Вкус жизни

– С тобой, Инна, все ясно, – беззлобно смеётся Жанна.

– Раньше, в Союзе, при наличии мохнатой лапы способна была утвердиться любая посредственность с тем же, если не с бо?льшим успехом, чем талантливая. Денег на взятки у людей тогда не было, зато процветало кумовство. А теперь новоявленные олигархи командуют парадом. Такое, к сожалению, царит во всем мире. Вот вы считаете Буша-младшего гением? Я – нет, – философски отвлеченно заметила Аня, глядя в окно.

– При чем здесь Буш? – мгновенно откликнулась Рита. – Он ставленник своей партии. У них там от личности президента почти ничего не зависит. Артист Рейган тоже сносно справлялся. Короля делает свита. А у нас от смены руководства очень многое в стране меняется. Только зачем ты здесь приплетаешь политику? Спустись на землю. Я об Антоне Жанне рассказываю. Его становление пришлось на конец шестидесятых, а семидесятые стали его звездными годами. Именно на них пришелся пик его славы, именно тогда он сумел создать себе имя. Еще в то далекое время он заговорил о технологической революции, указывал концепции и направления развития, выдвигал свою версию, хотя перспективы ее тогда были очевидны очень даже немногим. У него было чутье.

– Может, он и сам до конца не осознавал, что делал шаг в новую реальность, – предположила Инна, не имея целью умалить заслуги сокурсника.

– Пришло время Антона. Он всех обошел, и ему уже ничего никому не надо было доказывать. Ему был дан карт-бланш.

– Очень рада, что ты это признаешь. Это твоя собственная точка зрения или приобретенная на стороне?

– Он познал и ошеломляющую славу. Его же собственная реакция на успех была простая, даже шутливая: «Выше летаешь, дальше видишь. Новое в работе всегда интереснее пусть даже самого лучшего, но старого». При надобности события своей жизни он преподносил с иронией, но всегда с определенным шармом, – будто далеким эхом отозвалась Рита, не обращая внимания на шпильку Инны.

– Это сияние славы ослепляло тебя и не позволяло видеть его ошибки.

– В институте царила атмосфера свободы и творчества. Аспирантов Антон напутствовал: «Копайте глубже, находите необычное и исследуйте». Но он чутко понимал, что есть определенный потолок, выше которого уже нельзя доверять интуиции, так как там уже начинается азарт, игра, и не забывал о контроле.

Антон с ходу выдавал идеи, которые потом становились направлениями в науке. Каждая его новая дерзкая идея выливалась в научные труды его учеников. Он не боялся тратиться на молодых, умел открыть потенциал любого аспиранта, но и от них требовал полной самоотдачи. Не стеснялся отдавать свои идеи на суд молодых, хотя знал, что молодежь – самая жесткая, бескомпромиссная аудитория. «Почему бы, пользуясь случаем, не подбросить диссертабельную идейку хорошему человеку? Отрываю от сердца! Берите. Вполне возможно, она найдет себе рачительного хозяина», – шутил он, беспрестанно покусывая нижнюю губу и встряхивая боксерскими плечами, что выдавало его неугомонный характер. И аспиранты вверяли себя его надежным рукам, в шутку называя шефа отцом, а когда он создал свой институт, то – директором всея НИИ. В кипящем котле его мыслей варились многие. О таких людях говорят: «В них отразилась эпоха. Они сами влияют на эпоху». Я горда тем, что судьба переплела наши дороги.

– Помогая молодым, он, прежде всего, укреплял собственные позиции. Признай: ученики – его должники, – фыркнула Инна.

– Ну, это если бы он смотрел на них через твою призму, – «отфутболила» оговор Рита.

– Риточка, ты в буквальном смысле запротоколировала биографию Антона, – восхитилась Жанна. – Спасибо тебе за рассказ.

– Ты знаешь, я слышала, его мнением и сейчас дорожат и не рискуют начать новую тему, не посоветовавшись с ним. Никто из наших ребят до него не дотягивает, а ведь какие умницы, возьми хоть Сергея, Вадима, Мишу. Но он не возгордился. «Мощь человечества состоит в непохожем существовании каждого отдельного человека», – декларировал Антон на собраниях.

– Сергей отказался от депутатства, отшутившись тем, что счастливы люди, невостребованные властью, что, становясь слугой народа, можно перестать быть человеком. Лебедя в пример приводил, мол, ушел из армии, где многое умел, в политику, где не умел ничего, принимал рискованные решения. И чем это кончилось?

