Заходите за хорошим настроением!

После смерти я точно попаду в ад

Потому что долгие годы безнаказанно издевалась над людьми! Черти будут варить меня в котле под звуки «Лунной сонаты». В моем исполнении.

За то, что мои успехи в музыке погружали в уныние пять этажей. За то, что долгих двадцать лет соседи слушали мои бездарные экзерсисы.

Родители воплотили свою мечту во мне. С сестрой они не успели. Повезло ей! А я была дура наивная и громко пела в детском саду. Как-то раз меня похвалили, и судьба моя решилась. Меня отдали в музыкальную школу, а дедушка купил мне пианино.

И все зазря. В советской музыкалке мы каждые полгода учили «программу». В нее входили этюды и полифония. Что такое полифония, я не понимаю до сих пор. Но не суть. Я и про этюды не очень понимаю. Я всесторонне недоразвитая личность. И об меня разбились надежды трех поколений.

Семь лет я честно зубрила программу и худо-бедно сдавала экзамены. При этом никого не волновало, что играть я не умею вообще. Даже обезьяну можно обучить выполнять ряд последовательных действий. Ну и я за полгода выучивала, куда каким пальцем тыкать.

Я люто ненавидела музыкалку! Но родители не теряли оптимизма. «Ведь это так хорошо – играть для себя», – говорили они. Пофиг, что я бездарна и у меня нет слуха и чувства ритма. Ну отдохнула на мне природа! Но людям-то за что страдать?

Кроме пресловутой программы мой репертуар был небогат. Я играла три аккорда. Иногда пять. Освоила «К Элизе», «Лунную сонату» и «Собачий вальс». Все. Еще я пела под три аккорда. Но с чуйством. Играть я при этом не умела. Просто выполняла ряд последовательных действий.

А соседям досталось все это слушать. Одно и то же. Двадцать лет. Да за убийство меньше дают! А на зоне-то «Лунной сонаты» нет. Как они терпели?!

Но теперь я знаю, что их страдания изрядно подпортили мне карму. Надо мной живут неандертальцы. Их мамонтенок орет и топает ногами, когда все приличные дети давно уже спят. Пусть! Я промолчу.

Только бы они не купили ему пианино! Свят-свят! Господи, спаси!

Врачам не читать!

Обезболивание изобрели, чтобы пациент от болевого шока не помер. Я это так понимаю.

Вот как бы это еще врачам объяснить? А то у них отношение к анестезии какое-то странное.

Резали мне как-то по молодости ногу. Ну не так, чтобы совсем, но все ж операция. А человек так устроен, что ему ноги резать жалко. У нас их в организме не так уж много понатыкано. Две всего. Ну и ценишь их, бережешь.

Лежу на столе под простынкой, а анестезиолог мне и говорит: «Ну ты и худющая, надо тебе дозу уменьшить». Я говорю: «Вы мне лучше сразу двойную забабахайте. У меня болевой порог то ли завышен, то ли занижен, короче, на меня анестезия слабо действует». А он говорит: «А ты не умничай! Твое дело лежать и наслаждаться, пока умные люди за тебя все решают». Ну я и заткнулась. Кто я такая, чтобы врачам советы давать?

Вкололи мне чего-то, лежу, наслаждаюсь. А в операционной холодно. Врачи-то одетые, а я под простынью голая совсем. Но терплю. От страха даже пот холодный прошиб.

Через какое-то время врач говорит: «А ну-ка пошевели пальцами». Я шевелю. Он говорит: «Странно. А что ты чувствуешь?» Я грю: «Пальцы ног чувствую, вот я вам ими шевелю». Он говорит: «Надо же, не должна бы уже чувствовать, – и иголкой мне в палец – тык! Я говорю: «Ай! Не надо в меня тыкать, дайте лекарства еще, не экономьте на православных. Нас и так немного осталось».

А он говорит: «Тощая ты больно, как бы чего не вышло». Я говорю: «Здрасти! А если вы мне ногу без наркоза резать начнете, это хорошо выйдет? Так, по-вашему?»

Ну влил он мне еще дозу. Лежу, наслаждаюсь. А холодно, блин! Он говорит: «Чего трясесся, страшно?» А я как зарыдаю! «Холодно мне, – говорю, – шо пипец». А он говорит: «Так это от нервов. И анестезия на тебя как-то слабо действует. Полчаса уже с тобой валандаюсь, а толку нет. Давай, – говорит, – я тебе укольчик впорю, ты поспишь, и нам спокойней будет». Ну а я-то сразу что? ему говорила?!

Проснулась уже в палате. Веселая.

Ведь наркоз – это вам не анестезия. Его применяют, чтобы пациент заткнулся и не объяснял хирургу, чего ему оттяпать надо. Я это так понимаю.

Ахти мне, горемышной, ахти!

А напишу-ка я нойный текст про то, как мне жизнь не удалась.

