Российский колокол № 4 (48) 2024

Всё шло своим чередом, пока по непонятной для Марфы причине не стали сворачивать НЭП. Как сказал один из жильцов, стуча по дворовому столу костяшками домино:

– Душат, сволочи, спасу нет, очевидно, что конфисковывать начнут, бюрократы чёртовы!

– Правильно душат! Неча нашу кровушку жрать! Не всё коту Масленица, будет и Великий пост, – отреагировал один из пролетариев.

– Что, завидки берут? – подколол первый. – Коммэрция – это тебе не лысину мхом выкладывать да экспроприировать что ни попадя.

– А я тебе ща на деле покажу, кто кому выкладывает! – Пролетарий, опрокинув стол, ринулся на защитника НЭПа.

Тихо стоящая в стороне Марфа по старой привычке вытащила из кармана свисток.

– Милиция, убивают! – истошно завопила она.

Мужики разбежались. Марфа же заволновалась: не было бы беды. И вправду, слыхала, что всё под корень изымать начали. Неужели и до неё дойти может? Но она же «пролетарская жилка», как говорила та, сопливая, что в кожанке. Однако соломку подстелить стоит: не мешало бы к Игнату сходить, уж он-то наверняка всё знает.

Заурядный будничный день в комиссионке был надломлен сдавленным возгласом вбежавшей дочери:

– Мама, зачем? Зачем ты написала донос на Евгения?

Марфа приосанилась:

– Это не донос, это сигнал. Пусть поприжмут, чтобы не клепал что ни попадя.

– Поприжали уже. Забрали сегодня.

Посетителей ровно шквалистым ветром сдуло. Марфа повернулась к дочери:

– Что застыла соляным столпом? Ну посадили. На время. Поучат уму-разуму и выпустят. Кому он нужон со своими стишками?

– У нас литературу нашли. Запрещённую.

– Что? Какую-такую запрещённую? – Марфа растерялась. – А какого лешего…

Дочь обречённо разрыдалась.

Первый раз в жизни Марфа не знала, что делать. Муж Полюшки как «чуждый элемент» оказался за решёткой, и не было никакой надежды на то, что он выйдет оттуда живым. Полюшка слегла, страдая от своей никчёмности и бессилия. Марфа просиживала около неё ночами, тупо уставившись в темноту. Она потерялась во времени. Что-то в ней надломилось. Не было больше веры. Ни во что. И сил больше не было.

В окно чёрной птицей вломился крик соседки:

– Марфа, ну Марфа же! Слушай сюда!

Марфа нехотя подошла к распахнутому окну.

– Беги в свою комиссионку. Игнат сказал, что завтра прийти могут! Заберут всё как пить дать, спасай имущество!

Хрупкое зимнее утро было расколото жалобной разноголосицей. Марфа размазывала по лицу слёзы и сопли, запивая их самогоном, и монотонно дубасила заскорузлыми пальцами по гладким клавишам рояля. Вот и вымостила она саморучно дорогу в ад себе и дочери. А всё благими намерениями. Недостаточно, оказывается, для счастья – научить дочь играть на фортепьянах. Хотелось как лучше, а получилось как водится: зять – немощь интеллигентская (отмордасить бы его, недоумка, за антисоветчину), дочь – дура бесхребетная (ни материнской хватки, ни пролетарского упорства) и рояль пресловутый (будь он проклят). Кругом облапошили, обмишулили, обдурили. Сначала с революцией, а потом и с НЭПом. Только-только на ноги подниматься стала, развернулась – конфисковать всё хотят «товаришчи» бывшие. Роток-то у них – с арку Зимнего, всё заглотнёт, а нам и кусочком подавиться можно. И что теперь? Опять в дворницкую? Ни за что!

Оскалившаяся белая пасть рояля неотвратимо наступала, обретая очертания уродливого монстра. Марфа хлестанула мосластым кулаком по холодной глади клавиш. Те упруго засопротивлялись.

– Ишь ты, не нравится, – съехидничала она. – А кто мне жизнь сломал, подлюка?

Марфа рассвирепела. Схватив топор, она шарахнула своего идола, вымещая на нём боль и обиду за всю свою несложившуюся жизнь. Заметалось в изгибе и упало, надломившись, распростёртое крыло рояля. В бессильном негодовании захлебнулась, выхлестнув жуткую какофонию, перламутровая клавиатура. Пот заливал лицо. Глаза щипало. Марфа, чертыхаясь, невольно слизывала эту солёную вонючую жидкость с губ. Затем чиркнула спичкой. Неистовой вспышкой охнуло пространство. Израненным зверем в заплясавшем пламени застонал рояль. Запах гари заполнил комнату. В бессилии перешли на мат диезы, зашлись в жалобном стенании бемоли. Марфа, не удержавшись, кулём завалилась к педалям и, сложив корявую дулю, на верхнем «до» исступлённо выкрикнула:

– Вот вам, выкусите, ничего не получите!

