-У-У-Й-С-ТАА…
В дверь поскребли слабее по сравнению с предыдущими разами.
Послышались удаляющиеся шаги. Ноги у меня вспотели; к ним налипало одеяло. Я отбросил его, прислушиваясь к звукам за стеной.
Ничего не слышно.
Прислушиваюсь.
Ничего. Тишина.
Сердце скачет в груди, точно дикий мустанг. В башке все вертится. Полдумал о том, что сейчас потеряю сознание. Отрыгнулось. Вонь какой-то кислятины, а еще хлебный запах, какой-то несвежий.
Сенова захотелось по-крупному, да еще мочевой пузырь стало разрывать. С трудом дается сдердживаться.
Фрэссеры отступают.
Я это ощущаю. Дом, словно очищается, принимает обычный мрачный вид, к которому мы все привыкли.
Ужас, страх, холод, одиночество, тоска, отчаяние не давят с неимоверной силой, так что того и глядизаверещишь, как сирена, и ринешься бежать, размахивая клешнями в разные стороны и деря себя за волосы. В тыкве все клинит. Свет вырубается. Остаешься один-один-один… на едине со своими страхами, темными мыслями и холодом одиночества. Ты функционируешь в какой-то степени, как чушок в коме – он не умер и не живет, он завис где-то между.
За стеной раздался телефонное дребезжание. Я вздрогнул. Сердце снова скакнуло к горлу, а потом вниз живота. Я почувствовал, как Фрэссеры снова приближаются. Зажмурил глаза. Сосчитал до пятнадцати. Постарался вызвать в своем мозгу лицо Натали.
Телефон продолжал звонить.
Ее локоны касаются и щекочут мне лицо. Я пропускаю их между пальцами. Передо мной возник огромный необъятный простор песка. Он исчез, и меня окутала ЛЕНЬ, ТОСКА, БЕССМЫСЛИЦА и БЕЗНАДЕГА. Желудок сдавило, комок какой-то желчи подкатил к горлу. Я едва успел соскочить с кровати. Перед глазами все затуманилось, но я успел подползти к двери, чтобы блевать не на ковер, а на участок линолеума перед дверью. В башке все окутало облаком: липким, тяжелым и причиняющим боль. Сквозь некую пелену я расслышал, как по полу за дверью постучали, и Фрэссеры свалили, оставили меня на определенное время.
Я открыл дверь и бросился в туалет. Заглянул на кухню, чтобы ополоснуть глотку водой. В мойке была гора посуды, и я еще удивляюсь, как над ней не кружили мухи (зеленые помоечники), плита была усрата, и даже было не похоже, что я ее когда-то отмывал. Стол был в крошках, в каплях, жире и еще каком-то дерьме. Картинка не из приятных. Можно подумать, что здесь обитает маньяк-убийца-людоед-насильник (4 в1), который только и делает что занимается кровавой работой, а по возвращении жрет, что найдет в холодильнике и валится дрыхнуть.
В спальне ДУБЛИКАТА матери я не обнаружил. Ушел, наверно, поработать. На что он будет покупать себе горючее?
БОЛЬ. ПОСТОЯННАЯ БОЛЬ. БОЛЬ ОДИЕНОЧЕСТВА. БОЛЬ ТОСКИ. БОЛЬ ОТЧАЯНИЯ. БОЛЬ ОТ МЫСЛЕЙ О КОНЧИНЕ.
Я находился дома один. До этого тут были Фрэссеры, но они ушли.
ОНИ РЕАЛЬНЫ
ЭТО, ЗНАЧИТ, Я НЕ БЕЗУМЕЦ?
Мне было в лом вытирать блевотину. Только бы плюхнуться и уснуть.
