Вкус жизни

«Почему-то в каждом Ритином смешке по отношению к Инне все явственнее звучит сарказм? Она принимает все ее шпильки на свой счет?» – удивилась Жанна.

А Инне в одно ухо насмешка влетела, в другое вылетела. Она торопилась высказаться.

– Не вмещался талант Антона в «прокрустово ложе» отдельных «стариков». Поначалу он сам исправно давал им поводы для критики тем, что постоянно проходил через искус прямолинейности. И идеи его вызывали неодобрение и скепсис. Его называли теоретиком-идеалистом. Но он и врагов заставил говорить о себе восхищенно и зло, но не безразлично. Кто-то ругал его, кто-то хвалил, но все сходились во мнении, что Антон, несомненно, – звезда крупной величины на небосклоне науки. Только, видно, кое-кто решил, что его следует хорошенько наказать, чтобы другим было неповадно… Не взнуздали, не запрягли. Не сдался Антон.

Скандал вызвал эффект разорвавшейся бомбы и едва не просочился в прессу. Не хватало еще, чтобы этот факт стал публичным достоянием!.. Очень жаль, что между прозвучавшими тогда на всю страну знаменитыми именами не было фамилии нашего Антона… У кого-то хватило подлой смелости – прознав об его грандиозных намерениях и планах – незаслуженно ославить Антона и с треском провалить его кандидатуру в Ученый совет университета. Прокатили его… Кто-то сильный и беспощадный, напрочь лишенный совести, провел мощную, хорошо распланированную интригу. Видно, никак не мог простить ему успеха. Никто тогда не подсказал Антону, что затевается за его спиной, никто не взял его под защиту, не помог вывести его из-под удара. Одни стали сторониться его, боясь бросить тень на свою репутацию, другие сочиняли про него бог знает что, плодили разные слухи, донимали.

Уж очень Антон своим поведением не походил на остальных: не льстил, не заискивал, плевал на замечания. Вот ему и врезали, чтобы неповадно было высовываться, когда не просят. Его предупреждали, мол, попомни наши слова, достукаешься, как Шимко (прекрасный был педагог, студентов любил и понимал!), со своей прямолинейностью. Враги использовали старый метод, почерпнутый в пьесе Грибоедова «Горе от ума» и теперь нередко применяемый для очернения и уничтожения незаурядных личностей… История обрастала легендами. Только бывшие сокурсники остались рядом с ним, демонстрируя свое молодое, беспредельное, безрассудное бесстрашие. Антон по достоинству оценил их надежность и веру в него.

«Несговорчивая, раздражительная, но об Антоне отзывается лестно, даже сочувственно. Только не нужно ему ее какое-то двусмысленное заступничество», – недоверчиво подумала Жанна.

– Антон относился к университету не как к месту службы, а как к малой родине. Уйти для него было равнозначно бегству за границу, поэтому тяжело переживал разрыв с университетом, – подтвердила Рита.

– Хватало в жизни Антона предательств. Тот памятный исход года произвел невероятный прорыв в отношениях между сотрудниками коллектива его лаборатории. Люди как бы проснулись от спячки.

– Вопрос на засыпку: «Антона волевым решением отставили от должности, и старый НИИ он покинул «по не зависящим от него причинам?» – шокированно уточнила дотошная Жанна. – В чем я сильно сомневаюсь, – прибавила она.

– Сам. Наверное, не с бухты-барахты решил, прежде очень крепко подумал. Знал, что не ужиться в одной берлоге нескольким амбициозным волкам, что в противном случае ждут его «веселые» времена борьбы за первенство, в которой не стоит уповать ни на свой талант, ни на беспредельное терпение. Ведь если дело в конкуренции умов зайдет слишком далеко, то терпение не поможет, все равно выживут те, кто использует хитрые интриги и вероломство. А он не мог работать, не находясь в гармонии с самим собой. Лгать и притворяться не хотел, поэтому просто не общался с теми, перед кем надо было стелиться. Напоследок Антон еще раз удивил своей порядочностью и бескорыстием, помогая бывшим коллегам.