Выбежавшие на улицу люди с ужасом взирали на охватившее дом пламя. Пожарные, пытаясь укротить огонь, грязно чертыхались. А зеваки, пристроившиеся неподалёку, судачили:

– Это ж сколько добра-то там…

– Так сама, говорят, и подпалила.

– Верно мне бабка сказывала: чужое добро в масть не ляжет…

Метафора

Денис Анисимов

Сын гадюки

(экзистенциальное фэнтези)

Часть первая

Обретение силы

Глава 1

Бизоны растут на деревьях

Эта история началась в Иной Вселенной. Если вы окажетесь там случайно, с первого взгляда ни за что не заметите подмены. Иная Вселенная похожа на нашу, но всё же… иная. На случай внезапного там появления рекомендую посетить Баобабовую рощу. Найдите большую поляну с сочной зелёной травой, где каждый день пастух из местного племени куроки выгуливает стадо бизонов. Прикиньтесь полным невеждой и спросите у него:

– Откуда взялись эти звери?

– Какой глупый вопрос, – с улыбкой ответит туземец, – это все знают! Бизоны растут на деревьях.

– Куда я вообще попал? – возникнет у вас закономерное недоумение.

Добро пожаловать в Иную Вселенную!

Пастуха, что привёл животных на выгул, зовут Чаушин. Это загорелый худощавый юноша шестнадцати лет от роду, с чёрными волосами длиной до подбородка. Из одежды на нём только набедренная повязка и мокасины. Всё сделано из бизоньей кожи. Чаушин считает этих зверей братьями. Он испытывает чувство вины за то, что носит их кожу. Но, увы, в племени куроки одежду и обувь делают только из этого. Надеть больше нечего.

Пастух, как и всё его племя, верит, что бизоны растут на деревьях. Так сказал вождь племени Гудэх. Сам Гудэх этого дерева не видел, но уверяет, что когда-то давно знал охотника, чья жена была двоюродной сестрой местного знахаря, который умер много лет назад. Этот знахарь в годы юности лечил больного старческим слабоумием соплеменника. Незадолго до кончины тот старик рассказал, что видел дерево, на котором бизоны растут, словно яблоки. Верить в такое вроде бы глупо, но более разумного объяснения, откуда берутся эти звери, не существует.

В нашей Вселенной всё просто: когда бизон-папа и бизон-мама очень сильно любят друг друга… Вы и сами в курсе, как это происходит. А в Иной Вселенной эти парнокопытные не имеют пола. Они не рождаются традиционным образом. Бизоны просто приходят на Зелёную поляну откуда-то из глубин Баобабовой рощи, где их находит пастух куроки и забирает в стадо. Откуда именно она (вернее, оно) приходит, никто не знает. Так что легенда о бизоновом дереве отлично это объясняет и всех устраивает.

Сегодня для пастуха день особенный. С закатом солнца ему исполнится много лет. В племени куроки нет числа семнадцать. Всё, что больше шестнадцати, – это «много». Неважно, идёт ли речь о двух десятках или четырёх миллионах. Для местных жителей это примерно одинаковые числа. Они не стараются быть слишком точными. Зачем? По меркам нашей Вселенной куроки – дикое племя. Денег нет, метрической системы – тоже. Им нечего считать, кроме бизонов и собственного возраста. Опять же, зачем? Возможно, в далёком будущем, когда пройдёт много лет, в племени наступит прогресс. Появится необходимость подсчитывать налоги, голоса на выборах и калории в бизоньих отбивных. Тогда куроки придётся пересмотреть свою систему счисления. Вот только вряд ли подобного рода прогресс в их обществе когда-либо произойдёт. Эти ребята, может, и дикие, но не дураки: не имеют они привычки усложнять себе жизнь на ровном месте. На этот момент числа «много» им более чем достаточно.

Когда юноше исполняется много лет, он готов обрести статус взрослого мужчины. Вся деревня (а это человек сто пятьдесят, не больше) собирается на центральной площади, чтобы провести ритуал посвящения. Вступающий во взрослую жизнь получает подарки от близких людей. Обычно это охотничьи копья, глиняные тарелки или каменные топоры (восхитительная вещь, можно деревья рубить, а можно в кабанов кидать).