Вон лето какое-то выдалось: отвратительно жаркое. Что это за температуры такие – плюс тридцать один? И че нам с этим делать? Мы, чай, в Прибалтике живем, а не в Африке какой! Народишко наш от такого пекла как чумной ходит.

И у меня все наперекосяк. Не читается мне, не пишется, на работе у меня запара, в доме хлев. Крокодил не ловится, не растет кокос, и коленки сильно хрустят.

Завизжать бы в голос! Или кому-нибудь в жилетку сладко так поплакаться: «Ы-ы-ы!» Чтоб пожалели! Я у нас нежная грустная женщина или уже где?

Но от моих домочадцев сочувствия дождешься, ага! Они ж у меня позитивные все. Идут себе по жизни победителями, блин. Им лишь бы вперед, к трудовым свершениям! Они унылых мерлехлюндов, вроде меня, щелбанами и поджопниками лечат.

А душевные терзания им пофиг ваще. Да.

И решила я начать новую жизнь. Чай, не из породы вон! Тоже буду вся на позитиве. Заодно и от душевной поддержки в виде поджопников избавлюсь.

Дай, думаю, встану с правой ноги и плодотворно начну свой день. У того, кто с левой ноги встал, весь день насмарку – это все знают.

И вот, казалось бы, плевое дело – встать с дивана с правой ноги. Ан нет!

Наши квартиры так спланированы, что в них мебель ставится только так, и никак по-другому. Вот тут диван, а вот тут напротив шкаф. Чтобы наш человек не воображал себя царью вселенной. А то нам волю дай – мы и в булочную на такси поедем!

Я это к чему? Стала я правую ногу с дивана спускать, а она у меня не с той стороны. Нет, не подумайте чего: правая нога у меня справа и приделана, а вот спустить ее с дивана физически невозможно.

То есть сход меня с дивана осуществим только с левой ноги. Ну или можно на живот перевернуться и сползать с дивана, как тюлень с лежбища.

А я уж немолода. Мне лишний раз на живот переворачиваться в лом, это ж какая физическая нагрузка! А оно мне надо? Я и с левой ноги прекрасно встану.

Зато теперь знаю, почему мне жизнь не удалась. Вот он корень всех моих бед!

Как страшно жить, сестры и братья! Как страшно жить!

Бесят меня не сами итальянцы

Сами они народ неплохой. Артистичный. Но вот с пунктуальностью у них плохо. Просто хреново у них с пунктуальностью. И отношение к жизни у них пофигистское. Нам не понять.

Потенца – это самый юг Италии. Ехали в декабре, ну и я надежды питала, что где юг, там и тепло. Но зря! Все пять дней холодрыга была просто жуткая! Мы напяливали на себя всю одежду, а итальянцы говорили «freddo»[1 - Холодно (итал.).] и ходили без шапок. Это очень бесило.

А обратно в Рим ехали пять часов. Ночным поездом, в котором не работало отопление. Хрен ты тут уснешь! А наши соседи-итальянцы холод переносили стоически. «Си, синьора, фреддо!» – И улыбались сочувственно. Ясен пень, Прибалтика это тебе не Италия, мы ж к холоду непривычные.

В Риме у нас было целых пять часов, и я хотела показать детям хотя бы Форум и Колизей. Но итальянские друзья посоветовали нам ехать прямо в аэропорт. Ну окей, им виднее. Зато в поезде на аэропорт было тепло. Мы тут же заснули. И это немного примирило меня с суровой итальянской действительностью.

Через час я проснулась и увидела, что наш поезд все еще стоит в Риме. Я занервничала. Итальянского я не знаю, а по-английски там говорят плохо. Мы еще раз проверили табличку на перроне: «Фьюмичино». Спросили у соседа по купе: «Зыс трейн ту эйрпорт?» Он радостно закивал: «Си-си! Эйрпорт!»

И мы опять уснули. Проснувшись еще через час, я поняла, что поезд по-прежнему стоит в Риме. А до самолета осталось полтора часа. Тут-то я и оценила мудрость итальянских друзей!

Я с ужасом воззрилась на часы, потом на соседа и сказала: «Этот поезд идет в аэропорт. Опоздание уже два часа. ПОЧЕМУ?» А он мило улыбнулся и сказал: «Донт ворри, синьора! Итс нормал. Итс Итали!» Ну и что ты тут скажешь? Впереди поезда не побежишь. Пришлось смириться.

На самолет мы все же успели. И, едва пристегнув ремни, тут же уснули. И спали до Риги. Во сне мелькнула мысль, что самолеты, бывает, падают. Но я решила: «Ну и хрен с ними, пусть падают!» Видно, в душе? я уже прониклась духом Италии, и мне стало все пофиг. Итс нормал. Итс Итали.

Я и теперь в душе? итальянка. Очень скучаю по Италии. Говорю: «Ах, бе?лла? Ита?лья!» – и кончики пальцев смачно целую. – М-муа!»

Случилась со мной намедни беда

Износились у меня носки.