Его уход не остался незамеченным: он дал толчок к развитию самосознания. Появились первые ласточки, которые позволяли себе говорить в лицо руководству не совсем приятные вещи, не закрывали глаза на подлость во имя личного благополучия. Случаи по тем временам совершенно невозможные. Многим пришлось тогда задуматься, против кого дружить. То был сложный процесс возрождения…

Антон не стал копаться в черных глубинах подсознания претендентов на его место, организовавших травлю, не примкнул к оппозиции, предлагавшей «уходить огородами», чтобы «ударить с тыла», не ввязался в ссору. Он не хотел оспаривать свое первенство любыми способами, верил только своей интуиции и сверхтонкому чутью. Поэтому предпочел сваре неупоминание и объяснил свою пассивность тем, что борьба там шла не за науку – у них не было канонических различий и противостояний – за регалии, а у него другая точка отсчета. И тем на тот момент удовлетворил всех недругов. Все себя «нашли» и затихли. Не знаю, правда это или нет, но многие подозревали злой умысел его основного, высокопоставленного, конкурента. И я ловлю себя на той же мысли, поэтому-то и после всей этой истории так долго тревожила меня эта обидная неожиданность… И как ловко все состряпал! Выждал, когда Антон уедет в отпуск… Известный классический прием…

– «Провидческое» решение, – определила Лера.

– Я восприняла его уход как трагедию, как личную потерю, – намеренно сухо сказала Рита. – Антон шутил: «Наличие врагов и сопротивление конкурентов доказывает, что я на правильном пути и, используя новые приемы, двигаюсь в нужном направлении». Не переживал, знал, что нигде не пропадет и свое наверстает. Он не сник, а, напротив, бросил вызов обстоятельствам. Осмотрителен стал настолько, что с тех пор свои планы и замыслы вынашивал втайне, отслеживал ситуацию, чтобы завистники не застали врасплох. Сдержанность и скрытность во всех важных делах вошла в его плоть и кровь, и его осторожные шаги едва ли можно было предугадать. Никто не знал, что можно от него ожидать. Потому и выплыл. Он и сейчас настороже и готов в любое время встретить неожиданное лицом к лицу.

Хотя процесс был сопряжен с целым рядом традиционных для нашей страны трудностей, Антон все обдумал, все предусмотрел и создал новый институт – свое любимое детище. К тому же увел с собой лучших молодых специалистов. «Враг был посрамлен», хотя и после «водворения на престол» от него не сразу отстали. Некоторые завистники не переставали бухтеть, шуршать по углам, мол, не без опоры на чей-то авторитет заполучил институт. Это был апофеоз – прекрасная кульминация уже следующего года! Еще бы, перед подобным фактом бледнели все предыдущие мечты. Ты представляешь степень шока завистников!.. Нет, непрост был Антон.

Все поняли – для Антона нет неподъемных дел. Он сможет претворить в жизнь любую стоящую идею. Его действия уже не называли творческим авантюризмом. Институт стал этому главным неоспоримым доказательством. А он, оснащая лаборатории самым современным оборудованием, неустанно повторял запомнившиеся со студенчества слова любимого профессора о том, что «наука вся прикладная, только результаты одной теории сразу находят применение, а другой – через десятилетия, а то и столетия».

И многим пришлось под него подстраиваться. Но льстецов и подпевал он удалил от себя из чувства гадливости и отвращения. И мне советовал осторожно, но целенаправленно избавляться от нежелательных знакомств. Наотрез отказался от наушничества, которое процветало в годы, совпавшие с началом его самостоятельной работы. Поняв это, интриганы сами стремглав разбежались в поисках подходящих мест.

– А повезло ему, потому что его идеи на тот момент совпадали с духом и требованием времени. Собственно, он тогда даже перерос свое время, – добавила Жанна глубокомысленно. – Точнее, опередил.

– Тесно было Антону в старом НИИ. Ему все время надо было пробовать что-то новое, что априори привело бы к открытию. И он создал прорывную технологию в своей области исследования.

– Инстинкт созидателя приобрел в нем масштабы творческой страсти, – пошутила Инна. – Просто попал в струю, – добавила она, лишь бы поперечить. – Меня всегда удивляла в нем «поразительная адекватность желаний и возможностей, тождество усилий и результатов».

