***
Спустившись вниз, Лин и Мари встретились с хозяином, который вёл себя совсем не так, как вчера. Он учтиво усадил музыканта и его спутницу за стол, принёс завтрак. А когда Лин попытался расплатиться с ним одной из полученных вечером монет, трактирщик от платы решительно отказался:
– За все заплачено господином Элиотом.
– Кто он такой? – тихо спросил Лин, склонившись к собеседнику.
– О, господин Элиот – король местных преступников, главарь бандитской шайки, которая держит в страхе всю округу, – ответил трактирщик таинственным шёпотом. – Вам очень повезло, что он проявил к вам благосклонность. Господин Элиот любит музыку, и теперь в наших пределах вы в безопасности.
Более того, он настоятельно просил меня предложить вам остаться у нас на несколько дней. Он желает послушать вас ещё раз. И не вздумайте отказываться, ваше пребывание здесь уже щедро оплачено Элиотом.
Разве могли, порядком уставшие от странствий, Лин и Мари отказаться от столь настойчивого приглашения?
Глава 8
Слух о дивно играющем скрипаче быстро разнесся по округе, и вечером таверна была полна народа. Глаза Мари сияли, она с восторгом смотрела на собравшихся послушать Лина. Как же она любила, когда им восхищались!
Взяв в руки скрипку он становился особенным. Движения его наполнялись уверенностью, внутренней силой. Лицо становилось одухотворенно-прекрасным, жёсткие черты разглаживались, в глазах загорался тайный огонь. Он играл очень легко, без надрыва, как будто не замечая десятков устремленных на него глаз, время от времени улыбаясь каким-то своим мыслям. Но сила его дара была такой, что лёгкими, будто бы небрежными движениями смычка он заставлял слушателей то плакать, то плясать без устали.
Было далеко заполночь, когда ушли последние посетители, и таверна вновь погрузилась в тишину. Лин убрал скрипку в футляр, устало провёл рукой по лицу. Мари он давно отправил спать, но она ещё долго сидела на ступеньках, не в силах отвести взгляд от любимого. Теперь в зале оставались только двое, музыкант и некто в чёрном, сидевший в самом дальнем углу. Лин, опасливо покосившись на незнакомца, подошёл к прилавку попросить кружку воды. Но хозяина там не оказалось. Лин уже хотел было отправиться спать, но внезапно кто-то коснулся его плеча, заставив вздрогнуть. Он обернулся. Перед ним стоял вчерашний его благодетель, господин Элиот.
– Могу я пригласить вас разделить со мной трапезу? – чрезвычайно учтиво поинтересовался он. Лин, судорожно сглотнув, кивнул. Элиот одобрительно кивнул ему в ответ, и нетерпеливо постучал по стойке. Из боковой комнаты, ворча, вышел хозяин, с явным намерением поругаться, но, увидев разбойника, притих.
– Чего желаете, господин Элиот? – спросил он как можно более вежливо.
– Вина и закуски, да поживее, – коротко ответил тот, и хозяин немедленно исчез.
Элиот жестом пригласил скрипача к столу. Лин осторожно протиснулся между лавками и неловко сел на краешек скамьи. Что-то в этом человеке его одновременно пугало и притягивало.
Элиот сел напротив музыканта и устремил на него проницательный взгляд. Глаза его тускло блестели в темноте, выдавая какое-то внутреннее беспокойство. Лину под этим пристальным взором стало совсем не по себе. Но отвести глаза он не решался, и поэтому продолжал с вызовом смотреть на разбойника. Хозяин, ловко пробираясь между столов, принёс бутыль вина, еду, и снова исчез. Элиот решительно придвинулся к столу, разлил вино. Лин покорно взял кружку из его рук, отпил немного, поставил на стол, и вновь поднял взгляд на разбойника.
– Ты здешний? – без всяких предисловий спросил Элиот.
