Беги и смотри

Задумался и отец:

– Слушай, а не разыгрываешь ты меня? – спросил он наконец.

– Ты не веришь? – спросила дочь, но он не почувствовал в её голосе обиды.

– Не то, чтобы… Но согласись, очень странно. Два мальчика, европеоиды – в этой пустыне… Откуда они здесь?

– Я сама ещё не очень всё понимаю, – призналась дочь.

Он взял её за тонкое запястье, и они помолчали.

– Ты мне точно правду говоришь? – спросил он, как будто проверяя её искренность по пульсу.

Она кивнула, не поднимая глаз.

– Я тебе верю, – сказал он.

Он не мог не верить. Дочка ещё ни разу его не обманывала, во всяком случае , он не мог такого припомнить. Шутила наверное когда-то, но так…

Значит – всё это факт. Ничего себе факт! А что с ним делать? Ведь это всё меняет… Дети эти…

Он опять был в смятении, тысяча вопросов роилась в голове, но один казался важнее другого и он не знал, с чего начать. Отец опасался показаться дочери глуповатым и назойливым. Пожалуй, разумнее было дождаться, когда она сама ему всё толком расскажет. Раз уж он посвящён в часть её тайны, не будет же она до бесконечности таить в себе подробности? Нужно же ей с кем-то поделиться, излить… Тут испарина снова выступила на его лбу – он осознал, что теперь они не одни, теперь он не один у дочери, а есть ещё какие-то двое, предположительно её ровесники. Может быть, она их всё-таки выдумала? Тут он поперхнулся – настолько крамольным показалось ему мысленное предположение, что дочь его от одиночества стала сходить с ума.

Насколько он помнил, ни у кого в их роду подобного не было. Но, может быть, у жены… Он окоротил себя, понимая, что так недалеко самому дойти до сумасшествия. Надо за что-то держаться – за стены, за реальность, за дочку, хотя бы даже за бабочек. Он выглянул в окно – бабочки порхали. Как ни странно, это его успокоило.

Учёный всё-таки задал ещё один, может быть, больше других его мучивший, вопрос. Голос его прозвучал неестественно, он старался быть ироничным, хотя ему было вовсе не до иронии.

– А скажи пожалуйста, на каком языке вы, хм, общались с этими … юношами?

– На том же самом, на каком с тобой общаемся.

Он замолчал и закрыл глаза. Там, в голове, и на ве'ках, перед глазами, – словно вращалась целая тысяча злых планет. Ничего не было понятно. Какой-то бред! Он открыл глаза, в тайной надежде, что всё опять станет на свои места.

Дочка смотрела на него с сочувствующей улыбкой, а он не неё с мольбой, точно просил, чтобы она соврала и выдала всё ею раньше рассказанное за фантазию.

– Нет, папа, это правда, – сказала она и, легко поднявшись, вышла из дома.

– Рацию не забудь, – только и сказал он ей вдогонку.

– Я взяла, – улыбаясь, обернулась она.

– А чего ночью не взяла? – всё-таки позволил себе поворчать отец.

– Я думала, ты спишь.

– А ты что, и раньше так уходила? – осведомился он, внутренне содрогаясь.

– Да, ты не просыпался.

Он вспомнил, как крепко спал.

– И давно это началось?

– Три дня, – ответила она, – недолго подумав. – Ну, я пошла? – спросила она кокетливо.

– Только недолго, – пробурчал он, изображая строгого отца.

– Угу, – кивнула она и упорхнула.

А он остался на дороге, точно облитый из ведра холодной водой. Поднял глаза и пошарил ими в обозримой дали, но дочка уже исчезла в травах. Позвать? А что ещё он может ей сказать? Сама вернётся… А вдруг… Выросла девочка. Учёный грустно усмехнулся. Поваляться в гамаке? Или побродить? Или взяться, наконец, за ум? Он нащупал древко сачка и увидел стервятника. Так он простоял несколько минут, глядя в небо как заворожённый.

Всё переменилось в одночасье. От, ставшей уже было наскучивать, прекрасной безмятежности не осталось и следа. Он расхаживал с сачком по окрестностям, но так и не поймал ни единой бабочки, хотя те как нарочно встречались ему в изобилии и прямо-таки садились на нос. Зато вскоре он поймал себя на тайном желании – невзначай увидеть дочь. Ещё больше он хотел посмотреть на её таинственных новых друзей. Как ни убеждал себя, так и не смог до конца поверить в их существование. Всё было слишком фантастично – как в дурном сне. И чем более разумные доводы в подтверждение возможной реальности этих детей удавалось ему отыскать в собственной голове, тем более невероятной и раздражающей становилась для него вся эта история.

По разворачивающейся спирали он обошёл всю округу. Местность была довольно однообразной – если бы не изобилие процветающих здесь животных и растительных видов. Из-под ног с треском разбегались проворные ящерицы. Увидел он и ещё одну змейку, но не обратил на неё никакого внимания. Зачем он сюда приехал? Зачем взял дочь? Ему приходило в голову, что с самого начала он знал, что что-то должно будет случиться.

И вот… Нет, такого он никак бы не мог предположить. Его снова начинала мучить нешуточная тревога: зачем он отпустил её? Но, может, она уже дома? Он даже не велел, чтобы она вернулась хотя бы к обеду. Впрочем, здесь они, по обоюдному молчаливому согласию, очень скоро отучились соблюдать часы.

Он дошёл почти до основания скал. Это был единственный поблизости выход горных пород посреди укрытых жирной почвой волнообразно пологих холмов. Дальше рельеф начинал повышаться и переходил в настоящий горный. На самом горизонте отсюда виднелись неправдоподобно синие конусообразные вершины.

Он повернул назад и почти бегом домчался в лагерь. Дочь была уже дома, она сидела на ступеньках крыльца, отмахиваясь от надоедливого жёлтого мотылька. Голову её украшал жёлто-оранжевый венок из свежих цветов, а губы были ярко красны, будто измазаны какими-то ягодами. Она с недоумением и сожалением посмотрела на взмокшего и запыхавшегося отца.

Он, стараясь казаться спокойным, сейчас имел вид школьника, скрывающего от родителей свои плохие отметки.

– Ну, где ты бродишь? – иронично спросила дочь .

– Будем обедать? – сказали они одновременно друг другу, чтобы как-то смягчить неловкость.

– Я тоже только пришла, – призналась она.

– Ну как твои новые друзья? – как бы между прочим поинтересовался отец, взбираясь не крыльцо.

Дочь приподняла брови:

– В общем – ничего.

– Слушай, – вдруг нашёлся отец. – А отчего бы тебе их не пригласить? Сюда, к обеду?

Дочь опять задрала брови и пожала плечами:

– Они не пойдут.

– Почему?

– Они тебя боятся.

Отец помолчал.

– Ну, ладно давай есть, – сказал он, уже пройдя в комнату.