Шотландский ветер Лермонтова

– А вам не кажется, брат Паскаль, что при этом самого себя он как раз отождествлял с демоном? – спросил я. – Неспособность любить по-настоящему – это же было в Лермонтове, он пробовал любить – и разочаровывался. И пусть это не приводило к чьей-то смерти, но умирала сама любовь…

– Да, наверное, вы правы, – помедлив, произнес бенедиктинец. – Вспоминаю «Нищего», где бедняку вместо милостыни вложили в руку камень… Камень тут тоже, как символ безответной, невозможной любви…

– Да-да! – закивал я. – По мне, так это вполне укладывается в образ Лермонтова-фаталиста…

– Большинство людей – фаталисты, – усмехнулся брат Паскаль.

– Разве? – удивился я.

– Ну, вы ведь, полагаю, не раз слышали выражения в духе «на все воля Божья»? – с улыбкой заметил мой собеседник. – Смирение с тем, что все предопределено Всевышним – это ли не есть фатализм?

Тут настал мой черед крепко задуматься.

– Мне кажется, Лермонтов просто любил испытывать судьбу, будто бы заигрывать с ней, – сказал брат Паскаль. – Любая дуэль для него была подлинной проверкой мироздания – сейчас ли оно оборвет его жизненный путь или же позволит пожить еще?

– По-вашему, он мог бы прожить еще, если бы выстрелил в Мартынова, а не в небо? – спросил я.

– Мне, как и любому другому человеку на Земле, это неведомо, – с загадочной улыбкой сказал брат Паскаль. – Но вот вам для размышления другой любопытный факт: вы знали, что незадолго до этой дуэли Лермонтов, решая, остаться ли ему в Пятигорске или уехать на службу, подбрасывал монетку, чтобы определиться с выбором?

– И что, выпало остаться в Пятигорске? – удивленно вопросил Чиж.

– Как видите…

– Да уж, бывает же… – пробормотал Вадим. – Удивительная судьба представителя удивительного рода…

– Кстати, о роде, – спохватился Паскаль. – Вы уже видели герб Лермонтов, который хранится у нас в аббатстве?

– Да, мы только оттуда, – подтвердил я.

– Если хотите, я мог бы подарить вам цветной буклет нашего аббатства. Там его краткая история в иллюстрациях и много другой информации про наш быт, уклад, взгляды…

– Да, это было бы очень интересно, – кивнул я.

– Тогда прошу, следуйте за мной, – сказал брат Паскаль и первым устремился ко входу в аббатство.

Дорогой мы почти не говорили. Слова бенедиктинца не шли у меня из головы, и я все раздумывал над тем, насколько прав был Лермонтов, веря в фатум.

«Мог ли он погибнуть тем же днем, что и в действительности, если бы уехал из Пятигорска? Если, несмотря на решение остаться, его бы вызвали на службу по какой-то срочной причине?»

Ломать голову можно было до бесконечности. Ответы на эти вопросы, как верно заметил брат Паскаль, неизвестны никому из живущих на Земле людей.

Наш новый знакомец провел нас мимо экспозиции и подвел к некоему «информационному уголку», который мы в прошлый раз отчего-то проигнорировали.

– Вот, это вам, Максим, – сказал брат Паскаль и, взяв со стола одну из книг, с коричневой обложкой, вручил ее мне.

«Аббатство Плискарден. Вчера и сегодня» – таким было ее название.

– Спасибо, обязательно прочту на досуге, – пообещал я.

– Хотел вам еще вот что показать, на тему фатализма и демонов… – сказал брат Паскаль, огибая стену из панелей.

Мы остановились еще у одной странной картины: на фоне пылающего здания был изображен огромный шлем, ниже него были пики, отливающие алым на фоне огня, а в самом низу – голова сурового викинга в рогатом шлеме.

– Это – иллюстрация к одной из величайших трагедий монастыря Плискарден, – не дожидаясь вопросов сообщил брат Паскаль. – В мае 1390 года шотландский эрл Александр Стюарт, более известный как Баденохский волк, дерзко напал на Морей и разграбил город Форрес. Тогда он сжег королевский город Элгин вместе с его собором, но не только их – наш монастырь тоже был значительно поврежден всепожирающим пламенем… Черная страница истории, потому и такие тона выбраны художником…

С тяжелым вздохом Паскаль переключился на другие картины и фотографии. Он поведал нам немало о жизни аббатства, после чего сказал:

– А теперь, к сожалению, вынужден с вами попрощаться. Сегодня мы постригаем в монахи двух наших новых братьев, и я не должен опоздать…

– Конечно, конечно, – сказал я. – Вы рассказали даже больше, чем мы надеялись услышать.

– Если что-то все же осталось непонятым, надеюсь, книга ответит на оставшиеся вопросы, – с улыбкой сказал брат Паскаль.

– Уверен, так и будет.

Мы распрощались с бенедиктинцем и покинули здание, вновь отправившись на парковку. Снаружи оказалось уже не так солнечно, как раньше: небо постепенно заволакивало тяжелыми свинцовыми тучами. Дождь явно был не за горами.

– Перекурим? Или сразу в путь? – спросил Чиж, косясь наверх.

– Давай лучше дождевики надевать и ехать, – предложил я. – До дома Жени еще двести с лишним километров.

– Ну, не так уж и много, если вдуматься, – заметил Вадим.

– Но и немало. Поэтому предлагаю отложить перекур до приезда, когда мы уже точно не будем никуда спешить.

Мы полезли в кофры за дождевиками.

– Макс, – позвал Чиж, шелестя костюмом.

– А?

– А Лермонтов курил?

– Да. Сигары, папиросы и трубку – пеньковую с янтарным мундштуком. Правда, курить ее он мог только тайком: лишь высшим чинам, начиная с капитана, дозволялось открыто курить трубку.

– Надо же, как у них все сложно было… – хмыкнул Вадим.

– Ну почему? Те же папиросы, придуманные англичанами в Египте в 1832 году, быстро прижились в России, и на них запрет не распространялся.

– А сигары?

– Тут я нюансов не знаю. Но на картине Лермонтова он изобразил себя и славянофила Хомякова курящими сигары. Значит, наверное, не возбранялись.

– Понятно…

К тому моменту, как ливень все-таки начался, мы с Чижом успели преодолеть около пяти километров. Аббатство Плискарден и улыбчивый брат Паскаль остались позади. Его взгляд на творчество Лермонтова показался мне весьма любопытным. Жаль, мы не смогли пообщаться дольше.

«Впрочем, возможно, самое интересное мы как раз успели обсудить».