Но Антон не одобрил Сергея и даже резко отбрил, утверждая, что «теперь история стран делается не на полях сражения, а в кулуарах власти. И что человек, способный положительно влиять на других, но не сделавший этого, – предатель, испугавшийся тех, которые из-за корысти лезут наверх и которых надо убирать, потому что сами они не уходят. А как еще можно назвать человека, которому дано, а он не воспользовался своими возможностями во благо других? Тебе предоставляется широкое поле деятельности. Пойми, Сергей, депутат – связующее звено между реальным миром завода, института и сферой центральной власти, всегда такой надменной, далекой и чужой. Нам нужен во власти человек, понимающий нужды интеллигентской прослойки, способный защитить наши идеи и самих ученых от бюрократов. Мы не имеем права оставлять без внимания проблемы наших сотрудников. Мы должны быть справедливы и действенны, иначе когда-нибудь сами себе повесим на шею камень неправедного приговора. Не зря мне пришла в голову счастливая мысль выдвинуть тебя в депутаты. С твоей помощью мы разнимем, разорвем ряды чиновников и тем самым прекратим бесконтрольный умышленный финансовый передел. Там непочатый край работы.

Правда, сейчас принято играть в демократию, но тебя трудно заподозрить в приверженности к нереалистическим идеалам. И хотя наша концепция уже не вызывает бурных возражений и неприязни, труд депутата не под силу неискушенному. Но я могу поклясться – ты сумеешь. Пятьдесят лет могут быть началом новой карьеры, а не концом, как некоторым кажется», – горячился Антон. «В кресле депутата ты будешь смотреться органично», – закончил он шутливо.

Сергей, немало озадаченный предложением, сначала растерялся, стал упираться, мол, хочешь совместить несовместимое. Потом сознался в том, что Антон высказал то, о чем он сам часто последнее время думал, но не решался озвучить. «Я постараюсь не разочаровать тебя», – пообещал он. «Вороны летают стаями, а мы, орлы, в одиночку. Я помогу тебе», – пообещал Антон, и они ударили по рукам. В общем, по настоянию и при его непосредственной поддержке попал-таки Сергей в кандидаты. В щедрости своей выделил Антон на его предвыборную агитацию приличную сумму. И тут он остался верен своим идеалам, – поведала Рита Жанне.

– Наслышана. Не слабые бабки отвалил – это был королевский жест! – и с блеском, без шума и пыли провернул организационную кампанию. Подарок в духе Антона. После этого я зауважала его еще больше.

– Провел кампанию, – поправила Инну Рита. – Не каждому это под силу, но со своим бешеным общественным темпераментом Антон и тут оказался на высоте. Недаром обстоятельства постоянно ставили его в центр событий.

– Метил Серега в дипломаты, а попал в депутаты, – фыркает Инна вспыльчивее, чем того хотела.

– И ведь, как всегда, Антон оказался прав. Интуиция его не подвела. Нюх у него на такие дела. Сергей очень старался – не мог же он обмануть ожиданий друга. Он оправдал возлагавшиеся на него надежды, стал весьма известной фигурой на политическом Олимпе, как теперь говорят – продвинутым. Именем Антона он открывал и «бронированные» двери. Сам того не ожидая, сделался знаменитым. Понятно, что это может значить. Сережка защищал права граждан без ущерба для науки, но, правда, с потерей личного времени. Но так жизнь устроена: что-то теряешь, что-то находишь. Антон был доволен его работой, поддерживал во всем. Восемь лет они были как один кулак. У Антона тоже было несколько развилок жизненного пути, но он всегда отдавал предпочтение науке. Как-то говорил Сергею: «Мир обречен на непонимание, пока у нас не будет интереса и уважения к каждому человеку. Не двурушничая, не двоедушничая, ты вносишь достойную лепту в важное дело. Сколько еще поколений пройдет, пока мы научимся жить по-настоящему цивилизованно?..»

«А на первом курсе Антон, как и я, держался обособленно, был провинциально скромен, наивен, доверчив и фанатично принципиален», – с улыбкой вспомнила Лена.

– Как видишь, Жанна, полезны его мощные духовные инъекции в друзей! И должна тебе доложить, он сам очень четко вписывался в концепцию правды, близко к ней подходил, насколько давали, конечно… Политкорректность никогда не являлась его отличительной чертой. И что самое невероятное: другой на его месте давно бы мотал срок в Магадане, а ему ничего не мешало…

Умел и надавить, и увлечь… И в разгул застоя, когда по телевизору был только позитив и «диспут согласных», эзоповым языком говорил о стратегических просчетах власти. И напрямую случалось выступать. Не хотел себя смирять. Чувство справедливости не давало ему покоя, – продолжала говорить Рита, словно не замечая попыток Инны прервать ее. – С достоинством себя нес. Но счастлив он прежде всего работой. Помню, раз произнес шутливо: «Как тут не работать, не стремиться? Только выдал лучшее, что мог, от тебя сразу ждут еще чего-то большего. Я просто делаю свое дело. Человеком правит призвание, оно влечет, подталкивает, заставляет. Ничего так не завораживает, как пестрая сумятица вечной новизны, ничего так не усиливает радость жизни, как удача в работе. Только она приносит подлинное счастье и ощущение неограниченной свободы». У него и на первом, и на втором, и третьем месте – работа. Она у него в крови, и, должно быть, именно поэтому он не желает противиться этому зову сердца. Увлеченностью работой он словно бы продляет себе молодость.

