Династия для одного

– Приказывайте, мой султан!

Безусый светловолосый парень подпрыгнул на месте, чуть не выронив из рук винтовку.

– Нет вестей от Хумаюна-паши?

– Нет, о мой султан.

Опустил голову, сжался, боится посмотреть даже на тень султана.

«Неужели последние пять недель изменили меня настолько сильно, что теперь каждый предпочитает избегать моего общества?» – с тоской подумал Вахидеддин, направляясь в сторону сада дворца Долмбахче. Он ещё не привык, что может спокойно находиться здесь, ходить, где пожелает, и не прятаться в личных покоях. А сад был поистине прекрасным! Садовник получал целое состояние и полностью его отрабатывал.

– Ах, отец мой!

Девушка, читавшая в беседке книгу, легко подбежала, обхватила его правую руку, прикоснулась губами и поднесла ко лбу. Вахидеддин левой рукой погладил младшую дочь по щеке и улыбнулся. По сравнению со своей старшей сестрой, Сабиха очень красива. Но притягивает к ней людей другое. Есть в этой двадцатипятилетней девушке что-то воздушное и немного взбалмошное.

– Вы прогуляетесь со мной по саду, султанша? – наклонившись и приложив правую руку к груди, шутливо спросил Вахидеддин.

– Султан мой, – проговорила девушка, выпрямившись и медленно отвесив поклон в ответ. – Вы чрезвычайно проницательны! Мне как раз есть о чём поговорить с вами, отец. Я планировала просить передать моё желание о встрече с вами после обеда, но раз вы сами здесь…

Султан взял дочь под руку, и они медленно зашагали вглубь сада. Али сделал рывок в их сторону, но Вахидеддин, заметив его, жестом дал понять: «Не надо, мы желаем побыть наедине». Привратник резко вскинул руку, отдавая честь, сбил феску. Султан слышал, как на этого парня уже жаловались несколько султанш. «Оставьте его», – говорил на это Вахидеддин. «Ему и так непросто», – заступался за привратника султан, потому что знал, как сложно быть неуклюжим.

Отец и дочь гуляли по саду. Вахидеддин предполагал, о чём может пойти разговор, поэтому не торопил девушку. Три года назад старшая дочь тоже пришла к нему с разговором, который долго не могла начать. И ничего – нашли достойного мужчину, выдали замуж, а год назад султан взял на руки свою первую внучку.

Они сделали два больших круга до того, как Сабиха произнесла:

– Вы позволите, отец мой, сказать, что меня тревожит?

– Говори, красавица моя, кусочек луны.

– Отец мой, я понимаю, что это – какая-то политика! Я понимаю, что это всё не просто так и для всего есть основания! Но я не понимаю почему – и это жжёт мою душу огнём! Я не стала расспрашивать, не стала спорить. Вы мой отец, и моя жизнь в ваших руках. Вы мой султан, и моё будущее – ваше и только ваше. Я до конца дней ваших, да продлит их и приумножит Аллах, буду верной подданной моего повелителя. Но чем больше я думаю об этом, тем больше не понимаю. И не из праздного любопытства пытаюсь понять! Я хочу быть полезной вам, мой повелитель. Но как я могу, если так много сокрыто от меня? Прошу вас, позвольте мне понять! Позвольте мне узнать!

Вахидеддин остановился, повернулся к дочери и, глядя в её большие карие глаза, тяжело вздохнул. Он даже примерно не мог предположить о чём она говорит. «Точно не о замужестве», – догадался он. Сабиха продолжала делиться своими сомнениями и тревогами, а он ждал, когда возникнет пауза, чтобы поинтересоваться, что же она имеет в виду.

– Я спрашивала у мамы – вдруг она, имея жизненный опыт намного больший, чем я, понимает, что к чему. Но нет, она тоже удивлена вашим распоряжением. Говорит, что это может быть временной мерой, предосторожностью какой-нибудь. Но какой? Какая опасность нам может быть….

– Дитя моё, – не выдержал и перебил Сабиху султан. – Лучик солнца мой, успокойся и скажи одним предложением – о чём ты и о ком?

Сабиха сжала руку отца в своих ладонях и, по-детски шмыгнув носом, проговорила:

– Я про ваш запрет на общение с Неджие.

Вахидеддин набрал полную грудь воздуха и, прикрыв глаза, медленно выдохнул. Он надеялся, что эта тема не будет поднята. Его жёны приняли запрет спокойно и безучастно. Старшая дочь, Улвие, даже обрадовалась, если судить по улыбке на её печальном лице, после того как услышала распоряжение, согласно которому им запрещено общаться с двоюродной сестрой. Разговоры с кем-то, кроме Сабихи и матери, для Улвие повинность. А возможность не общаться с одним членом их многочисленной династии воспринималась ею как награда. И только Сабиха, его неугомонная бабочка, не смогла остаться в стороне.

