– Если только ты не выберешь его сама.
Глава 12
Лин лежал на кровати и смотрел в потолок. Мари убежала вместе с Элиотом кормить единорога, а он остался валяться в постели, гоняя в голове тоскливые мысли. По правде говоря, он мог бы пойти с ними, не так уж плохо он себя чувствовал, но не хотелось снова ощущать себя третьим лишним и смотреть, как Мари воркует с разбойником.
Смотреть на низкий закопчённый потолок, впрочем, тоже до тошноты надоело. За прошедшие дни он выучил на нем каждый сучок, каждую щель. Ещё недавно в углу висела паутина, и Лин наблюдал за суетящимся в ней пауком, но Мари заботливо её убрала. Мари! Лин застонал, перевернулся на живот, уткнулся в подушку. Мари…
Вот уж чего он никак от неё не ожидал, так того, что она лишит его своей поддержки, так необходимой ему сейчас. Он чувствовал, что даже когда она сидит рядом с ним, её мысли где-то далеко. Она и говорить не могла ни о чём, кроме Элиота.
Страшнее всего было то, что Лин понимал её. Умный, благородный, сильный, красавец Элиот, овеянный ореолом таинственности и трагичности, совершенно затмил в её глазах его, несимпатичного, простодушного, деревенского парня. И, конечно же, Элиот был её достоин куда больше, чем Лин.
– Говорил ведь я тебе, не влюбляйся в первого встречного, – прошептал он. – Говорил? Ты же сама выбрала пойти за мной. Выбрала дважды, покинув сначала дом, а потом и дворец. Выбрала меня, а не принца Восточного Королевства. И не устояла перед разбойником. Эх, Мари, Мари…
Дверь скрипнула, распахнувшись, впустила холодный воздух, закрылась вновь. Мари вернулась. Скинув обувь, она подошла к нему.
– Ты спишь, – услышал Лин её тихий голос.
– Нет, – глухо ответил он, не поднимая голову.
Она погладила его по плечу, и он весь сжался от нахлынувшей тоски. Хотелось зарыдать, высказать ей всё, выкричать эту боль. Но она же ничего не поймёт! Он даже представил её растерянное лицо, удивлённый взгляд. А если ещё Элиот войдёт… Нет, нельзя. Нельзя показывать свою слабость. Уйти. Оставить её здесь. С королём разбойников она будет куда счастливее, чем с бродячим музыкантом. Мари продолжала гладить его плечи. Он повернулся к ней и увидел её задумчивый взгляд, устремленный куда-то вдаль, мечтательную улыбку. Нет, это невыносимо!
Он резко скинул её руку с плеча, зашипел от острой боли, пронзившей тело, подскочил и заметался по комнате в поисках своей одежды.
– Ты что, Лин? – Мари недоумённо смотрела на него. Он, не обращая на неё внимания, судорожно натянул шерстяную рубаху, злобно ругаясь себе под нос, одной рукой справился с обмотками, накинул плащ.
– Да что с тобой? Что ты делаешь? – Мари встала перед ним, когда он бешено озираясь, пытался отыскать взглядом всё время бывший на виду свёрток с бесполезной теперь скрипкой.
– Всё! Хватит с меня! – Лин говорил резко, отрывисто, чтобы скрыть звенящие в голосе слёзы. – Хватит! Где моя скрипка? Где? Где она?
– Куда ты собрался, Лин? – она вцепилась в его руку, пытаясь заглянуть ему в глаза.
– Я ухожу! Хватит! Оставайся тут со своим Элиотом! – сквозь зубы шипел Лин, вырываясь. – Будьте счастливы!
– Ты с ума сошёл? Лин, нет, ты сумасшедший! Куда ты собрался? Ты же ещё не вылечился! Элиот принял нас как родных…
– Вот! У тебя к каждому слову Элиот! – Лин остановился и с ненавистью посмотрел ей в глаза. – Оставайся с ним, раз он тебе так дорог! А с меня хватит!
Мари замерла. Лин продолжал искать скрипку, заглядывая во все углы, но нигде не мог её найти. Он понимал, что сделал всё неправильно, что уйти нужно было тихо, под покровом ночи, не привлекая внимание, и от этого злился ещё больше. Рука от резких движений разболелась нестерпимо, голова кружилась от слабости, пот катился градом, перед глазами мелькали чёрные круги, скрипка никак не находилась. Мари молча стояла посреди комнаты, глядя куда-то в пустоту. Наконец, он, в отчаянии, изо всех сил ударил кулаком по стене, сел на кровать и зарыдал. Это было по-детски глупо, нелепо, но ему уже было всё равно.
Мари наконец-то посмотрела на него, подошла, села рядом, обняла. Лин затих, вздрагивая всем телом. Слезы обессилили его окончательно.
– Линушка… – прошептала Мари, убирая с его лба спутанные, прилипшие волосы. – Линушка, прости меня!
Он снова всхлипнул. Все заготовленные заранее, резкие, обидные слова куда-то делись. Не хотелось говорить ничего, только слышать её голос, чувствовать, что она снова рядом.
– Линушка, прости! Я даже не думала… Неужели ты подумал, что я… – её голос дрогнул, – что я на самом деле…
Лин молчал, чувствуя, как его понемногу отпускает мучительная тревога и отчаяние.
– Линушка, но ведь я… – Мари никак не могла подобрать слов, и Лин неожиданно понял, что она на самом деле даже не задумывалась над своими чувствами к Элиоту, и не противопоставляла их любви к нему.
