Вкус жизни

– О! Даже ты впадаешь в велеречивое восхваление, – удивилась Инна.

«Есть в Кире какая-то необъяснимая прелесть. С неподражаемым изяществом умеет она придать характеристике человека нравственную весомость, поднять на такую моральную высоту, что никакие щипки и ехидные замечания не смогут его опорочить. И это не проявление светской обходительности и любезности. Ее добрые слова идут из глубины души. Она всем дарит свое расположение, но далеко не в равной мере», – подумала Лена, внимательно вслушиваясь в интонации голоса подруги.

– Антон – яркий, элегантный, всегда держится с достоинством, возможно, потому, что достоинство окрашивает любую жизнь в четкие конкретные тона. В любой компании он в главной роли.

– И, похоже, вошел во вкус, – рассмеялась Инна.

– Он как молодой дуб – прямой, крепкий, кряжистый… – улыбнулась Лиля.

– И развесистый, – хихикнула Инна.

– Этот «оплот величия» с невероятной осторожностью и заботой обращается с людьми, потому что самая надежная дружба рождается в совместном преодолении трудностей, – заметила Рита, не приняв шутливый тон.

– Ни одного темного пятнышка! Виват, король, виват! – воскликнула Инна.

– Он ведет насыщенную интеллектуальную жизнь. Живая легенда, но не одержим честолюбием. Знания – вот главная цель его жизни.

– Ради знаний наши далекие предки отказались от рая, – усмехнулась Инна.

– И Антон любит повторять: «Человечество создано желанием познавать», – напомнила Рита.

– А об остальных аспектах жизни Антона я не информирована и потому воздержусь от каких бы то ни было замечаний. Не вижу причин для вторжения в его частную жизнь. Никогда не позволяю себе распространяться о том, чего доподлинно не знаю, и с сомнением отношусь к рассказам, переданным через третьи руки, – деликатно отстранилась Кира от комментариев личной жизни сокурсника, предвидя Иннины шпильки на ее любимую тему. – Как ты, Лена, уже слышала, Антону не суждено было соединиться с Диной, не пошли они рука об руку по жизни. И хотя бабушка Дины, от которой зависело ее благосостояние, на самом деле была противницей этого брака, я не считаю ее виновницей их несложившегося союза. Антон никогда не был уверен в чувствах Дины к нему и оказался прав: малейшая случайность – и он на самом деле упустил ее навсегда. Все это до известной степени прозрачно и продиктовано не высоколобостью Антона или отстраненностью Дины – так сложилось, так легли карты – и быть по сему. Не нам это обсуждать и не нам менять, – веско закруглила свой рассказ Кира.

– Что до меня, я тоже не осведомлена о его частной жизни после университета. Эта сторона его «деятельности» меня не интересует, – поддакнула Эмма, строгая седовласая дама. – Если тебе нужны точные сведения, советую обратиться к самому Антону, но заранее предупреждаю: не дави на него, он скуп на подробности.

Последние слова были произнесены с нажимом и таким тоном, что Лене сразу расхотелось продолжать свои расспросы. Видно было, что подруги не хотели касаться этой темы и не желали озвучивать ни одну из известных им версий. Сплетни не достойны внимания уважающих себя людей.

«А с другой стороны, молчанием они только разжигают любопытство. Что в Антоне такого, что отличает его от остальных однокурсников? Я бы предпочла услышать мнение Киры, а лучше бы из первых уст, но не от Инны, которая, насколько я понимаю, не утерпит, чтобы не разродиться своими «знаниями», не наговорить всякой всячины», – подумала Лена, водрузила на нос очки и стала рассматривать фотографии в очередном альбоме.

Часть гостей разделилась на обособленные кучки и вела интересные только им разговоры, остальные поглядывали на Киру, как музыканты на дирижера, способного в любой момент направить оркестр в нужную тональность. Лена, листая альбом, невольно прислушивалась к тому, о чем довольно громко шептались сидевшие от нее по правую руку Рита и Жанна.

– … Высокая наука – удел избранных. Теория, которой хотел заниматься Антон и в которую влюбился с первого прочтения, была престижной, но к тому времени уже сформированной, и сделать в ней что-то новое – означало подскочить выше голов корифеев.

– Мне сразу вспомнился наш сокурсник Далинин, который вознамерился «перепрыгнуть» Эйнштейна. Не знаешь, чем ознаменовался его «великий труд»? – отвлекла Жанна Риту от генеральной линии ее рассказа.

– Жена у него оказалась очень деловой и реально оценила возможности и перспективы своего упертого мужа. Сумела его переориентировать. Он по другой теме защитил не только кандидатскую диссертацию, но и докторскую, – ответила Рита скороговоркой. – Не о Далинине, об Антоне сейчас речь. Об Аркаше, если тебе интересно, я расскажу особо.