Взглянув в его сосредоточенное, вдумчивое лицо, можно понять, что такое счастье в самом высоком смысле этого слова. Он весь отдается процессу. Работать для него так же естественно, как дышать. В моменты глубокой сосредоточенности он ничего вокруг не замечает, перестает понимать шутки и даже самые абсурдные предложения обдумывает на полном серьезе. Таким я имела удовольствие видеть его не однажды. И альтруизм для него – норма.

– Я как-то сказала Антону: «Ты счастлив потому, что у тебя есть любимая игрушка – твой институт?» – протолкнула сквозь поток Ритиных слов свое замечание Инна.

– Он как-то пошутил, медленно вышагивая по своему кабинету: «Я люблю свою работу еще и потому, что не жду от нее верности и постоянства». Наверное, я по-своему поняла грустный подтекст его слов… Антон – единственный по-настоящему безупречный из всех тех, кого мне довелось встретить на своем жизненном пути. Думаю, ему грех жаловаться на жизнь. В чем он нуждается, так это в свободном времени.

Говорила Рита негромко, подчеркнуто сдержанно. По ее лицу было видно: она очень старалась, чтобы рассказ выглядел торжественным, но не очень эмоциональным.

– Тебя, Рита, послушать, так получается, что Антон совершенно счастлив только в работе. Трудотерапия – это новая эйфорическая концепция бытия? – удивилась Жанна каким-то капризно-жеманным голосом. – Однако, согласись, это странно. Звучит неубедительно. Давай вещи называть своими именами. Это противоестественный бред, демагогия. Невозможно жить одной работой. Рита, это твои измышления? Ты хоть слышишь себя со стороны?

Тут Инна опять встряла в их разговор и не дала Рите ответить Жанне на ее несколько наивный вопрос. Она сидела слева от Риты и, протиснувшись между стеной и спинкой ее стула, скороговоркой зашептала:

– Что ты лезешь со своими комментариями и вопросами! Погоди, не перебивай, – она резким жестом остановила Жанну. – Не сочту за труд и как на духу все разъясню об Антоне. Совсем маленькая ремарка: «Рита, ты в силу своей восторженности видишь только парадную сторону его жизни. Все трудности и досадные оплошности ты оставила за скобками. А я знаю всю подноготную. Конечно, хотелось бы считать, что всё было именно так, как ты представляешь Жанне. Все, что ты говоришь, – правда, но не вся правда. Я просто обязана уточнить. Всё на самом деле обстояло несколько иначе. Да, Антон – физик по призванию, по крови, так сказать милостью Божией; успешен, всего достиг, всех покорил! Талантливый, но неуправляемый, поэтому о нем ходили самые невероятные слухи, мол, эгоист, неуживчивый».

– Враки. Он легкий, остроумный. Поговоришь с ним – и жить хочется, – возразила Эмма.

– Неудобным он был. Научным и партийным бюрократам не нравилась его самостоятельность. Наивные считают, что общество всегда открывает возможности для талантливых людей. Должно, конечно, но… приходится учитывать человеческий фактор… и его бесчеловечность. И если отмотать клубок событий назад, то можно заметить, что жизнь к нему не всегда была щедра на добрые моменты. Его тоже преследовали неудачи. И в этом я не вижу большого греха. Все закономерно.

Антон не принадлежал к элите. Не думаю, что поначалу он был очень любим начальством: слишком смелый, слишком приметный, яркий и везучий – этакий сгусток ума, воли и оптимизма. Таких стараются не пускать наверх, они же всю иерархическую лестницу могут всколыхнуть. Фортуна, конечно, виляла перед ним своим прекрасным… хв… профилем, но не сразу далась в руки. Не раз попадал в немилость. И тут надо знать Антона, чтобы понять, что он не отступится.