– Да, я, наверное, увлеклась, но ты… Ведь ты… Я же тебя люблю! Я твоя! Я навсегда твоя! Неужели ты мог подумать, что я на кого-то тебя променяю? – Мари чуть не плакала, и Лин, наконец, выйдя из оцепенения, обнял её, прижал к себе. Она привычно прильнула к нему, уткнулась в плечо.
А к вечеру Лин с удивлением понял, что после того, как он ударил кулаком по стене, плечо у него совершенно перестало болеть. Видимо что-то, наконец, встало на место. Скрипка нашлась под кроватью. Он вспомнил, что сам засунул её туда, после прошлой неудачной попытки поиграть. Пальцы привычно обхватили гриф, и точно, уверенно встали на струны. Лин выдохнул, на глаза опять навернулись слёзы, но уже от радости.
Ужинали они втроём, разговаривали, пили дорогое вино. Лин смотрел на Элиота совсем другими глазами, без страха, который испытывал вначале, и без ненависти, вызванной ревностью. И разбойник казался ему совершенно другим, приветливым и простым. После ужина Лин впервые за эти дни с упоением играл на скрипке, наслаждаясь тем, что руки снова слушаются его, как прежде. И Мари вновь смотрела на него восхищённым взглядом, а Элиот заворожённо следил за тем, как летают по грифу тонкие пальцы скрипача.
Когда Лин закончил играть, Элиот взял в руки скрипку, неумело подёргал струны, рассмеялся и вернул скрипку музыканту.
– Когда-то я умел играть на лютне, – весело сказал он. – И, между прочим, однажды уложил ею пару сарацинов. И ещё с десяток – сковородкой.
– Сарацинов? Сковородкой? – удивился Лин, а Мари, замирая от нетерпения, попросила:
– Расскажи, Элиот!
Разбойник усмехнулся.
– Не очень-то я люблю вспоминать те времена. Дело было почти триста лет назад, я был совсем ещё юн. Ну, раз уж сам начал – расскажу. Убедившись в своём бессмертии, я стал наёмником. Воевали мы тогда, в основном, с сарацинами. В самом первом своём походе, молодой и неопытный, я больше бренчал на лютне, чем учился боевому искусству. Это сослужило мне плохую службу.
Впервые на нас напали неожиданно, когда мы стояли лагерем в пустыне. Я был безоружен, и два сарацина гнались за мной, чтобы убить. Смерти, как вы понимаете, я не боялся, но боялся плена. А с отчаяния и против фальшиона с лютней пойдёшь. Оглушив одного, я разбил лютню о шлем второго. А потом подобрал на земле брошенную сковородку, и отбивался ею. Видимо, я был очень напуган, а оттого свиреп, потому что нападавшие разлетались от меня во все стороны. Мне же они не смогли причинить никакого вреда. Нападение нам удалось отбить. А я с тех пор не расставался уже не с лютней, а с боевым мечом.
Элиот от души рассмеялся, Лин улыбнулся тоже. Мари склонила голову ему на плечо, он крепко обнимал её, и всё минувшее сейчас казалось страшным сном.
Глава 13
После того, как конфликт между Лином и Элиотом был исчерпан, отношения у них сложились самые дружеские. Мари стала сдержанней в проявлениях чувств к разбойнику. Лин понял, что им на самом деле нечего делить. Музыкант был почти здоров, но они пока оставались в лесу.
Однажды Элиот, как обычно без предупреждения, исчез и не возвращался несколько дней, Лин и Мари уже начали волноваться за него. Почти всех своих людей главарь забрал с собой, в стане осталось лишь несколько человек и среди них начались волнения и разборки. Странникам было не по себе. Лин тревожился и продумывал план бегства. Мари, чтобы отвлечься, наводила порядок и красоту в избушке разбойника.
Наконец, поздним вечером Элиот прибыл усталый, но довольный. Он ввалился в своё жилище вместе с клубами пара, хлопнул обмёрзшей дверью, скинул заиндевевший плащ.
– Южное Королевство, называется, – поёжившись, сказал он, – морозы уже месяц стоят.
Лин подкинул в очаг хвороста, Мари собрала на стол нехитрый ужин. Элиот как-то растроганно взглянул на них.
– Приятно возвращаться, когда тебя ждут, – тихо, не обращаясь ни к кому, сказал он и сел за стол.
– Тебя долго не было, Элиот, мы волновались, – Лин тоже устроился на широкой лавке у стола. Хорошее настроение разбойника предвещало отличный вечер и увлекательные истории.
– Дел было много, – уклончиво ответил Элиот, подливая в кружку вина. – Эх, наконец-то, согрелся!
Лин понял, что разбойник не хочет продолжать разговор о своих похождениях и умолк. Элиот хитро взглянул на него, на подошедшую Мари.
– Интересно, что же вы думаете обо мне, ребята, – спросил он, усмехаясь. – Вы живёте в логове разбойников. Мы каждый день уезжаем на грабежи и убийства. Я возвращаюсь, и поднимаю кубок руками, обагрёнными кровью, и вы поднимаете свои кубки вместе со мной. Вы, такие честные и правильные!
В глазах Элиота прыгали весёлые искорки, хотя говорил он серьёзным тоном.
– Я не верю, что ты кого-то грабишь и убиваешь, Элиот, – спокойно сказала Мари.