Сначала небольшое отступление. Делать личный внятный выбор из нескольких, казалось бы, четких дорог всегда трудно. Когда ты стоишь на бездорожье, да еще в распутицу, бывает намного проще. Здесь все сводится к тривиальному везению. Ухнул, куда вывезет, и всё тут. Так было со многими из нас, ты же помнишь распределение.

А насчет корифеев… Отцы-основатели этой теории, увешанные многочисленными знаками отличия, говорили Антону, что «не так-то просто на ходу вскочить в поезд, летящий на большой скорости, к тому же еще если все места в нем уже заняты». Но он успел вскочить на подножку последнего вагона и не слетел с нее до сих пор. Сумел нащупать в своей теме новое, потому что был одержим, или, как говорили тогда о нем, – «ушиблен» этой проблемой. Напористый, амбициозный, упрямый, неутомимо упорный, с поразительной творческой дерзостью, он часто плыл против течения и выдвигал дерзкие творческие идеи. И это проходило.

А у Лены в мозгу высветились свои ассоциации со словом «подножка». Шеф ее любит произносить по праздникам тост: «Чтобы наши ученики и наши собственные дети не висели на подножках!»

– Самым сложным для него было материальное воплощение идей. Но он сам вел свою игру, ни под кого не ложился, в чужие тарелки не заглядывал, на себя одеяло не тянул, потому что умел видеть всю ситуацию в целом и в различных плоскостях. Слушал мэтров, не забывал об уважительном отношении к старикам, но спорил с ними, потому что вместо того чтобы помогать нести новые идеи в жизнь, они поначалу противоборствовали, отдавая предпочтение тем, кто старше и опытнее. Не любил Антон ходить по чужим стопам, ему всегда было интересно делать то, что еще не делал никто. Был в нем хороший кураж, даже спортивный азарт – сумею, сделаю! «Если работа интересна, на нее ни усилий, ни душевных затрат не считаешь», – утверждал он. В его таланте нет жертвенности и обреченности. Он ему в радость.

По причине ершистости не сразу был обласкан руководством. Поначалу получал всякое: и добрые слова, и хулу, случались жуткие административные нагоняи, отстранения от дел. Но он, набивая шишки, учился. Все имеют право на неудачи. Судьба каждому из нас дает шанс. Другое дело, чтобы этот шанс суметь увидеть и использовать. Он смог вырвать у судьбы то, что считал своим по праву, – безоговорочный успех.

Антон органично влился в коллектив – пришелся ко двору – с головой ушел в работу, вкалывал с упорством заговоренного. Тему он выбрал, надо сказать, не из легких, к тому же она была вредной для здоровья и опасной. Ты же помнишь полное отсутствие техники безопасности в те года. Успех не всегда является неотъемлемым атрибутом таланта, но у него все спорилось, все получалось: и эксперимент пошел с первого раза, и расчет под ноль, почти без погрешностей. Шеф не мог им нахвалиться. И, что самое важное, у него часто рождались идеи, не мотивированные спросом. Значимость их бесспорна. Надо отдать должное степени его прозорливости как ученого. Профессионал! Такая творческая амплитуда редко кому свойственна. И все потому, что сколько работает, столько и зреет в нем специалист. Школа у него была отменная. Ты же помнишь наших педагогов?

– Педагоги были одни, да судьбы у всех нас разные, – сказала Жанна с некоторой долей грусти.

– А сколько он в меня влил информации! Не счесть его полезных советов. С его подачи я попала в секретную лабораторию. Там царила атмосфера свободы и творчества.

Рита вдохновенно посвящала Жанну в подробности карьеры своего начальника.

– Я никогда ни в малейшей степени не сомневалась в Антоне. Представляю степень удовольствия общения с ним и завидую тебе, – восхищенно сказала Жанна.

Прослышав, кем интересуется Жанна, Инна достаточно громко, чтобы услышала Лена, обратилась к Рите через стол:

– Мощная увертюра! Красивая версия. Какие дифирамбы! Какая осведомленность! Мол, знай наших. Как не позавидовать! Рита, Антон возглавил пантеон твоих личных божеств? Это устоявшийся образ Антона, его каноническое жизнеописание или апокриф? Ах, в его характере такое разнообразие черт! Разбухаешь от собственной гордости за сокурсника? «Он трижды гениален!..» Его впору объявить идеалом, национальным достоянием! Куришь ему фимиам? Что подвигло тебя на подобные высказывания? По-дружески льстишь захваленному Антону или намеренно создаешь ему ореол невнятной помпезности, сравнивая его с великими умами? Может быть, просто с нежностью вспоминаешь друга студенческой молодости? – подозрительно осведомилась она.

