Осколки камня

Та же машина, что везла нас вчера, доставила к месту раскопок. Люди суетились здесь, словно муравьи вокруг остатков пирога. В роли сладости выступал лабиринт, частично утопленный в почве, поднимавший стены выше человеческого роста.

Совершенно не думая о производимом эффекте, я машинально взлетела, пожелав рассмотреть получше все сооружение. Первое, что пришло в голову – «Это красиво!». Круглый по форме, лабиринт напоминал пышную розу: вокруг сердцевины изящно закручивались линии. Неприятно напоминая червячков в чашке цветка, среди «лепестков» трудились исследователи.

Я опустилась прямо на центральную площадку, и меня вдруг окружила тишина. Ближайшие плиты уже подняли, однако следы падения были заметны. Что-то мощное отбросило огромные камни, сломав их – некоторые пополам. Гвердор напоминал по окраске земной малахит, но более темный. Зеленые переливы прочерчивали черные полосы. За долгие века он утратил блеск полировки: ветер суровой наждачкой обработал плиты, приоткрыв зернистую структуру гвердора. И все же рядом с серыми валунами шурфа он смотрелся великолепно.

Спрыгнув с площадки, я подошла поближе, чтобы рассмотреть надписи. Обрывки. Разрозненные строчки. Причудливые знаки, не похожие на письмена Мунунда. Из центра вели три выхода, но лишь около одного на плите была вырезана большая – величиной с мою голову – буква, раскинувшая в стороны ручки-щупальца. Не удержавшись, я провела пальцем по грубо вырезанной черте. Если и ожидала какого-то озарения, оно не случилось.

Шагнув в проход, пошла по коридору, образованному камнями. Справа по стене тянулась строчка букв, поэтому на разветвлениях и поворотах не приходилось задумываться. До этого я никогда не бывала в лабиринтах, если не считать железных брусьев на детской площадке. Но исследование извилистых тропинок решила отложить на потом: хотелось пройти за нитью Ариадны до выхода. По пути несколько раз встречались люди, почтительно кланявшиеся Пастырю. Я вежливо улыбалась и шла дальше, поймав себя на ощущении, что в голове начинает странно туманиться. Это было похоже на галлюцинации, настигшие меня во время ритуального танца. Только теперь не картинки, а странный неясный шум голосов. Впрочем, как и в первый раз, это быстро прошло, и тогда я заметила, что все время вела рукой по стене, ощупывая большие письмена. Поразмыслить толком не получилось – впереди блеснул выход, где ждал Ллур.

– Скажите, – с ходу выпалила я. – Никто из посещавших лабиринт не жаловался на недомогание?

– Я не слышал, – нахмурился Ллур. – Вам плохо?

– Нет-нет, просто решила спросить. Простите: я сорвала совещание и мешаю вам работать. Думаю, вернусь в лабиринт: хотела скопировать главную надпись.

Ллур улыбнулся:

– В этом нет необходимости: все изображения на плитах уже скопированы, я предоставлю вам материалы. И прошу, не смущайте меня извинениями. Ваше появление – надежда для нас. Уверен, госпожа Виктория, вы сможете прочитать эти знаки.

«Мне бы его уверенность!»

В палатке, разбитой рядом с раскопками, я просидела несколько часов, изучая как скопированные изображения, так и результаты работы исследовательской группы. Оказывается, для меня уже подготовили дубль всех документов, кроме старых надписей на плитах – их было слишком много. В сущности, я могла бы забрать бумаги и отправиться в свой домик, но, во-первых, близость лабиринта вдохновляла – сидя за столом, я видела его стены, во-вторых, присутствие Ллура успокаивало. Он был мне симпатичен еще и тем, что, несмотря на почтительное обращение, не выказывал ни раболепия, ни восторженного удивления. Его настороженное поначалу отношение, сменилось – мне хотелось на это надеяться – вежливой симпатией. Проголодавшись, я наконец решила закончить первый день работы. И, отказавшись от сопровождения, неторопливо пошла к поселку.

Вокруг раскинулась равнина, охваченная по горизонту цепью пологих гор. Высокие травы цвета морской волны качались под ветром. Грунтовая дорога вела от поселка к раскопкам, но я свернула и побрела в течении травы. Цветов не заметила, но время от времени метелки, похожие на пучки волос, стукались о ладони. Птиц не слышно. Возможно, непривычная для этих мест суета спугнула, или они вовсе здесь не водятся.

Сделав крюк, я подошла к поселку с другой стороны. Ближе всего ко мне стоял небольшой барак. Два окна открыты, и на крайнем приветливо колышется легкая занавеска. Я была уже в нескольких шагах, когда увидела за этой шторкой Эфил, весело болтающую с кем-то. Услышав мой оклик, она испуганно высунулась из окна.

– Виктория! Неужели вы не увидели меня дома и искали?

– Нет, до дома я еще не добралась. Что ты здесь делаешь?

– О, мы тут познакомились…

Я увидела в глубине комнаты ту строгую девушку с совещания. Она поклонилась.