– Чем ты станешь жить, если нечему и некому будет противостоять и противоречить? – весело спросила Галя.

Инна не обиделась, даже рассмеялась.

– Институт Антона стал прибежищем опальных молодых ученых с ультрасовременными идеями, пытающихся сохранить свою индивидуальность. Именно из-за новизны идей привлекал он их в свой институт. Шутил: «Не зарывай талант, данный Богом. Он возложил на тебя священный долг. От тебя только требуется талант усердия. Главная радость – сознавать, что работаешь, принося максимальную пользу. Мы живем не просто так, у каждого свое предназначение».

Каждого обиженного привечал, настаивая на обязательном продолжении начатых им изысканий. Я бы даже сказала, настоятельно требовал этого. По своей воле, безоговорочно доверившись Антону, рванулись к нему и университетские ребята, хотя им работалось там совсем неплохо. Но, видно, на то время с Антоном никто не мог сравниться. Талантливый руководитель, рачительный, образцовый хозяин в лучшем смысле этого слова. Все заботило его: и люди, и идеи. Власть не растлила его. Вот поэтому собрал мощный научный и интеллектуальный состав молодых сотрудников.

– Как тут не найти сотоварищей-единомышленников! По большому счету за сфинксом прятаться удобней. К тому же Антон умел устранять врагов и помогать молодым. А почему бы и нет, если это тебе ничего не стоит. Мудрый царедворец и одновременно в душе бескорыстный мальчишка, – съязвила Инна.

«Ну не может Инна не добавить ложки дегтя, даже расхваливая человека», – удивилась Жанна.

«Теперь на Рите отводит душу, голубка моя сизокрылая, судьбой-злодейкой подстреленная. В иронии за Инной никому не угнаться», – всем существом ощущая несправедливость ее слов, тем не менее с теплой грустью думает о подруге Лена.

– Денег и власти всегда мало, – продекларировала Инна. – Сразу вспоминается «Сказка о рыбаке и рыбке».

– Не сравнивай. Старуха была глупой и самодовольной, – сердито возразила Мила. – Власть – штука жестокая. Мой брат сам ушел из обкома в директора завода. Понял, что слишком тяжел для него этот хомут. Он был честным и слишком ответственным.

– Не часто такое случается, – заметила Лера.

– Некоторые до сих пор не могут простить этому любимчику богов ни таланта, ни красоты, ни того, что ему позволено быть счастливым, – проехалась Лиля непонятно в чей адрес, но с явным намерением быть услышанной.

– …Дефицитом талантливых кадров институт не страдал.

– …А еще он утверждал, что главным поощрением для ученых служит внедрение их разработок и технологических новинок. Наука должна быть востребована в своей стране, иначе наши изобретения быстро подхватят на Западе и нам придется платить за свои же изобретения, как не раз уже случалось.

– Истины прописные, но если бы они выполнялись… – сказала Жанна.

– У Антона они выполнялись.

– Кто бы сомневался! – перебила Инну Рита. – Тут я целиком и полностью согласна с тобой и подписываюсь под каждым твоим словом.

– …А мне говорил: «Надо видеть любую проблему под разными углами зрения. Нельзя скоропалительно реагировать даже на, казалось бы, сиюминутную ситуацию. Ссориться с людьми, прессовать их нельзя. На этом пути люди не прощают ошибок… Вот и ищу подходы. Стоит чуть-чуть оступиться, сделать неверный шаг – и ты у них под колпаком. Мне это нужно?»

– Разве ты, Инна, не согласишься со мной, что Антон классный наставник? Я не знаю ему равных. Со свойственным ему великодушием он считает, что главный его вклад в науку – помощь начинающим. Для меня Антон – воплощение здравого смысла и прагматизма. Доказал, что он не только яркая, но и сильная личность. Всегда принимал зрелые решения. Помню, как своим властным распоряжением увеличил финансирование нового технологического проекта, и никто не пикнул. Если Антон утверждал, то его слово являлось главным аргументом в решении любого вопроса.

– Рисковать, то рисковал, но из бюджета не выходил, знал край. Осторожный, бдительный был.