– Нет, из Сангэра, – от неожиданности Лин назвал своей родину Мари.
Собеседник его покачал головой.
– Ты северянин, – уверенно сказал он, – тебя выдаёт говор.
– Да-да, я вырос в Северном Королевстве, но последнее время жил в Сангэре, – попытался оправдаться Лин.
– Ненавижу Сангэр, чёртово место, провалиться бы ему, – сквозь зубы процедил Элиот и сплюнул. Лин замер от удивления, так не вязался этот тон и поведение с прежней благородной сдержанностью короля разбойников.
Элиот залпом осушил кружку и наполнил её снова. Опять без перехода спросил:
– Ты когда-нибудь терял любимых, музыкант?
– Н-нет, – растерянно ответил Лин, – то есть да. Хотя нет, все же нет.
Музыканта передернуло, но он понял, что собеседник не слышит его ответ. Горящий взгляд Элиота был устремлен в пространство, весь его вид выражал неимоверное страдание, смешанное с гневом.
– А я терял. Ты сейчас не поверишь мне, чёртов скрипач, но я тебе расскажу… Всё расскажу!
Он залпом опрокинул ещё кружку и грохнул ей по столу.
– Растревожила меня твоя музыка, разбередила старые раны. Ты не поверишь мне, музыкант. Хотя нет, поверишь. Ударь меня ножом! – Элиот подвинул к нему короткий клинок. Лин замер, пытаясь понять, что же хочет от него разбойник.
– Я бессмертен. Ты не сможешь мне повредить. Ну же, ударь!
– Сумасшедший, – ужаснулся Лин. Заметив исказившееся лицо юноши, Элиот усмехнулся.
– Да-да, все так думают, – криво улыбаясь сказал он. – Не веришь? Ударь меня, мне ничего не будет. Ну же, музыкант, чего ты боишься?
Лин боролся с желанием вскочить и убежать, но его завораживал безумный взгляд разбойника.
– А что если это правда? – подумал он. – Нет, не может быть. Это ловушка. Я ударю его, и он тут же убьет меня. И скажет, что это я сам на него напал! Хотя, что ему от меня нужно? У меня нет ни денег, кроме тех, что он сам мне дал, ни сокровищ…
– Мари! – осознание пришло ударом в виски. – Мари! Наверняка, Элиоту понравилась его милая спутница, не зря же вчера он сам взялся перенести её в комнату для ночлега. А он-то, дурак, воспринял широкий жест разбойника, как благодарность, и даже не воспрепятствовал этому. Позволил ему прикоснуться к ней! Сейчас он был готов убить себя за это. Внутри поднялась буря, его охватили смятение и ярость.
– Конечно же! Он убьёт меня и заберет себе Мари. Не позволю ни за что!
Все это за секунду пронеслось в голове Лина, он отдернул руку, протянутую было к кинжалу, и под столом нащупал охотничий нож, висящий на поясе. Элиот расхохотался, и от этого заливистого смеха Лину стало совсем жутко. Было в этом хохоте что-то демоническое.
– Боишься, музыкант? Тогда я сам.
И не успел Лин ещё ничего осознать, как Элиот схватил нож и ударил им свою левую руку, пригвоздив её к столу.
Лин уже не боролся с желанием убежать, ноги стали ватными, он почувствовал, что бледнеет. К горлу подступила тошнота. Из-под пронзенной ладони разбойника медленно растекалась лужа крови. Элиот, ехидно взглянув на побледневшего собеседника, выдернул нож из руки и повернул её ладонью вверх. Лин был близок к обмороку. Как сквозь туман, он видел, что рана на ладони стремительно начала затягиваться. И, несмотря на охвативший его ужас, музыкант не мог отвести глаз от странного зрелища. Спустя минуту о глубоком порезе ничего не напоминало. Он исчез. Не осталось даже шрама. Лин выдохнул и всмотрелся в лицо Элиота. Фокусник? Непохоже. Лужица свежей крови на столе не давала усомниться в реальности происходящего. Он ущипнул себя. Быть может, он спит? Но действительность была беспощадной – он не спал и на самом деле сидел за столом напротив этого невероятного человека.
