Хохот Демиурга. Мысли в моей голове

Я не знала ничего о Никите, даже его номера телефона, но я знала бар, в котором вы обычно встречались. Туда я и решила отправиться.

Наверное, это было единственное место, которое ты посещал регулярно. Возможно, вообще единственное, кроме еще продуктового магазина, куда ты выходил до встречи со мной. Ты был человеком замкнутым, немного диким, боящимся жизни, не вылезающим из мастерской. Ты считал себя недостойным этого мира, хотя это миру следовало бы расступиться перед тобой…

Бар ты выбрал по двум вполне рациональным причинам – он в нескольких шагах от мастерской и, возможно, самый дешевый из баров Старого Города.

Темное, пропахшее пивом двухэтажное помещение – на верхнем этаже барная стойка и несколько диванчиков, в подвале столики, настольный хоккей, туалет и всегда людно и шумно. Ты предпочитал этаж со стойкой, за которой обычно сидел. Странно, ты провел в баре столько времени, но с барменами не приятельствовал. Зато они тебя запомнили – в мой первый визит работал не тот бармен, в чью смену тебя убили. Да, он помнил и Никиту, но так же, как о тебе, ничего про него не знал: «одного поля ягоды», неуместно пошутил он, и куда неуместнее попытался со мной флиртовать. Без тебя, мой любимый, я вновь начинаю чувствовать себя изгоем!

Весь день я просидела в баре в надежде, что мне повезет, и Никита случайно нагрянет – также тщетно, как и те кружки чая, которые я выпила в расчете согреть душу…

На следующий день я пришла в бар к самому открытию. Да, второй бармен помнил тебя и Никиту: «какие-то оба странные приятели», но ничего нового бармен рассказать не смог: да, были; да, ты – любимый, был каким-то нервным и тут же, вспомнив (со слов Никиты – это я уточнила) о какой-то встрече, ушел. Да, Никита еще посидел с какой час, выпил пару бокалов и отправился домой. Нет, ничего странного в поведении Никиты бармен не заметил. Нет, как его найти он тоже не знает.

Я оставила номер телефона и попросила, если Никита объявится, тут же позвонить мне. Это же попросила передать и второму бармену.

Так же как и в первый день, напрасно просидев до закрытия, я направилась в мастерскую – мне больше некуда было идти. Аккуратно отклеив пломбы, я открыла своим ключом – мне очень хотелось, чтобы твой призрак не давал мне уснуть, ты мог бы даже пугать меня и проклинать за то, что я уехала, только бы не ночной покой. Но мастерская злила тишиной и уютом, а пустой мольберт зиял черной дырой в моем сердце. Странно, что очерченное место преступления и высохшая кровь не вызывали эмоций, будто я знала, любимый, что мертвое тело больше не связанно с твоей душой. Ты существуешь, я не сомневаюсь, я чувствую, что ты есть – но только не со мной.

Чтобы хоть как-то уснуть, я представляла, как доказываю вину Никиты и вонзаю нож ему в самое сердце. Я отомщу за тебя, любимый. А дальше будь, что будет.

Уснуть я смогла только с рассветом, а ближе к обеду меня разбудил телефонный звонок:

– Здравствуйте, Вера. Мне передали, что вы меня ищите? Примите мои соболезнования…

Кровь разогналась от безумной пульсации, нагревая грудь. Я сразу же поняла, что это убийца, но чтобы выиграть чуть времени и успокоиться, я спросила:

– А кто это?

– Извините, не представился: Никита, знакомый Савела, мы виделись с ним в тот вечер.

Убийца чеканил спокойно и уверенно. У меня же тряслись руки и мутнело перед глазами, я пыталась что-то ответить, но мне не хватало воздуха на слова.

– Алло, вы еще здесь?

– Да… да, извините, – собралась я, но голос переходит от шепота на визг и обратно, – я бы очень хотела с вами встретиться… поговорить. Могла бы я сейчас?

– Сейчас? Не уверен, мне скоро надо идти…

– Вы же в баре!?

Где бы он еще мог быть, раз раздобыл мой номер:

– Никуда не уходите – буду через десять минут!