– Восстанавливая в правах уволенных, не делал никакого различия между своими однокурсниками и взятыми со стороны. В прошлом году инфаркт перенес – болезнь неравнодушных людей. Крепко отпечаталась история его карьеры в моей, я бы сказала, излишне эмоциональной памяти. Не могу отделаться от мысли, что я, хотя немного и робела перед ним, но все же постоянно пыталась подражать ему. Перенимала его манеру общения. Конечно, и близко не видела себя рядом с такой значительной фигурой. А он шутил: «Избавь меня бог от подражателей, но не от последователей», – объясняла Рита Жанне.

– Эти слова крепко отдают самолюбованием. Тебе не кажется? А ты у нас всегда упорно держалась в тени. В его тени… Может быть, еще и млела в его присутствии?.. «Какого масштаба человек! Чем крупнее личность, тем он скромнее и проще», – в голосе Инны опять зазвучала ирония. – Чем благороднее металл, из которого сделана чеканка, тем…

– Может, хватит?.. Не заводись… – остановила ее Лена.

«Не пора ли закончить эту «содержательную» беседу? Как бы она не переросла в ссору», – обеспокоилась Кира, почувствовав непонятное напряжение, возникшее между рассказчицами.

– Ну и дотошная ты, Инна, – не выдержала Жанна.

– При свидетелях говорю. Рита не даст соврать. Я не дам что-то в характере Антона подмалевать, отретушировать, – рассмеялась Инна.

«О любом из наших профессоров, бывших однокурсниках, я могла бы сказать не меньше прекрасных слов, чем об Антоне. Каждый из них интересен и талантлив по-своему. Тоже не лаптем щи хлебают, – с некоторой обидой подумала Кира, остановившись на минутку около Инны, чтобы разложить перед подругами печенье. – Но надо признать, он первый среди равных».

– Я не сразу Антона раскусила и оценила. Сообразуясь со своими предпочтениями, сначала рванула на завод. Я всегда выбивалась из общих правил своими неожиданными желаниями. Хотела в начальники цеха пробиться. Но ведь у нас как: сто?ит в цеху, где работают одни женщины, появиться пусть даже никудышному, самому захудалому мужичонке – его сразу начальником ставят. Вот и нам придурка недоделанного подсунули. Только и умел, что по цеху шастать, заложив руки за спину, пивко цедить да руководству кланяться. Не заладилось у меня с ним, не срослось. Расходились мы во мнениях. Что ни предложу, отмахивался – не встревай, не твоего ума дело, попривыкнешь, втянешься. А я взвивалась как ужаленная. Трудно всю жизнь делать то, что не хочется. Разнес он вдребезги мои надежды. Уплыла моя золотая мечта.

Помыкалась, помаялась и от обиды «навострила лыжи» в университет, поначалу на самую завалящую должностенку, потом в НИИ подалась. Не знаю, как бы сложилась моя карьера, не подвернись мне тогда нежданно-негаданно эта приличная работа. Не цацкались там со мной, но я пробилась в люди знаниями и трудолюбием. И когда Антон свёл меня со своими коллегами в новом НИИ, я сначала отнеслась к нему по меньшей мере настороженно. Не сразу он ошеломил меня силой своей личности. Предвзята к нему была, но помалкивала, точно в рот воды набрала, пока не встала крепко на ноги. Потом принялась нападать, не боясь навлечь на себя его гнев, правда, не прилюдно, только один на один. Не больно-то перед ним расшаркивалась. Я запросто бывала в его кабинете, сидела в его необъятном мягком кресле.

«Не помня себя от счастья», – ревниво подумала Рита.

– Я нападала, а он шутками отбивался от моих идей: мол, не по? миру пойдем, а по миру, мол, мы сами с усами. «Прибереги свои шуточки и хорошо отрепетированные экспромты для других», – говорила я. И он не нарывался. Крепко мы цапались, хоть я иногда и побаивалась, что он даст ходу нашим горячим «прениям» и вышвырнет меня, потому что, как я теперь понимаю, с моей стороны в основном был один пустой эмоциональный треп. Наверное, он не мог взять в толк, как это можно серьезно заниматься такими пустяками, но не издевался надо мной, терпеливо разъяснял мои ошибки. Мягко, без злых или укоризненных интонаций умел не дать себя победить, – с явным удовольствием говорила Инна.