– Теперь веришь, музыкант? – ухмыляясь спросил разбойник. Лин молча кивнул.
– Да, я бессмертен, – как-то тоскливо сказал Элиот. – Нет в мире такого оружия, такой стихии, которые могут мне навредить. Тебе, наверное, интересно, как живётся бессмертным? Завидуешь, да?
– Нет, – поспешил заверить его Лин, – я не завидую… Но как вы об этом узнали? Ну, о том, что бессмертны?
– Как узнал… Однажды, ещё в раннем детстве я упал в ледяную воду, но какая-то сила вытолкнула меня на поверхность, словно вода отказывалась принять моё тело. Я не утонул, и даже не заболел. Вторым было испытание огнём. Среди жуткого пожара из всей своей семьи выжил я один, более того, на мне не оказалось ни ожога, ни царапины. Как же давно это было…
Элиот замолчал, задумался. Потом, мотнув головой, продолжил:
– Двенадцатилетним я оказался в чужой семье, где был никому не нужен. Меня из милости приютил брат отца. Его жена только и мечтала, чтобы я умер, но меня не брала никакая болезнь. Когда трое детей в их семье погибли во время мора, а я остался невредимым, тётка возненавидела меня ещё больше. Не в силах выносить ругань и побои я сбежал из дома и стал бродягой. Вскоре я понял, что моя неуязвимость может сослужить мне хорошую службу. Я нанялся в подмастерья к сапожнику, но больше промышлял воровством. Я не боялся ничего, ведь мне ничто не могло повредить. Сколько раз меня ловили, избивали, пороли, все раны заживали мгновенно.
Я твой земляк, музыкант, я тоже вырос в Северном королевстве, ты знаешь его законы. За воровство по-крупному меня сажали в тюрьму, не раз пытались повесить, но я в лучшем случае терял сознание и приходил в себя, стоило им бросить моё тело на повозку. Достигнув тридцати лет, я понял, что больше не меняюсь. Не старею. И никогда не умру.
Заманчиво, не находишь? Нет, не всё так просто, музыкант. Меня запомнили, стали узнавать, преследовать. Мне пришлось бежать из Северного Королевства в Сангэр. Я был вором, сапожником, кузнецом, торговцем, моряком, пиратом, я попадал в шторм, был в плену, меня казнили несчётное количество раз. Всё это развлекало меня, пока я не влюбился. Моя избранница не знала ничего о моей особенности. Я женился, родились дети. Надежда моя на то, что они унаследуют моё бессмертие, развеялась очень быстро: дети рождались и умирали в младенчестве. Как будто расплачивались за грехи отца. Жена моя болела, старела, страдала, а я оставался всё тем же. Это удивляло всех, и мне вновь пришлось бежать, бросив её ни замужней, ни вдовой.
Моя бесконечная жизнь продолжалась. Я понял, что обречён на одиночество. Но моё сердце жаждало любви и счастья. Я влюблялся, страдал, метался, но не хотел обрекать любимых на те же страдания. Пытался покончить с собой – безрезультатно. Я бросался с обрыва, с самой высокой церковной колокольни, топился в реке, хотел удавиться – всё бесполезно.
С тех пор я один, мне скоро исполнится триста лет. Все, кого я любил, давно умерли. Не осталось на земле никого, кто мне дорог. Пройдя тысячу путей, я стал разбойником. О бессмертии моем знают только самые приближённые люди. И теперь ты, музыкант. Зачем я рассказал это тебе? – Элиот в отчаянии схватился за голову. – Зачем? Я ни с кем не решался этим поделиться. Уходи, музыкант! Уходи! Не попадайся больше мне на глаза!