Я завершила разговор и подорвалась, как ошпаренная. Спала я в одежде, так что сборы много времени не заняли. Нож, стоит ли с собой брать нож? Я прокляла свою не дамскую особенность не пользоваться сумочками, попробовала закинуть длинный кухонный нож в захламленный рюкзак, но он концом лезвия прорезался через ткань, тогда я вытряхнула содержимое рюкзака, но стало только хуже – значит, не в этот раз, и вряд ли у меня выпадет такая возможность. Хоть и очень спешила, перед выходом я посмотрела на себя в зеркало – ужасные синяки под глазами на бледной коже, засаленные волосы. Я машинально пальцами попробовала аккуратнее уложить волосы и оставила эту затею.

Хотя и видела Никиту впервые, я его сразу же узнала: лощеный самодовольный парень в дорогом костюме бросался в глаза своим несоответствием месту, врезался в него контрастным пятном, забирая внимание на себя.

– Вы Никита? – Взмыленная, я подлетела к его столику.

– А вы, я так полагаю, Вера? – Он улыбнулся и тут же убрал неуместную улыбку, – присаживайтесь. Вам что-нибудь заказать.

Я села напротив и тут же осознала, что у меня нет никакого плана. Спрашивать в лоб? Так отвертится, сразу видно, насколько он скользкий тип. «Будто убийца знал, как избежать видеонаблюдения» – вспомнились мне слова следователя.

– Мне очень жаль, что так случилось… Савел был неплохим парнем. Знаете, я пытался его поддерживать… До сих пор не понимаю, куда он от меня сбежал. Я был уверен, что к вам?

Я помотала головой:

– Меня не было в городе. – И тут же замолкла, почувствовав, будто это он меня подозревает, а я сейчас оправдываюсь.

– Меня вызывал к себе следователь. Я ему все рассказал, но… по правде говоря, я мало знал о делах Савела помимо бара. – Никита огляделся вокруг.

– А то, что он писал картины?

– Конечно же, – Никита кивнул, – я же их у него и покупал.

– А портрет?

Он посмотрел на меня вопросительно.

– Его последняя работа. Портрет, над которым он работал. Он тоже у вас?

Никита чуть помедлил, но выдержано, наиграно:

– Я слышал, что он над чем-то работает, но, насколько я понял, работа у Савела не шла. Вам ли не знать его импульсивность… А вы точно не в курсе, кого он мог ждать?

«Да тебя! Тебя! На твоей роже написано, что тебя!» – клокотало во мне, но я сдерживалась. Мне вдруг стало очевидно, что твой последний портрет у него. И, перед тем, как его убить, я обязана найти твою работу, любимый. Только как?

– Да… – подытожил он, – к сожалению, я очень мало знал Савела. Вы меня извините, мне правда надо бежать. У вас есть мой номер, если понадобится какая либо помощь – с похоронами, или лично вам, непременно звоните. Деньги не проблема, я Савелу кое чем обязан. Впрочем, наверняка ваша скромность вам не позволит – я сам вам позвоню. А теперь я вынужден откланяться.

Он чинно поднялся, даже поклонился, быстро перевязал галстук и перед тем, как уйти, сказал:

– Савел отзывался о вас, как о лучшей девушке в мире. И знаете, он был прав, вы и правда бесконечно прекрасны.

Ладонь Никиты легла мне на запястье, я одернула руку, будто к ней приложили горячие угли.

– Не отчаивайтесь, все будет хорошо.

Если это моя исповедь, любимый, то в чем же я раскаиваюсь?

Никита позвонил на следующий день, мы с ним снова встретились – он передал деньги на похороны, обещал помочь с организацией. Я приняла помощь. И мне не показалось, он начал меня обхаживать – этот плотоядный взгляд мне давно знаком.

Сегодня он позвонил опять, предложил завтра вечером встретиться в ресторане…

Да, я сейчас плачу, любимый мой – я слаба, и не могу остановить слезы. Пожалуйста, прости меня и пойми: то, что с телом, не важно, но моя душа принадлежала, и всегда будет принадлежать только тебе…

Я приняла приглашение. Невзирая ни на что, я отыщу портрет, пускай за это мне придется отдать тело все без остатка. Любимый мой… Прости меня…

Но я обязательно за тебя отомщу.

II. Загробное бытие