– Я хотела снять кольцо… сказала, чтобы Алина забрала его навсегда…
– В день Нептуна Ляпишев убил её здесь.
– Но я её вижу, мама! Каждый день! Она не умерла, я постоянно разговариваю с ней.
– Ты говоришь сама с собой. Весь год. Мы с папой… мы не знали, как тебе помочь. Ты нас не слушала. Не понимала, что Алины больше нет.
– Так это всё… из-за меня. Вы с папой из-за меня молчите целый год? И больше не смеётесь?
– Нам было не до смеха, дочка. Мы пробовали отыскать Алину. Пробовали объяснить тебе, кто ты такая.
Вокруг холма листвы собрались криминалисты. Близняшка видела взволнованное лицо директрисы, старшего вожатого Антона, Катю, Костю, которого кто-то из криминалистов вывел за периметр красно-белой ленты. Из неглубокой могилы следственная группа подняла тело, ставшее за год скелетированной мумией. Один носок был красным, второй синим. На черепе возле уха дупло – след от удара молотком.
Близняшка провела рукой по соку сливы ровно в том же месте у себя на голове. Она не плакала и не рыдала. Она прозрела. Чувствовала, что нашла ответы. Пусть Алины нет в привычном мире, но её душа живёт внутри Полины.
Вечно.
– Мы живы, – улыбнулись сёстры, – мы нашлись.
16.
– Красавица, купи хурму! Тебе выращивал, родная! Вот, посмотри, какая ягода. Сухая, ни росинки. Крыжовник, голубика, клюква. Выбирай!
Бойкий продавец заметил, как женщина с плетёной корзинкой смотрит лишь на один товар. Схватил торговец пакет, насыпал пару жменей сливы:
– Такой ни у кого не встретишь! Один Махмед находит Скороспелку в сентябре! Два килограмма, три?
– Мама! – Подбежала к прилавку девушка лет шестнадцати.
Коса до пояса, глаза как два кусочка жжёного сахара. Она уставилась на мать, схватила за руку и потянула к выходу с базара.
– Пойдём… не смотри на сливу.
Синие глаза женщины на слове «слива» омыли два ручья. Впервые Махмед видал такое. Не пара капель или влажность, что надуло ветром, а настоящий водопад из прорванной плотины сердца.
– Так это… – Крутил Махмед загорелые бока хурмы. – Возьми бесплатно… угощаю.
Махмед гадал, чем сахаром скрипящая да набравшаяся густым соком слива так напугала красавицу с огромными глазами в два сапфира? Но больше он ту семью не видел, и чтобы успокоиться, решил – красавица была с приветом.
***
Двумя годами ранее женщина, что не купила сливу, похоронила дочь. Алла и её муж сделали всё возможное, чтобы справиться с горем, чтобы пережить трагедию. Вот только после похорон Алина не исчезла. Теперь она в открытую жила в разуме Полины.
Психиатр поставил диагноз – диперсонализация с раздвоением личности. Наблюдая, как дочь за первый год лечения нейролептиками превращается в овощ, Алла отказалась от схемы лечения. Она решила, пусть дочери живут в одном теле. Лучше себя успокоить препаратами и перестать страдать. Высыпав в ладошку мешанину таблеток дочери, Алла проглотила их все разом. Через три дня открыла глаза в больнице. Попробовала позвать медсестру, но не смогла произнести ни слова. Голос не слушался. И тогда… Алла смирилась. Она решила отдохнуть от горя, от себя и своего рассудка. Убежала в лес подсознания, где можно побыть в тишине.
Алла всё слышала, всё понимала. Смотрела собственную жизнь будто сериал по телевизору. Наслаждалась тёплым мхом и сладким мёдом. Дремала в облаке тополиного пуха, где ландыши благоухали и бабочки-капустницы на крыльях поднимали сновидения к небу.
17.
– Они разводятся, Алина. – Сидела Поля у себя в комнате. Только что она подслушала разговор родителей, точнее, подслушала отца. Мать молчала. Она молчала уже не первый год. – Папа сказал, после нашего выпускного оформит всё юридически. Нам исполнится восемнадцать, опека не понадобится.
«Давно они перестали ходить к психологу?» – спросила Алина.
Вопрос мёртвой сестры прозвучал в голове Полины.
– Психологи не помогут. Это давно понятно. Два года прошло.
«Из-за нас? Поль, думаешь, я зря привела вас к своему телу?»
– Ты что! Конечно, не зря! Мы нашлись. Мы снова вместе. Хорошо, что худые, – пробовала пошутить Полина, – обе помещаемся внутри меня.
Она рассмеялась на два разных лада, будто бы два разных человека.
18.
Алла не знала, сколько времени дремала внутри леса. Казалось, парочку часов. Но сколько прошло времени? Неделя, месяц или год? Здесь было хорошо, но как же там её Полина? А как могилка Али? Кто туда приходит? Стоят ли любимые ландыши Алины в вазочке на стыке мраморной плиты?
Алла брела под чёрным небом, запеленавшимся грозой, держась глазами за голубой мазок рассвета, чувствовала, как только доберётся до зарницы, отыщет выход. Он там, где светится лазурью небо.
– Полина… – Рассматривала Алла миражи, рождённые полярными сияниями – Какая ты красавица… Но как же платье, – вздохнула Алла. – Почему не выбрала классическое? На выпускном нужно быть принцессой. Хоть один-единственный разок оказаться внутри выдуманной сказки.
Алла протянула небу букетик ландышей для дочки.
Восемнадцатилетняя девушка пристегнула у кармашка пиджака бутоньерку с искусственными ландышами, протянутую швеёй. Полина красовалась перед зеркалом в примерочной. Длинные волосы теперь подстрижены до плеч удлинённым каре, а на лодыжке татуировка с лентой Мёбиуса. Две стороны восьмёрки, в которой нет начала и нет конца. Так ощущали себя сёстры.
– Мам, нам идёт? – спросила Поля, давно привыкнув, что мама не ответит.
Женщина сидела напротив примерочной, уставившись в стену. Швея водила по плечам выпускницы валиком, собирая невидимые пылинки:
– Какой экстравагантный выпускной наряд, Полина!
– Нам тоже нравится. – Рассматривала Поля узкие классические белые брюки с длинным шифоновым шлейфом чёрного цвета. – Алина любит всё воздушное, летающее, а я классическое.
– Алина, это твоя мама? – бросила она взгляд на «шизофреничку» у стены.
– Нет, сестра. Рукав пусть будут подлиннее и с оборкой, – голос выпускницы изменился. – Алина, это лишнее! – и снова. – Нет, Поля, мне так хочется. И чтобы длинный! – и опять.
Со стороны это выглядело, будто Полина читает повесть по ролям.
Швея не понимала, с кем говорит заказчица? В зале только она с немой матерью. Какая ещё Алина?
– Но я хочу с оборкой, Поля! – Топнула выпускница ногой в потрёпанном кроссовке. На второй стопе была надета балетка, усыпанная золотыми стразами.
– Хорошо, будут тебе оборки. – Посмотрела выпускница на швею. – Сошьёте ей с оборкой? И пусть до пола свисает! Так тебя устроит, Алина?!
– Кому?.. Кому сшить-то?… С кем вы говорите-то?
– Алине. Это же наш общий выпускной.