– Неловко напрашиваться, но я бы сейчас не отказалась от чашки сиорда.

– Простите, конечно!

Эфил бросилась вон из комнаты, так что, когда я подошла к крыльцу, уже ждала там, чтобы проводить по коридору, тянущемуся через все здание.

– Простите, что не ждала вас дома, – торопливым шепотом объясняла она. – Но я вышла прогуляться и познакомилась с Мэйон.

– Не нужно извиняться, все нормально! Мэйон – это та девушка у окна?

– Нет. Это Мидна.

Мы вошли в комнату. Кроме Мидны здесь были еще три девушки, приблизительно одного возраста – лет двадцати с небольшим. Мидна Этте (только она представилась полным именем), как старшая, от всех приветствовала меня и представила остальных, а девушки дружно поклонились.

– У вас подобралась отличная компания. Живете здесь все вместе?

– Да, госпожа Виктория, – ответила Лэссири – задумчивая девушка с большими карими глазами. – Всех женщин поселили в одной комнате. С нами еще Гвэнин Кох – врач экспедиции. Но она сейчас в медпункте.

– Прошу вас, – поставила передо мной чашку сиорда та самая Мэйон – очаровательная блондинка я ямочками на щеках.

Третья девушка – Карна – взъерошенный бесенок, фигурой и повадками походившая больше на мальчишку-подростка – присела на стопку сложенных одеял у ног Мидны. Вдвоем они образовывали настороженную группу – чем-то мне напомнило это Ллура при первой встрече. Лэссири же и Мэйон не скрывали своего восхищения появлением Пастыря. Но и те, и другие держались скованно. С моим приходом веселье исчезло. Я растерялась и молча пила сиорд. Вдруг расхотелось говорить и сближаться: все равно не получится. Эфил здесь своя, а я – инопланетянин. Выдавив еще несколько вежливых, ничего не значащих фраз, я попрощалась и вместе с Эфил отправилась домой. Если можно было называть так наше маленькое жилище. Если мне вообще можно было так назвать какое-либо место в этом мире.

Встречные кланялись, и я поняла, что уже воспринимаю это естественно. Без аппетита поужинав, разложила бумаги, принесенные с собой, но толком поработать не получилось: бессонная ночь дала себя знать.

– Как ты смотришь на то, чтобы пойти со мной, – предложила я утром Эфил.

– С вами? Зачем?

– Мне нужна твоя помощь. Осмотри лабиринт, а потом зарисуй все, что покажется тебе важным или интересным. Хочу посмотреть на него со стороны – я что-то упускаю. Надеюсь, карандаши и бумагу побольше, чем блокнот, сможешь найти?

– Конечно. Но… Я ведь не настоящий художник. Боюсь, у меня плохо получится.

– Не скромничай: я видела твои рисунки. К тому же, мне не важна точность или, скажем, пропорции. Нужен именно взгляд постороннего человека – не ученого-исследователя.

И в моих словах почти не было хитрости.

12

Следующие два дня мы с Эфил трудились не покладая рук. Я с головой погрузилась в дешифровку, а она часами не расставалась с карандашом, ухитряясь при этом еще и решать хозяйственные вопросы. Койда пришелся очень кстати: мальчик старательный и ответственный. К тому же хорошо готовит. А вот мои результаты вряд ли можно было назвать «хорошими». Собственно, я разобралась в ситуации, но не продвинулась ни на шаг. Как и остальные, попавшие в тупик.

В ходе изучения надписей удалось составить алфавит из 52 знаков. Отдельные походили на буквы других языков, но полной аналогии не выстраивалось. И я замечала, с какой надеждой смотрят на меня остальные. Ведь они привыкли к невероятным способностям Детей Неба. Вот только я еще не успела так «прокачаться». Безусловно, геласер оказывал мощное влияние: я поражалась тому, как продуктивно, оказывается, могу работать. Те самые «серые клеточки» мозга, о которых любил говорить Пуаро, приобрели невиданную скорость. Но даже чудо не безгранично: я пробыла в Виире всего две недели, и мне было далеко до могущества Пастырей.

Определенный перелом произошел, когда Эфил показала свои работы: около двадцати пейзажей. С помощью Койды я развесила их по стенам, окружив себя изображениями лабиринта.

– Здорово! – выдохнул он, оглядевшись. – Только… не совсем так, как есть.

– Я ведь не училась, – смутилась Эфил.

– Койда не хотел тебя обидеть.

– Нет, нет, – воскликнул мальчик. – Я говорю, что красиво! Просто немножко…

– Немножко иначе. Все правильно, – кивнула я, обходя по периметру комнату. – Пожалуй, это и есть настоящий лабиринт.

– Как это? – удивился Койда.

– А вот так. Что мы видим? Развалины, осколки прошлого. Но когда-то лабиринт был настоящим. Его построили с определенной целью. И мне кажется, если узнать с какой, это поможет прочитать надпись.

– И вам помогут рисунки?

– Возможно. Мне нужно подумать.

Что-то действительно было в этих изображениях. Неуловимое, знакомое. Ускользавшее от меня, как смысл знаков.