Со следующего дня я изменила тактику. И теперь все время, вместо того, чтобы сидеть над таблицами, проводила в лабиринте. Ходила, думала. Иногда забиралась на вершину соседнего холма и, усевшись там, смотрела на строение внизу. Никто ничего не спрашивал и не возражал. Очевидно из соображений: им, Пастырям, виднее. Да уж…
Лишь Кнур Ло пытался чаще попадаться на глаза, но не отвлекал.
У меня же было глупое, но твердое убеждение, что внутри зреет истина. И нельзя этому мешать.
Как-то на закате я лежала в высокой траве и смотрела на плывущие облака. Подобно им медленно текли мысли. Заслышав шорох, села и услышала испуганный вскрик. Оглянувшись, я увидела Лэссири.
– Госпожа Виктория! Как я испугалась. Простите, прошу вас, что помешала.
– Это ты меня прости.
Нагнувшись, девушка подняла корзинку, сплетенную из прочных стеблей сната – местного растения. В таких же Койда приносил нам ягоды.
– Ой, ты из-за меня, наверное, все рассыпала. Давай помогу.
Однако Лэссири собирала не ягоды, а маленькие красные коробочки-стручки, растущие на вьющихся по высоким травам стебельках.
– Что это?
– Фар, госпожа. Внутри коробочек – семена.
Она легко разломила одну и показал пять овальных, похожих на горох ядрышек.
– Для чего он нужен?
– Если поджарить на сковородке, будет очень вкусно. Это простое кушанье, – чуть смутилась она. – Его обычно готовят в деревне.
– Похоже на наш горох, – и на недоумевающий взгляд девушки добавила. – Он растет там, откуда мы прибыли.
Лэссири отвела глаза, торопливо собирая фар.
– Ты как будто испугалась?
– Нет, госпожа. Вовсе нет.
– Ты ведь знаешь, что мы не из этого мира?
– О делах Пастырей запрещено говорить, госпожа Виктория.
– Вот даже как…
Ее корзинка была уже полна, но я заметила еще один стручок у самой ноги и наклонилась, чтобы поднять. Из-за коробочки вдруг высунулись усы бронзово-коричневого жука, и не успела я полюбоваться красивым насекомым, как он больно кусанул меня за палец.
– Ай!
– Что случилось, госпожа?!
– Какой-то нахал укусил меня. Вон полетел.
– Это кафер!
– Честно говоря, меня сейчас не очень интересует его название.
– О, вы не знаете? Укус кафра проходит быстро, но он может переносить степную лихорадку.
– Думаю, это что-то неприятное.
– Степная лихорадка опасна! И хоть это маловероятно, укус нужно обработать.
– Мда. Хорошо я фар пособирала. Не знаю, есть ли у нас дома аптечка.
– Пожалуйста, пойдемте со мной: я все сделаю. До нас ближе.
Боль от укуса проходила быстро, так что когда мы подошли к бараку, я уже хотела оставить эту затею, но Лэссири решительно воспротивилась. Пришлось подчиниться.
В комнате никого не было, и теперь она показалась мне просторнее, чем в первый раз. Обстановка самая скромная, но чувствовалось, что здесь обитают девушки: букет цветов на окне, миска с бариками – явно собственного изготовления – та же занавеска, вновь колышущаяся от ветерка. С мебелью было скудно: пять узких кроватей, два стола, да пара табуреток, на одной из которых стояла кухонная плитка. Лэссири смахнула невидимую пыль со второй и предложила присесть. Сама же достала коробочку, пахнущую лекарствами, вытащила бинт и пузатую баночку. Лэссири подошла к моему лечению серьезно. Смазав укус зеленоватой мазью и завязав палец («чтобы ничего не испачкать»), она угостила меня таблеткой и предложила еще какой-то специальный настой.
– Немножко осталось. Он обладает общеукрепляющим действием.
Ароматные травки заварились быстро, я отхлебнула и улыбнулась:
– Это вкусно.
– Ох, забыла предложить! Пожалуйста, попробуйте, – она пододвинула миску бариков.
Есть не хотелось, но из вежливости я взяла один. Тут в дверь постучали, Лэссири выглянула и со словами: «Простите, я на минуту» – вышла из комнаты.
Я допила настой, дожевала барик, и вдруг почувствовала, что меня неуклонно тянет в сон. Потерев глаза, попыталась бороться с напастью, но безрезультатно. Понимая всю нелепость ситуации и мысленно извиняясь перед ее хозяйкой, я упала на ближайшую кровать и тут же погрузилась в сон.
Возможно, сказалось влияние лекарств или зацикленность на проблеме, но во сне я блуждала по лабиринту.
Все вокруг было более реальным, чем наяву, более ярким и живым. Письмена подсвечивало внутреннее сияние, от камней тек тихий шепот. Впереди мелькнула фигура, тут же скрывшаяся за поворотом.
– Подождите!
Я побежала, но во сне это получалось пугающе медленно. Остановившись, вдруг поняла, что больше не вижу надписи: я свернула с главной тропы. Решив, что это беда небольшая, отправилась дальше, но развилок становилось все больше, чаще встречались тупики, а знаки со стен исчезли вовсе. Жаркой волной нахлынула паника, но не успела я еще по-настоящему испугаться, как увидела стоящего прямо передо мной мальчика лет десяти. Худенький и бледный, он тревожно смотрел на меня, а потом поднял руку, показывая на спрятанный в кулоне геласер. Мальчик хотел было что-то сказать, но над лабиринтом пронесся громоподобный стон, словно гигантский диплодок прошел мимо. Мы одновременно посмотрели наверх, а когда я опустила взгляд, то увидела, что стою на поле, среди высокой травы, и в небе собирается дождь.
Поплыли какие-то неясные образы, и сквозь дрему, я услышала разговор.
– Твой язык, Карна, доведет до беды.
– Я никогда первая не начинаю. Но терпеть нахальство не собираюсь.
– Он тебе в отцы годится.
– Мой отец никогда так не разговаривает с людьми.
– Взрослей, Карна. В жизни всяких людей встретишь. Учись быть сдержаннее и терпимее.