Прыжок в ночи

Поезд ушел. Платформа опустела. На ней осталась лишь Катя с детьми. И кое-кто из пассажиров из других вагонов. Такова жизнь: все течет и изменяется. Вот и сейчас кто-то продолжил поездку в поезде, а кто-то шел навстречу неизвестности, зная лишь то, что мама рядом, значит, ничего плохого не случится.

Никто Евсеевых не встречал, хотя Катя послала мужу телеграмму с сообщением о дне и времени прибытия. Перед нею стояло несколько неподъемных сумок. И двое маленьких детей. Страх и отчаяние охватили ее, кровь прилила к голове: как же так, я ведь писала Максиму, что везу огромные сумки?!

Мороз крепчал. Под ногами прохожих скрипел снег, успокаивая отчаявшуюся мамашу и как – бы говоря: « Соберись. Возьми себя в руки. Это радостная и беззаботная жизнь делает людей счастливыми, а беспрерывная борьба вырабатывает стойкость».

Катя повесила тогда две сумки на плечи. Две другие взяла в руки и приказала детям:

– Держитесь за эти сумки. Помогайте мне.

Ясное дело, помощи не было никакой, но появилась уверенность, что дети не отстанут и не потеряются на перроне. Она сжала от усилия челюсти и шаг за шагом продвигалась к вокзалу.

Она старалась думать, что непредвиденные обстоятельства помешали мужу встретить ее с детьми, но на самом деле чувствовала полное разочарование в нем из-за падения с пьедестала, на который в последнее время сама же усадила его. Лучше бы она продолжала, как раньше думать, что люди несовершенны с самого рождения. Тогда бы ей легче было чувствовать его невнимание.

Тут Марина заметила, что от вокзала спешит в их сторону заросший, заспанный и запыхавшийся мужчина.

– Урра! Мой папа, наконец-то, пррриехал за нами.

Она уже неслась к нему навстречу, широко расставив руки:

– Папочка, а я тепер-рь пр-равильно говор-рю Мар-рина. Я умница!?

Прохожие от умиления оглядывались, услышав тираду маленькой девочки.

– Умница и даже красавица, – целовал ее в щеку Максим, одновременно гладя по голове сына и поглядывая на расстроенную жену.

У нее при его виде пропала вся крепость духа, по щекам потекли слезы. Она сейчас была похожа на дикую кошку. Тронь ее, и она зашипит, подняв вверх когтистую лапу.

Он поспешил к ней навстречу. Забрал сумки, поставил их на пол. И обнял ее:

– Не плачь, все нормально. Я никому не позволю обижать мою любимую женщину.

Хотя обида в ней не утихла, она не вырывалась из объятий мужа, от которого, ей казалось, исходил аромат трав и тепла постели.

– Не обижайся, Катя. Я после работы ночным поездом приехал сюда, попросил дежурную разбудить, когда объявят приход поезда из Москвы. А она забыла. Я вскочил, когда уже объявили его отправление.

– А я уже растерялась: как буду добираться одна с детьми?!

Дети обвили их обоих руками. Так они в обнимку постояли с минуту. Затем заспешили в здание вокзала, чтобы не заморозить малышей. Максим и Катя с сумками шли впереди, дети следом за ними. Все были счастливы и довольны. На Кавказе говорят: «Пламя вспыхнет снова, если помешать угли».

К новогоднему празднику они приехали в Могот. Пока Катя ездила за детьми, Максим получил комнату в общежитии на четвертом этаже. Вместе с Евсеевыми в большой комнате теперь помещались пятеро мужчин из Грозного, а в самой маленькой – Андрей Еремеев, ожидающий приезда жены и сына после праздника.

Максим, войдя в комнату, где Катя разбирала вещи, спросил:

– Кать, мы тут все скинулись понемногу, женщины готовят праздничный ужин у Цепухов в квартире. Ты пойдешь помогать или отдохнешь с детьми после дороги?

– Конечно, пойдем, – отозвалась Катя, надевая на себя платье вместо надоевших за поездку брюк.

Дети уже стояли у елки возле двери в ожидании команды: по гостям. Это было их любимым занятием. В общительности им не откажешь. Они быстро находили со всеми общий язык. Так получилось и теперь. Не успели они появиться в квартире, как уже носились наперегонки с детьми Клочковых, или мирно беседовали со всеми, кто их затрагивал.

Прошли праздники. Наступили будни.

ПОДГЛАВА 2. РАБОТА И ОТДЫХ В ПЧ.

Через некоторое время детям дали места в детском саду. Катя вышла на работу. Сначала она работала в ОРСе. Потом стала монтером пути у своего мужа, ставшего к тому времени бригадиром. Ей нравилось работать в молодежном коллективе. Там не было простоев, никто не сачковал, каждый знал свои обязанности.

Комсомольские собрания проводились чаще всего по месту работы. Путейцы приостанавливали на пятнадцать минут работу, рассаживались на поваленные деревья. Доклада на собрании не было. Выносилось предложение, например, участвовать в «корчагинской» вахте. Его принимали или нет.

– Поддерживаем! – одновременно повторяли десятки голосов и поднимали лес рук вверх.

После собрания записывали решение: «Выполнить подъемку пути раньше срока. Считать долгом каждого комсомольца активно участвовать в ударном труде».

Так и было. Когда путеизмерительная машина после прохода по перегонам той или иной бригады показывала отличные баллы, путейцы радовались, как дети, что справились с поставленной задачей. И снова ставили перед собой задачи, с которыми старались выполнить, во что бы то ни стало.

После тяжелого труда можно и отдохнуть.

– Что-то мы в этом месяце совсем не отдыхали, – пора бы отвлечься от работы, предлагал Роберт..– А-то настроение совсем на ноль опустилось.

Тут же отзывался Толик Гилетий:

– Ты как всегда, прав, бригадир. Неплохо бы развлечься. Как думаете, друзья?

Начиналось веселое шевеление в АСКе. Каждый лез в карман за деньгами.

– Я такую буженину приготовила, пальчики оближете, – говорила Рита.

– А мне мама черемшу прислала, обалдеть, какую вкусную! – подавала голос Катя.

Мы ее отварили, смешали с маслом и томатом. Ой, какая прелесть!

– А у нас черемшу не варят! Когда у нее раскрывается лист, она идет на закуску, как лук или чеснок с солью. – удивлялся Саша Соколов, приехавший в поселок из Бурятии.– Ее, кстати, у нас называют диким чесноком.

– Ну, нет! На Кавказе ее копают, когда она еще только показывается из земли с закрученным листочком, – прикрыв глаза от предвкушения вкуса черемши, говорил, смакуя каждое слово, Максим.

Катя улыбалась во весь рот, потому что знала, черемшу обожают все грозненцы. Она у них там, вроде наркотика. Только наступает весна, центральный рынок заваливается ею. На столах у продавцов горы черемши. И жители города ее покупает с огромным удовольствием. А потом везде разносится запах вареного продукта.

– Ну, вы, девчата, даете! Еще до дома не доехали, а уже слюнки текут! А что, уже сезон черемши начался?

– Да, ребятки! Мы с этим холодным климатом совсем забыли, что дома уже весна, – - захохотали Алла и Рита одновременно:

– Максим, Надеюсь, вы с Катей не против, чтобы мы у вас развеялись?

Максим с улыбкой пожал плечами:

– А когда мы были против? Во сколько встречаемся?

– Как только умоемся, переоденемся, заберем детей из детского садика, так и придем.

Мужчины по пути с перегона заходили в магазин за рисовой водкой. Много не покупали: двух-трех бутылок хватало на весь вечер.