– Откуда такие «познания»? – сдержанно-насмешливо спросила Рита.

– Земля слухами полнится, – наобум, но в тон ей туманно ответила Инна. – В принципе я не против подобной характеристики. Я об Антоне вполне беспристрастно сужу и тоже выделяю среди прочих, но зачем столько восторженных эмоций? С чего это вдруг ты решилась на открытое признание достоинств Антона? Тебе ведь больше импонирует обстановка строгой секретности. Развей мою панику. Хотя ты, не в пример мне, обычно пользуешься только общедоступными источниками информации… Потрясающая обнаженность дружеских чувств! И придраться не к чему. Антон – прекрасный человек, чего уж скрывать. В глазах-то обычно у тебя ничего особенного, а тут таким огнем разгорелись. Сияешь от обожания или от собственной значимости? Хочу тебя предостеречь…

«За Риту принялась. Замолола языком. Не даст сегодня нам от себя отдохнуть», – подумала Жанна.

– Ты что, запала на него и затаилась? Трагедия, апофеоз любви! Крыша не поехала? Ха-ха! Это что-то личное? Беспрецедентное известие! Да ради бога! Оставайся при своем мнении… Думаешь, разумнее всех рассказала? – с упоением начала Инна. – Давай, продолжай в том же духе, потешь старушек. Наш тусклый унылый мир так нуждается в ярких личностях! «Его жизнь насыщена красками и фонтанирует блестящими идеями. Дипломатичный, деликатный, дальновидный, он подчинил науке все свои помыслы. Он никогда не успокаивается на достигнутом результате. На его долю всегда выпадало решение и выполнение главных задач. Критичен и самокритичен, отстаивая свою позицию, способен быть принципиальным. Поражает его тонкое чувственное видение мира. Пространство общения с ним неохватное. Он всегда разный, но главное – талантливый. Корифей, титан мысли.

Образованный, обворожительный, умеющий с присущим только ему блеском очаровывать, восхищать, доставлять радость. Он не бывает унылым, тусклым, скучным. Свободный, сильный, великодушный. Женщины от него запросто теряют голову. По большому счету он для них – предел мечтаний. Он же человек-праздник, наделенный особенным утонченным чувством красоты.

У него богатое гибкое воображение, глубокая эмоциональная и чувствительная память. Стремится к совершенству. Он с ходу понимает людей. Даже ирония его замешена на искренней любви к сотрудникам. Его жесткость не злобная, грозность пламенная, но кратковременная. Все, что он говорит и как говорит – прекрасно! «Я теряла зрение, осязание, заслушивалась и уже чувствовала только лишь силу его страсти и верила только ему. Суть ускользала от меня…» Так? Ха! «Не искушай меня без нужды».

Отталкиваясь от этой бездонной личности, задам тебе вопрос: мне продолжать оглашать список достоинств Антона? – сузив глаза и горделиво-пренебрежительно поведя плечом, спросила Инна. – О чем еще я не сказала? «Его бьющая через край жизненная сила, сознание, заряженное до предела волей к победе, попирали скептицизм стариков, тех, что стояли на его пути, но он и врагов умел сделать своими союзниками, потому что поступал по совести. Ни в чем не позволял себе отступать от истины. Теплый, позитивный человек. С ним на редкость легко общаться. Если я правильно его понимаю, за друга в лепешку разобьется там, где другой палец о палец не ударит, но если потребуется, выбросит все сантименты на помойку. Выручая друга, он – в лучшем случае – рискует репутацией, в худшем – головой. Такой друг – настоящая находка… И все же он не простой, как кроссворд на последней странице газеты…

Опять же, что еще хорошо: «Он – весь свободы торжество!» Что еще можешь добавить к его портрету? Еще будем огород городить? Ах да, не премини напомнить: не хвалится, не фанфаронит. Ни чванства, ни звездности в нем нет. Клеветническую стряпню не приемлет. Умеет быть ясным. Не терпит офисный планктон, тех, кто без инициативы, кто быстро привыкает подчиняться и не может обойтись без указаний свыше. Просто успешно работает, идет по жизни с высоко поднятой головой, но не задирает носа. Нам такие его успехи и не снились. Еще расскажи о том, что порабощен работой, что радость ничегонеделания ему незнакома; что остался верен науке и не приобщился к баснословным капиталам, которые выкачивают из России ушлые дельцы. Убедившись в незыблемости капитализма в родной стране, не оставляет надежды на лучшее будущее нашей науки, хотя в это трудное для страны время не может осуществить своих намерений до конца… Нет у нас профессора равного ему калибра. Уважаю его за неисчерпаемость».