СПЛОШНАЯ УСТАЛОСТЬ. ЛЕНЬ
ДЕПРЕССИЯ. ОПУСТОШЕННОСТЬ
УБИЛ БЫ МЕНЯ КТО-НИБУДЬ БЕЗБОЛЕЗНЕННО. ВВЕЛ БЫ КАКОЙ-НИБУДЬ ЯД В ВЕНУ И Я БЫ УСНУЛ НАВСЕГДА… МЯГКО УШЕЛ
СМЕРТЬСМЕРТЬСМЕРТЬСМЕРТЬ
КОНЧИНА
ПЕРЕСТАЛ СУЩЕСТВОВАТЬ…
МУЧАТСЯ ОТ ЭТИХ ЧЕРНЫХ МЫСЛЕЙ, ГЛОЖУЩИХ МЕНЯ ПОЧТИ КАЖДЫЙ ДЕНЬ В ТОЙ ИЛИ ИНОЙ МЕРЕ
НЕТ БОЛЬШЕ СИЛ
Я проспал до 14:20. Сквозь тонкий неспокойный сон я слышал вновь телефонный звонок. Проснулся я с квадратной тыквой, меня мутило, и минуты три я не мог понять, кто я и где нахожусь. Вытерев через лень уже засохшую блевотину, снова лег на постель. Провалялся, точно трупак, пялясь в одну точку до возвращения ДУБЛИКАТА матери. Вышел глянуть, что она притащила. Одно дерьмо – пять пакетов супов быстрого приготовления, которые она швырнула на угаженный стол, и шашек мясной колбасы (людоедка долбанная). Хлебом здесь и не пахло. Я бы не отказался от свеженького хлебушка. Он как раз хорошо помогает после проблевки. Мне следовало сходить и купить что-нибудь пожрать на тысячу, но я был так измотан, что сил едва хватало дотащиться до постели после того, как я попил холодного чаю из относительно чистой чашки (в одной из чашек вообще плавало разбитое яйцо, хорошо не тухлое), я поплелся в свою комнату, чтобы записать хронологию этого ужасного дня, который походит на мираж. Но самое леденящее и сводящее с ума то, что это все было… на самом деле. Я в этом уверен.
К сведению: кроме как закрывать ручку каждый день, нужно еще и залеплять щели скотчем между полом и дверью и окладками. Вымыть посуду.
Я в конце концов не свинья. Если этим ублюдкам ДУБЛИКАТАМ этот бедлам в кайф – их вонючее право, но меня это бесит.
СМЕРТЬ
ОДИНОЧЕСТВО
СМЕРТЬ ОДИНОЧЕСТВА
КОНЕЦ ОДИНОЧЕСТВА
5 апреля
Панического страха нет, но безнадежности, отчаяния, непонимания и усталости хоть отбавляй. В горле стоит комок, точно я вот-вот расплачусь. Отзвуки вчерашнего рецидива дают о себе знать. Полное безразличие ко всему. Глубокая апатия. В тыкве пустота, ни одной мысли, точно некий псих по чистоте вымел оттуда все, что только возможно.
БЕЗНАДЕГА
Вспомнил, что мне сегодня на прием в больницу. Было не охота переться. Подумал о том, что жаль у меня нет двойника (вообще-то он может появиться, если меня сцапают Фрэссеры, но тогда не станет меня), который мог бы наведаться за место меня в больничку. ДУБЛИКАТ мамочки храпел (храп был отлично слышен из-за двери спальни). Меня обуяло что-то. Какая-то хандра или горечь даже. Я прошел на кухню-помойку, взял валяющийся в ящике грязный нож с чем-то налипшим на рукоятке. Сдавил его крепко обеими руками. Напряг живот. Приставил конец ножа к животу. Кинул нож на пол, обхватил голову руками и застонал.
Жалкий слабак.
Уголки глаз у меня увлажнились. Я шмыгнул носом, хоть у меня и не было насморка – скорее непроизвольно. Утер глаза и, опустив взгляд в пол, пошел в туалет. Долбанул два раза подряд по стене. Третий стукнул несильно, потому что было больно. Думал, полегчает, но я заблуждался. Наоборот, в башке застучало, почувствовал себя вывернутым наизнанку, настоящим ублюдком, отходом производства. Сцепил пальцы на волосах и потянул, скрипя зубами.
Мне хочется быть нормальным, но это невозможно.
Это чересчур сложно. Как же это чертовски сложно и… больно.
Может, я чувствую себя так из-за ДУБЛИКАТОВ? Может, им дать понюхать металла. Этим орущим козлам. Недовольным, раздражительным, с которыми нельзя даже поговорить, просто по-человечески. Я их уничтожу, и ОНИ вернут мне настоящих родителей. Мою маму, с которой я мог говорить, которая могла улыбаться, пусть и было сложно; отца, который мне был почти другом когда-то. Нет, я их не верну. Я обречен.
Решил сегодня напороться. Пить, пока не отрублюсь. После больницы зайти и накупить алкоголя. Четверку водки, пива, мороженого, чипсов, пюре быстрого приготовления и свежего хлеба.
Сам не помнил, как положил в пакет нож. Я заметил его лишь, подходя к больнице. Зачем он мне? Ответа нет.