– У тебя ружье заряжено?
– Конечно. В тайге нельзя ходить с разряженным оружием.
– А у тебя?
– Угу!
– Если что-то тебе не понравится, стреляй прямо через палатку, – успокоил мастера Максим.
– А он ее не завалит?
– Да не бойся ты! Он сейчас готовится к зимней спячке. Он сыт. И ищет место, где залечь на зиму.
Шаги по жердям стихли. Медведь ушел. Заснули. А утром проснулись, кругом лежал снег. Не было видно ни следов ночного гостя, ни последствий дождя. Мороз сковал всю грязь. Ходить стало легче.
Охоты в этот раз не получилось. Максиму пришлось проводить мастер-классы по обучению мастера поведению в тайге и стрельбе по разным видам зверей и птицы. Назад вернулись с двумя-тремя белками и несколькими тушками дикуш.
Птицу Максим отдал Александру Николаевичу.
Нелегкий труд у работников ПЧ. Особенно суровыми зимами. Даже при морозе под 60 градусов они выезжали на перегон и выполняли работу. Неуклюжие и неповоротливые в зимних одеждах путейцы, если не брали с собой модерон для перевозки рабочих инструментов, носили на своих плечах тяжеленные подбойки, домкраты, ломы, лопаты и другие инструменты. Надо сказать, одна лишь подбойка весила девятнадцать, а лом около восьми килограммов.
Иногда железная дорога была настолько загружена подвижными составами, что домой путейцы приезжали далеко за полночь. Хорошо, если погода случалась сносная. А иногда бывало, что снег валит с ветром или ливень льет, как из ведра. Тогда они были, как на ладони, на чистом месте, где не укрыться, не спрятаться.
Однажды под зиму случилось, что бригада промокла до нитки от непрекращающегося ливня. Ни фуфайки на теле, ни разожженный костер уже не помогали согреться. Тогда путейцы прижались спинами друг к другу. И дрожали, мысленно призывая в помощь Бога. Только в час ночи матрисса проскочила на перегон за ними. Домой все возвращались, молча, не было сил даже о чем-то говорить.
В эту ночь дети Евсеевых не спали, они стояли у окна и вглядывались в темноту в ожидании родителей. Как только мама и папа вошли в квартиру, Марина и Ваня прижались к ним. И дали волю слезам, которые сдерживали до их возвращения. Потом сын потащил их в ванную комнату, там уже наливалась горячая вода:
– Мамочка, вы такие мокрые! Как будто на вас ведро воды вылили. А мы с Маринкой, как только увидели АСКу, стали в ванну воду набирать.
– Да, там такой ливень за окном. А вас все не было, – Марина высказывала свои переживания.
У малышки снова из глаз хлынули слезы.
– Да хватит тебе реветь! Я же сказал, они скоро приедут.
– Ага, ты сказал скоро, а их долго не было! Уже ночь за окном и все спят. Мне было страшно.
– Чего это тебе страшно? Я же с тобой!
Родители обнимали своих заботливых детей. Прогревшись по очереди в ванной, Катя и Максим были растроганы: на столе стояла жареная картошка. Детям было тогда семь и пять лет. Пусть она оказалась, где горелой, где не совсем прожаренной. За душу взяло то, что малыши переживали за них, сами чистили картошку и сами ее жарили.
– Да мои ж вы золотые! Вы даже ужин сами приготовили. Какая красивая, поджаристая картошечка!
– Какая там она красивая! Мы долго спорили, сколько надо положить на сковороду жира, чтобы картошка не подгорела. Маринка сказала, что маленькую ложку. А я положил большую. И то мало получилось.
– Чего вы так переживаете? Лучше садитесь за стол, будем пробовать уникальное блюдо под названием « Забота и вкуснятина»! – шутил Максим.
Катя к картошке достала из шкафа маринованные грибы. Она их заготавливала на зиму всегда много. Ночной ужин получился на славу:
– Ух, как вкусно! Давно не ел ничего подобного, – смаковал папа.
– У-у-у! Какая хорошая картошечка получилась! Как я ее обожаю! А еще больше я люблю вас, – говорила мама.
И старалась обнять детей прямо за столом. Они, подбодренные похвалами, уже счастливо улыбались. И после ужина быстро заснули.
Через день Катя принесла на работу путейский журнал, в котором говорилось, что все работники, которые находятся на перегоне больше рабочего времени, имеют право на получение денег за разъездной характер работы:
– Смотрите, что я в журнале нашла. Оказывается, мы имеем право на дополнительную оплату работу далеко от поселка. А-то по десять-двенадцать часов находимся на перегоне. Не видим детей, не отдыхаем нормально перед работой! И никому до нас дела нет.
– Вот это номер! Я уже десять лет работаю на путях, и ничего не знал об этом, – удивился Роберт.
– Ну-ка, дай посмотреть! – Потянулась к журналу Рита.
Вскоре она откликнулась:
– Так ты и не мог об этом ничего знать. Это недавнее новшество.
– И что же нам теперь делать? – повис в воздухе общий вопрос путейцев.
– Надо к начальству в Беркакит ехать? – предположила Ежкова.
Катя подумала вслух:
– Думаю, для начала мы напишем письмо в редакцию. Опишем характер нашей работы. И узнаем, подходит ли к нам этот закон? И только потом, имея письменный ответ оттуда, обратимся к начальству дистанции.
Загорелся зеленый свет на семафоре. АСКа двинулась в путь. Уже на перегоне Катя составила коллективное письмо. И почти все присутствующие его подписали. В то время в околотке были уже не только грозненцы. Некоторые из новичков и отказались подписываться, боясь гнева старшего дорожного мастера.
Примерно через месяц пришел ответ, в котором черным по белому было написано, что они имеют полное право получать добавку к зарплате. Письмо показали начальству, наслушались всякого рода выговоров, но с тех пор все околотки ежемесячно стали получать энную сумму к зарплате.
ПОДГЛАВА 4. И СНОВА РЕВНОСТЬ
Не скажешь, что жизнь на БАМе для Кати была совершенно безоблачной. Максим снова стал ревновать ее ко всем. Она старалась от мужчин быть на расстоянии вытянутой руки, как горянка опускала глаза при посторонних, соседях или членах бригады, не поддерживала никогда фривольных разговоров. И все равно мужу казалось, что она не так себя ведет. Почему это к ней ходят советоваться, почему она разговаривает со всеми. Она обязана оказывать знаки внимания только своему мужу!
Как-то после застолья с мужиками из третьего околотка он позвонил в дверь и, когда Катя открыла ее, с силой отшвырнул ее от двери и бросился бегать по квартире из комнаты в комнату, ожидая увидеть кого-то постороннего. Дети уже спали. Больше всего Катя боялась, что он разбудит их. Он заглядывал под матрас и в цветочные горшки.
Потом схватил ее за волосы и потащил в спальню. А на ходу шипел в ухо:
– Я тебя выведу на чистую воду!
И хрипел:
– Пока меня нет, ты спишь с любым мужиком, который переступает порог нашей квартиры. И сегодня, наверняка, уже кувыркалась с кем- то в его отсутствие?!
– Максим, тише, дети спят. Ты что, с ума сошел? Ни с кем я не кувыркалась.
– Замолчи, женщина. Что мне твои дети?! Не прикидывайся святой. Знаю я вас. Наслышан.
Он, не стесняясь в выражениях и пытках, закрыл дверь и принялся колотить Катю, как боксерскую грушу, по голове, приговаривая: