Шотландский ветер Лермонтова

Путь от Сент-Эндрюса забрал у нас немало времени и сил: на парковку аббатства мы прибыли только в пять вечера и теперь сидели на мотоциклах, курили и собирались с мыслями. Ноги немного гудели, но аромат сигар приятно расслаблял. Ветер развевал колоритный флаг аббатства, состоящий из трех полей. Верхнее, прямоугольное, занимало половину полотна и повторяло флаг Шотландии – белый Х на синем фоне – с той лишь разницей, что справа и слева находились белые же звезды. Нижняя часть была поделена пополам, на желтый и черный квадраты. На черном неизвестный художник изобразил некое адское чудовище, из пасти которого торчала человеческая рука с зажатым в ней крестом. Рука и распятие занимали как раз-таки желтый квадрат.

– Богатая фантазия у того, кто это придумал, – заметил я, после долгого созерцания флага. – Наверное, это означает что-то вроде «Непоколебимая вера может победить любое зло»?

– Наверное, – буркнул Чиж.

– Ладно, пошли. Не хочу терять время, тем более приехали вроде бы не поздно…

Однако я ошибся: в центре для гостей, где мы хотели честно купить билеты, никого не было, что могло значить только одно – сегодня аббатство для посетителей закрыто.

– Что будем делать? – спросил Вадим, когда я вернулся на парковку и рассказал о своем печальном открытии.

Я окинул здание аббатства задумчивым взором. Уезжать, не посмотрев на древнейший герб Лермонта, не хотелось. Но искать ночлег в окрестностях и завтра снова возвращаться сюда… Чиж бы мне этого не простил. Взвесив все за и против, я решительно устремился к дверям, на ходу бросив:

– Предлагаю пойти напрямик, а там – как получится.

Я не видел лица Чижа, но, судя по звуку шагов, он все-таки последовал за мной.

Подойдя ко входу в собор, я постучал. Тишина. Тогда я открыл дверь – она, как и везде в Шотландии, оказалась незапертой – и проник внутрь. В зале царила полутьма; свет с трудом проникал внутрь через пестрые витражи, украшавшие дальнюю стену. Пахло расплавленным воском. Внизу под витражами находилась темная дверь, слева от которой, как я понял почти сразу, была развернута некая экспозиция. Поначалу я собирался отправиться прямиком к ней, но неожиданно мое внимание привлекло нечто, висящее на стене справа от входа. Прищурившись – всему виной был недостаток света – я приблизился к находке вплотную.

Безусловно, это был он – древнейший герб рода Лермонтов, высеченный из камня. Даже на первый взгляд ему было гораздо больше лет, чем тому, который находился в городской ратуше Сент-Эндрюса.

– Смотри, – я указал на герб. – Вот она, главная наша цель.

Чиж нехотя подошел ко мне и уставился на реликвию.

– Интересно, – только и сказал он после недолгой паузы.

– Пойдем, посмотрим на экспозицию, – предложил я.

На первой из ряда пятиугольных панелей были вывешены газетные вырезки вперемешку с черно-белыми фотографиями монастыря. Я лишь скользнул по ним рассеянным взглядом. А вот список, который тянулся от пола до самого верха следующей панели, меня действительно заинтересовал.

– Смотри, тут вся история в датах, – сказал я. – Начиная с 1215 года, когда его основали, как валлискалийский монастырь, и до наших дней…

Мой палец скользил вниз до тех пор, пока не уткнулся в табличку с 1509 годом.

«Джордж Лермонт» – значилось рядом с датой.

– А вот и он. Тогда его назначили настоятелем.

– И сколько он тут… настоял?

– Двадцать два года. Видишь, в 1531 году приором назначили другого – Александра… Дунбара, – прочел я.

Слева от панели со списком находилась картина, ничуть не уступавшая в яркости витражам под потолком: выполненная в духе абстракционизма, она изображала корабль с молящимися монахами на борту. Мы обошли экспозицию кругом. На большинстве панелей висели таблички с короткими текстами, посвященными жизни в аббатстве, и фотографии, иллюстрирующие эти тексты. На всех снимках монахи были облачены в классические белые одежды – отличительную черту бенедиктинцев.

Мы успели вдоволь налюбоваться экспозицией, когда дверь – та самая, что находилась под витражами – распахнулась, и внутрь зала один за другим стали входить обитатели аббатства. Впрочем, надолго они не задерживались: одарив нас удивленными взглядами, они с легкими улыбками на лицах тут же отправлялись в следующий зал. Вскоре мы снова остались возле экспозиции вдвоем.

– Что это было? – спросил Чиж.

– Полагаю, служба кончилась, и они возвращаются в свои кельи… или идут на ужин. Судя по времени, это вполне может быть ужин.

– Пойдем на улицу? – предложил Вадим.

– Зачем?

– Пить охота, а вода в кофре осталась.

– Ну, пойдем.

На парковке нас ждал сюрприз: один из монахов, лысоватый, в белой рясе и очках с круглыми стеклами, с интересом рассматривал мой «Бонневиль».

– Добрый вечер! – поприветствовал я его.

Обитатель аббатства от неожиданности вздрогнул и, повернувшись к нам, воскликнул:

– Добрый вечер, господа! Это же ваши мотоциклы?

– Да, наши, – кивнул я.

Мы подошли к «Бонневилю».

– У меня в молодости тоже был «Бонневиль», – сказал монах. – Обожал его. Но новый мне нравится даже больше. Изумительная машина.

– Согласен, прекрасная.

Еще раз погладив взглядом мой байк, монах повернулся ко мне и сказал:

– Простите, что не представился сразу…. залюбовался. Меня зовут брат Паскаль. Я, как вы понимаете, живу и тружусь в аббатстве Плискарден вместе с другими последователями Святого Бенедикта. А вы, господа, судя по акценту, приехали издалека?

– Из России. Меня зовут Максим, а это – Вадим.

– Очень приятно, Максим, Вадим…

– Мы путешествуем по шотландским местам рода Лермонтов, вот и к вам заехали.

– В самом деле? – обрадовался монах. – Лермонты? Я большой поклонник русского поэта Лермонтова!

Тут уж настал мой черед удивляться. Бабушка Одри, теперь вот – брат Паскаль… Мне начинало казаться, что в Шотландии каждый второй знаком с творчеством Михаила Юрьевича.

– А что из Лермонтова вам больше всего нравится?

– Вы будете смеяться, но это – «Демон», – сообщил брат Паскаль.

Я не сдержался – улыбнулся.

– Серьезно?

– Да, совершенно! Это иронично, я понимаю, но только на первый взгляд! Главный герой Лермонтова – демон, физически неспособный жить в мире людей. Он изнывает от одиночества, но до встречи с Тамарой не испытывает ничего, кроме презрения. Потом же, обуянный страстью, демон убивает свою любовь и ее мужа и вновь остается один. Этот мир для него не создан… в отличие от людей, которые тут живут. Бог дал людям великий дар – любить друг друга, и Лермонтов, как мне кажется, хотел обратить внимание именно на этот аспект.