– Я предположила, что дело может быть не в самой Неджие, хотя с её отцом, вашим братом, у вас были сложные отношения. Может быть, дело в том, кто её муж?

Цепкий ум и интуицию в младшей дочери Вахидеддин ценил не меньше лёгкости характера. Вот и сейчас – просто и без лишних слов – она нашла истинную причину его запрета. Султан кивнул и, наклонившись, сорвал цветок.

– Но почему? Ещё десять лет назад вы восхищались им. Называли «надеждой Турции», «будущим нации». И именно вы помогли устроить его брак с Наджие! Я всегда думала, что если Аллах позволит вам стать падишахом, вы и Энвер-паша…

Приложив цветок к губам дочери, султан покачал головой, призывая не называть имён. Сабиха замолчала. На её лице так и читалось: она пытается понять, что всё это значит. Вахидеддин вложил ей в руку цветок и повёл дальше в сад. Вокруг никого не было. Никто не подглядывал. Никто не подслушивал. Но Энвер-паша на правах «зятя династии» последние четыре года жил во дворце. Доносчиком и шпионом мог быть кто угодно. Даже деревьям не следует доверять. Теперь Вахидеддин понимал недоверчивость и паранойю Абдул-Хамида, видевшего угрозу в каждом, кто приближался. Тот, кто на вершине, – уязвим. Брошенный камень может убить. Порыв ветра может уронить. Друзья могут предать. Кроме семьи не на кого положиться.

– Ты права – это всё политика. Очень сложно…

– Так объясните мне, отец!

– Он, и ещё один паша, и другие с ними, свергли твоего дядю Абдул-Хамида. Это было правильно. По их словам, в новой Турции, где народ принимает решения, где голос нации никто не пытается заглушить, все могут получить равные права и обязанности. Он и ещё один паша посещали христианские церкви, школы, больницы, кладбища. «Вражда закончена», – говорили они. «Мы все теперь братья и сестры», – убеждали они.

– Но ведь так и было, отец! Как можно забыть эти чудесные братания турок и армян на площадях?!

«Как можно забыть массовые убийства армян, где беспощадно вырезали тысячи ни в чем не повинных людей, организованные по приказу Энвера-паши и Талаата-паши?» – чуть не произнёс Вахидеддин. Но, уже открыв рот, сказал другое:

– Начало хорошим было. Правильным. А потом…

– Что было потом, отец?

Вахидеддин в очередной раз пожалел, что назвал дочь не Михримах. Султанши часто пытались вмешиваться в политику, влиять на решения отцов и братьев. Но лишь некоторые из них так искренне пытались разобраться в чем-то, чтобы использовать это потом не ради своей выгоды, а для других.

– В чём была причина революции, красавица моя?

– Люди хотели свободы, требовали вернуть конституцию, дать место демократии в управлении страной, – заученными фразами ответила Сабиха.

– Свобода, демократия, верно. А потом те же, кто хотели свободу – отняли её у других, лишив их возможности выбирать. Вот предпочли люди другую партию, оппозиционную, и чем же всё закончилось? Переворот, убийства и снова отобрали власть, только уже не спрашивая разрешения у народа. Триумвират пашей… Вся страна у них в руках, и никто ничего не может поделать. И словно мало этого было…

Султан прервался посреди предложения. Метрах в пяти от них шевельнулись ветви орешника. Во рту пересохло, сердце задрожало, словно пташка в ловушке. Сабиха ободряюще сжала его руку, посмотрела в глаза и быстро подбежала к орешнику.

– Ага! Попались! – звонко прокричал пятилетний мальчик, когда она раздвинула ветви. – Я за вами давно уже слежу, а вы даже и не заметили!

Он вылез из кустов, довольно хлопая в ладоши.

– Отец, вы ведь правда меня не заметили? Вы ведь не подыгрывали мне?

– Не заметили, лев мой, – на выдохе произнёс Вахидеддин, опускаясь на землю. Ноги дрожали и чудом удержали его до этой секунды. Сейчас он мог присесть на корточки, замаскировавшись под желание обнять единственного сына.

– Я буду разведчиком, – нараспев хвастливо проговорил мальчик, заглядывая из-за плеча султана на сестру.

– Будешь, будешь, шехзаде мой, – нежно заметил Вахидеддин.

– Что ты здесь делаешь, Эртугрул? Куда смотрят твои учителя? Почему позволяют тебе разгуливать в этот час?

Мальчик, проигнорировав слова сестры, спросил у отца:

– А ты был разведчиком на войне?

– Был, лев мой.

– Это сложно?

– Сложно.