Шизик

– Не нужен я тебе, Софа, – Вадик проговорил это с огромной печалью в голосе. Демонстративно встал, взяв ключи от машины, и повернулся ко мне спиной.

– Уматывай, Вадик. Навсегда… Ты надоел мне. За вещами заедешь вечером, заберёшь у садовника, – никаких эмоций, сказала, что думала.

Он вздрогнул, но не обернулся. Я слышала, как за забором завелась машина и долго стояла с заведённым двигателем, переживает, наверное. Да и хрен с ним, я не стала дожидаться, когда он уедет, пошла на кухню, включила кофемашину и, заварив две чашки капучино, пошла к гостившей у меня Наташке, будить с «кофе в постель».

В октябре, когда я была на работе и отчитывала нерадивую сотрудницу, позвонил Славик, друг Вадика, и сказал, что он сейчас в Египте, Вадик умер сегодня утром в Хургаде. Умер, накладывая себе завтрак. Они полетели отдыхать вместе, и Вадик уже неделю не пил, не пил и там, и вот, на второй день. Он упал, затрясся и, когда приехала египетская «Скорая», он умер. Умер на носилках, когда его везли к машине.

– Жаль Вадика, – я встала и подошла к окну. Сотрудница хотела выйти из кабинета, но я жестом остановила её.

– Слушай, Соф, у Вадика в последнее время проблемы были большие, а тут, говорят, случай не страховой, короче, нужны десять штук гринов, чтобы вывезти тело в Москву. Перешли деньги, пожалуйста, мне на карточку, реквизиты сейчас эсэмесом сброшу.

– У меня нет денег свободных сейчас, Славик, постарайся решить проблему без меня.

– Софа! Всего десять тысяч, они не отдадут его и даже бальзамировать не будут, похоронят здесь, а не будет денег, так в братскую могилу. Я отдам тебе, как прилечу через неделю, ты же любила его.

– Очень жаль, Славик, ничем помочь не могу. Прими мои соболезнования, пока, – я отключилась. А что я могла? Мне правда было совсем не до этого. У меня свои проблемы, вот эта Лиза, что стояла передо мной, воровала ежемесячно такую сумму, я не могу нести убытки.

А Вадика всё же жаль, пусть земля ему будет пухом. Славик решит эту проблему, и я, может быть, съезжу к нему на могилу.

* * *

Она не любила ноябрь – совсем грустный и унылый месяц. Последние лет десять она редко проводила его в России, среди грязных улиц, машин и пасмурной погоды, ей было душно, не хватало солнца.

В этом году она провела его в Испании у подруги, давно живущей там вместе с Наташкой. Наташка была лучшей Софиной подругой, ну, одной из многих лучших подруг… Во все тяжёлые минуты жизни ей всегда помогали друзья, и она была благодарна судьбе за это. Даже за границей она всегда находила время для общения с друзьями по скайпу или телефону.

В начале декабря, когда они с Наташкой прилетели, их встретил садовник, по совместительству и водитель, и грузчик, и на все руки мастер Витёк. Сидя сзади, они с удовольствием наблюдали заснеженные поля за окном, а не грязь, которую видели, когда уезжали в начале ноября, и слушали последние провинциальные новости от Витька. По сути, в городе было всё, как и ожидалось, по-прежнему, жизнь текла своим чередом, но были интересны мелкие сплетни. Настроение было как нельзя лучше. Софа уже договорилась с друзьями о завтрашнем вечере, все обязательно должны были к ней прийти, ведь она ни о ком не забыла и везла целый чемодан подарков. Домработница получила уже по телефону задание по завтрашнему меню на 14 персон.

Среди друзей Софы далеко не все были состоятельны, как она, в основном это были школьные друзья и друзья по институту. Вторую половину пути они с Наташкой просто молчали, думая каждая о своём, глядя, как за окном проносятся заснеженные леса, чередующиеся белыми от снега полями.

Софа вспоминала своё прошлое, вспоминалось только хорошее, жизнь радовала. Окончание института совпало с распадом Союза, и тогда было очень тяжело, не было ни работы, ни денег. Её звали остаться в аспирантуре, но тогда сами преподаватели приносили с собой на обед пару варёных картошек и луковицу, большего они просто не могли себе позволить. Софа же была разведёнкой с двухлетней дочкой, спасибо маме, она в ту пору сильно выручала. Пришлось много работать, ездить «челночить» в Китай и Румынию, чтобы как-то прокормить дочь и маму.