Антон уже легенда, поэтому сложно отделить в его жизни правду от вымысла. Это просто заметка на первую полосу газеты в доперестроечные времена. Хотя больше похоже на эпитафию или некролог. Ты не согласна с моей точкой зрения? Я задаю неудобные вопросы? Не играю тебе на руку? Зато не выношу дешевого чистоплюйства и осуждаю излишнее кокетство. Я противница одномерных трактовок человеческих судеб. Они вызывают неясные аллюзии, – ощетинилась Инна. – Ха! Еще скажи об Антоне совсем по-современному, что-то типа: «Он – харизматичный лидер, небожитель» – сейчас это модно. Ну, прямо-таки мистический восторг! Может вбить осиновый кол в сердце твоей идеологии: «Чем человек талантливей, тем он ближе к Богу. Ведь Бог – это то, к постижению и достижению чего мы должны стремиться». «Его не окружает безликая толпа недругов»… Почему если враги, то обязательно безликие? Если бы безликие!..

Почему, собственно, все должны стоять на ушах от успехов Антона? «Так сложилось. Судьба благоволила ему. У него просто талант быть счастливым. И успех не заставил себя ждать…» Хватит балабонить. Этак можно подумать, что чужая слава кое-кому не дает покоя, – вкрадчиво ухмыльнулась Инна.

– Окстись. А я каким тут боком? Под руку тебе некстати подвернулась? Что это ты так разволновалась на мой счет, – нелюбезно, устало и каким-то чужим голосом отозвалась на выпад Рита. – Обо мне не беспокойся, я себя реализовала в той степени, в какой хотела. А вот в тебе, похоже, говорит уязвленное самолюбие. Только непонятно, с чего это вдруг здесь замешан Антон?.. Смейся, смейся!.. Но ведь на самом деле все твои слова справедливы применительно к Антону.

– Я всегда говорю удивительно умные вещи, только никто этого не замечает, – отшутилась Инна. – Меня ты недооцениваешь, а каждый чих Антона превозносишь. Я тоже никогда не хотела, чтобы кто-то управлял моей жизнью, но мне не удавалось заручиться чьей-либо поддержкой, – притворно осуждающе добавила она.

Волна беспокойства, точно легкий порыв ветра, заставляющий мигать пламя свечи, пробежал по Лене. «Можно узнать, что есть в нас лучшего и худшего, по тому, как мы говорим о тех, кого когда-то любили», – подумала она.

И от внимания Киры не ускользало ни малейшее движение на лице Инны. Она тоже стала проявлять признаки беспокойства, боясь, как бы внешне непринужденный разговор у Инны не вылился в яростную вспышку.

«Сегодня вездесущая Инна представляется мне воплощением дурного тона. Все-таки не вписывается она в наш круг. Слушаю ее и испытываю стыдливое отвращение. Как вклещится в кого – не оторвешь. Выворачивает жизни друзей и так и сяк. И как ее остановить?» – рассеянно думает Жанна и тут же забывает свой вопрос, отвлекшись на слова Риты, которая продолжала высказывать свою точку зрения, не реагируя на шпильки Инны, воспринимая их с брезгливой неизбежной покорностью:

– Когда человек с большими амбициями вырывается из своей привычной среды и начинает заниматься тем, чем не занимались его предки, это часто кончается трагично. Чтобы вырваться из круга, который тебе предопределен рождением, недостаточно таланта в определенной области науки. Но Антон, должна я тебе сказать, быстро научился взвешивать каждое слово, нажимать на нужные пружины, проявлять неприсущую ему в юности осторожность, избегать междоусобных конфликтов, попусту не растрачивая свою энергию. Умел быть жестким. И все это потому, что рано открыл для себя теорию относительности человеческих отношений, их логику, эксцентричность и парадоксальность. За флажки не заходил. Понимал, что агрессия обычно обслуживает какой-то мотив, и быстро отыскивал его. Он органично существовал в выбранном пространстве и предельно выражал свой талант.

– Он утверждал себя как яркую личность, которой ничего не надо кроме творческого труда. О, этот соблазн невозможности, полный чарующей созидательной и разрушительной свободы! Кого он только не губил. О жизнь высочайшего накала! – не смогла обойтись без шутливо-высоких фраз Инна.

– Смею надеяться, что и сейчас он надежно удерживает свои позиции, что нынешним чиновникам он окажется не по зубам и все ему будет удаваться и впредь. Талантливых людей у нас достаточно много, но не каждому дана способность пробиваться, а Антону всегда удивительно везло на счастливые встречи. Он – дитя удачи.

– А нас «создал несчастный случай»? Мы тоже не из последних, – сердито фыркает Инна.