Это только кажется, что все у него было гладко, что ему по воле Божией предстояла блестящая карьера, что кто-то ему соломку подстилал. Не сразу он стал признанным лидером. Он тоже, хоть и отчасти, «изведал страдания маленького человека под пятой сильных мира сего». В аспирантуре ему приходилось в какой-то мере преодолевать окружающую его зону отчуждения. Он же был пришлым. Но молодые не боятся трудностей и сами идут навстречу им. Вот и Антон доказывал, что молодость и талант могут соревноваться с опытом маститых ученых. Могу себе представить, чего это ему стоило… Становление Антона – скачки по холмистому пейзажу. Судьба не раз испытывала его на прочность. Уж я-то знаю не понаслышке. И не всегда оказывалось, что Всевышний «проплатил» его удачу, что вполне было ожидаемо. Но подобные моменты обычно обходят при написании или озвучивании биографий знаменитостей. «Все хорошо, прекрасная маркиза. Все хорошо, все хорошо!»

В подтверждение своей точки зрения скажу: Антон тоже не всем пришелся по душе. Не в чести был у начальства, не слишком оно его жаловало, и у некоторых профессоров вызывал амбивалентные чувства своей, я бы сказала, недостаточной гибкостью. Еще бы, он же покушался на святая святых – на субординацию. Что и говорить: Антон – истинный сын своего времени… ну, и поверил, что ухватил Бога за бороду. Только подводили его каверзные люди, порицали его методы работы, некоторое время придерживали, не давали развернуться во всю мощь и ширь. И преуспели, о чем достаточно ярко свидетельствует тот самый случай, когда Антон оказался жертвой интриг и ушел от Титанова. Красноречивый факт!

– И тут же немедленно последовало твое дознание, – подпустила шпильку Рита.

– Он-то сражался по правилам и игру готов был принимать лишь до определенных пределов.

– Твой рассказ начинает отдавать дешевой сенсацией. Сведения из желтой прессы почерпнула? – пошутила Лена.

Инна, и глазом не моргнув, продолжила:

– Кое-кто подумал, что карьера Антона булькнула на дно, мол, ему не простили неподчинения, что, по сути дела, он в «изгнании» и выключен из науки, ходили упорные слухи, что вышел он в тираж, но они просчитались. Наверное, тогда Антон еще не умел просчитывать риски… Но у меня нет оснований думать, что этот случай стал ему неким предостережением на всю дальнейшую жизнь. Он слишком верил людям.

– Ты предполагаешь, что… – гневно начала Рита.

– Ничего не предполагаю. Этими словами я не имела намерения оскорбить Антона, – отвергла ее намек Инна и продолжила свою мысль:

– Надо сказать, в некотором смысле Титанов (царствие ему небесное) был проблемной фигурой. Заработал себе герастратову славу. (Чем бы ни прославиться, лишь бы прославиться.) Видно, не раз и не два «экспериментировал» на других жертвах, раз сумел выжить такого, как Антон. Наверное, солидный афронт приготовил, всеми правдами и неправдами вовлекая в свои сети зависимых и завистливых. Как говорят в подобных случаях, в затылок Антону дышал. Целый заговор сотворил… с чьей-то поддержки. С чьей? Неразрешимая загадка.

Титанов обычно использовал людей вслепую. Помогая ему, они не догадывались о его колоссальной выгоде. А потом он бросал их. А кто «возникал», тому чинил неприятности, душу вынимал. Оголтелая, хамская позиция. Оттого и происходил постоянный отток умных ребят из его лаборатории.

– Это у него называлось иначе: заставлять таланты молодых воплощаться в русле требований своего руководителя. Лейтмотивом его поведения было стремление укреплять свои позиции только личными связями и нужными людьми. А маленькие людишки, аспиранты там какие-то… – вставила Рита.

– Не гигант мысли. Мало того, боялся, что люди поймут это… Поговаривали, будто он так долго ждал власти, что, когда её получил, в его психике произошел сдвиг. Тщеславие его раздавило. Он тоже прошел свой путь страданий. А может, радость неполной сомнительной победы в нем слишком быстро угасла и не принесла удовлетворения. Мне он казался человеком, угодившим в собственные сети. Кому быть сумасшедшим, тот все равно по какой-то причине сойдет с ума, – понизив голос до шепота, поведала Инна. – Я, между прочим, предрекала…

– Ну, ты у нас мистически одаренный человек, – фыркнула Лиля, прислушавшись к рассказу Инны. – Теперь мы вольны строить различные догадки. Мол, ему бросили кость, а Антона сделали козлом отпущения… Истории с позиции победителя и побежденного часто звучат по-разному. А некоторые вообще склонны превратно понимать любые события…

– Инна, не повторяй сплетен! – возмутилась Рита. – Антон не обращал внимания на всяких там… шутил, что конфликты служат пробным камнем, показателем величины личности. А я в пику ему отвечала, что животные умнее, у них внутри одного вида существует солидарность и только с другими видами – борьба… Тебя, Инна, между прочим, это тоже касается, – добавила она с внешне беззаботной улыбкой.