Мама в ту пору уволилась из НИИ, где работала инженером и получала нищенскую зарплату, чтобы сидеть с Ксюшкой. Сейчас Софья была владелицей крупной сети магазинов бытовой химии. Магазины были не только в своём регионе, но и в соседних областях. И всего добилась сама. Последние 15 лет она уже жила в относительном достатке, но только лет десять назад пришло понимание, что деньги счастья не приносят. Совсем.

Приехав в город и высадив по дороге Наташу, она не узнавала свой город, как это часто бывает после долгого отсутствия. Домой очень хотелось, она соскучилась по нему. Дома было тепло и уютно, чуть взвизгнув, она разбежалась и прыгнула на кожаный диван, стоявшей в прихожей, и, закинув ноги на спинку, с улыбкой смотрела в потолок. Дочь училась в Чехии, но Софья привыкла жить одна. Пролежав минут пять, она встала, потянулась и пошла в ванную. Встав под душ, она с улыбкой жмурилась бьющим по лицу струям воды, бока щекотал душ Шарко, и было очень приятно. Насухо вытершись, она принялась обмазывать тело и лицо кремами, готовясь выпить на ночь капучино, почитать книгу и лечь спать.

Надев халат и выйдя на кухню, с неудовольствием заметила, что в кофемашину не засыпан кофе и не залита вода… «Эх, всё сама, всё сама», – вслух, улыбаясь краешком губ. Сделав себе кофе, она села за кухонный столик, закинув ноги на рядом стоящий стул, и придвинула лежащий ноутбук… Ноутбуком она теперь, после прихода эры планшетника, пользовалась крайне редко, последний раз не позже середины лета.

На рабочем столе появился сайт «Одногруппники», щёлкнув по нему, потянулась к пульту телевизора. Включив его, она с улыбкой и большим удовольствием услышала русскую речь, шли новости, опять ругали заграницу. Казалось, люди не выезжали туда и не видели, где лучше, где хуже.

Взглянув на монитор, она увидела множество сообщений, которые мигали зелёным цветом. Щёлкнув по ним, она почувствовала холодок и озноб, пробирающий её. Сообщение было от бывшей её любви, умершей два месяца назад. Продолжая автоматически улыбаться, она ткнула в сообщение Вадика.

Появилась ЕГО улыбающееся лицо: «Любимая моя!!! Прости за всё, завтра со Славиком летим в Ебипет))) Нужно будет поговорить по прилёту, вынесешь разговор со мной или до сих пор на меня дуешься, любимая моя Софушка? До встречи, очень соскучился по тебе!» Софа побледнела и отшатнулась, пролив кофе себе на грудь. Она не чувствовала боли от горячего кофе, она, как заворожённая, смотрела, как со стены упал маленькие грабельки и поскакали по кафельному полу.

Крик. Её крик. Сердце разрывалось. Горе свалилось в одну секунду. Его нет больше в этом мире. И никогда больше не будет – тупик. Пришло понимание смерти – ЕГО смерти! И вернулась любовь. К нему любовь.

– Эгоистичная скотина, что ты сделал, опять начал всё по новой. Опять как хотелось тебе, Вааадииик, – Софа уже не кричала, лёжа на полу, её тело била мелкая дрожь.

Совещание

Лицо Дерченко было непроницаемым. Мужественные черты лица, умный взгляд. Холён. Безукоризненная стрижка. Двухдневная модная щетина. Молчал. Умно молчал. Хмурил брови. Лоб наморщен. Руки сложены на столе. Дорогой костюм сидит безукоризненно. Галстук подобран точно в тон рубахи. Стилен. Когда Фразов закончил говорить, все взоры обратились к Роману. Дерченко молчал. Тяжело вздохнул, почесал кончиком большого пальца нос. Грозный взгляд его перешёл на Фразова. Взгляд тяжёлый, понимающий. Фразов выглядел глупо, по-детски, несерьёзно. Дешёвенькие очки, короткая чёлочка. Прыщики. Одет в тонкий голубой свитер. Артур захлопал глазами.

– Это всё, что ты нам можешь сказать? – медленно, с расстановкой.

– Практически да. Выход из ситуации только такой, – нелепо моргая глазами, – нууу… Я так думаю.

– Ты так думаешь… Ты думаешь? – перевёл взгляд на Петра.

Пётр Брейкин – самый старший из присутствующих на совещании. Петру лет 50. Лицо широко, как блин сковородки. Брови срослись практически в одну. Лицо простое, но напыщенное. Выпячивает нижнюю губу и морщит лоб. Одет в какую-то дурацкую джинсовую рубаху и чёрные слаксы.

– Думаю, наверное, нужно послушать Ершова, Ром. Там уже и решим, – сказал важно, как что-то очень значительное.

Роман перевёл взгляд на Сашу. Глаза сузились, губы растянулись в лёгкой усмешке.

Саша Ершов явно ничего по делу никогда не скажет. Он был не плохим исполнителем. Одетый в светло-синюю рубаху и брюки мужчина обладал глупым лицом, был хамоват, заносчив, истеричен.

– Я думаю, что нужно просто уволить их и сократить… А по окончании оставшихся собрать и, к примеру, устроить соревнования между командами по пейнтболу, чтобы как бы не обижались и объединились. Сильный ход будет.

– Мда… Ну, собственно… От тебя, Саша, я и не ждал ничего другого. Ценный совет. А про пейнтбол – это ты вообще молодец. Только о чём ты тут говорил, я не понял. Ты в курсе вообще, что мы обсуждаем? – тяжело вздохнув, Роман опять замолчал.

Все смотрели на Романа. Ожидали.

– Господа. Подведу итог, – Роман с минуту подумал и мастерски подвёл итог собрания. Он расставил всё по полкам, разложив роль каждого в выполнении определённых действий.

– Не смею вас всех задерживать. Неисполнение отделами данных требований будет штрафоваться. Критериев оценок нет. Если мне не понравится – это и есть основной критерий. Будем штрафовать. Все свободны.

Все начали вставать, двигая стулья. Сотрудники немного суетились и были слегка подавленны. Роман сидел, сурово глядя на подчинённых. Выглядел он задумчивым. Мужественное лицо играло желваками. Все чувствовали его лидерство.

* * *

«Я вообще не могу понять, о чём он говорит! Совершенно! Как этот Фразов может так искромётно мыслить? Откуда вообще у него эти знания? Как в его голову может влезть вся эта информация? Главное, уловить суть… Ё! Ни хрена не понял… Нужно брови посерьёзнее… Взгляд суровый, он мне удаётся, знаю. Так, нужно положить руки… Так я более эффектно выгляжу. Что-то жрать захотелось. Вот почему я не могу понять всё до конца? Просто не знаю. Но это не важно. Думаю, этот Фразов знает, что говорит. Он наверняка разобрался, как всегда. Нужно уловить основные моменты, потом дать всем задания, распределив по отделам всё, что он сказал. Зря нос чешу… По психологии не правильно. Нельзя. Своими словами. Да, котелок у Артура варит, но красноречия не хватает. Нужно будет резину сменить на летнюю. Запомнил основное. Нужно обдумать, как красноречиво всё, что он придумал, выдать за своё решение».

– Это всё, что ты нам можешь сказать?

«Вроде нормально говорю, уверенно. Главное, чтобы все были уверены, что я-то знаю, что нужно делать».

– Практически да. Выход из ситуации только такой.

«Рома точно не согласится. Вон какой взгляд суровый. Я три дня разбирался в теме, а он и без этого руку, как говорится, на пульсе».

– Нууу… Я так думаю.

– Ты так думаешь… Ты думаешь?

«Нужно медленно переводить взгляд. Я неплохо перед зеркалом натренировался. Выгляжу сейчас супер. Точно. Молчат все, думают, я умный такой. Я, ребятки ни хрена не знаю, совсем. Себе честно могу признаться. Но мне по фиг. Я и разбираться не собираюсь. У меня на это Фразов есть. По другим вопросам – все другие. Главное, бойтесь меня, дурачки».

– Думаю, наверное, нужно послушать Ершова, Ром. Там уже и решим.

«Ёлки-палки. Вообще не слушал, о чём речь. Даже понятия не имею».