Вкус жизни

– Царицу бы в нашу Думу, цены ей там не было бы, – рассмеялась Жанна.

– О депутатах и юристах не нам судить. Умом не вышли. И профиль другой, – осадила подруг Лера.

– Одно у нас в голове: болезни общества, несправедливое правительство. Еще ни один пессимист не открыл неизвестную землю и не проник в тайну мироздания. Когда одна дверь счастья захлопывается перед нами, всегда приоткрываются другие; но мы часто их не замечаем, уставившись взглядом в тупик или в неохватную даль, – сказала Рита и вышла с Лилей и Аней на лестничную площадку «перекурить», остыть.

Из кухни опять вышел Слава, на ходу вытирая руки о фартук.

– Мне показалось, что вы тут до критики законов добрались? Как говаривал Крылов: «И сапоги тачать пирожник», – улыбнулся он.

Дина

Ситуацию окончательно разрядила Кира. Она достала фото их выпуска. Все женщины вскочили с мест и окружили подругу. На них из да?ли лет с фотографии смотрели милые девушки и юноши, еще не обожженные жизнью, полные радостных надежд, бесконечно верящие в свои силы. Со всех сторон послышались ахи, охи-вздохи.

– Ой, какие мы тогда были юные и одухотворенные! И какие милые! А теперь померкли все наши прелести. Я постоянно нахожу в себе и на себе приметы старения, – кокетливо сказала Жанна.

– Да мы и сейчас очень даже ничего, – воскликнула Мила, самая шустрая из них и всегда оптимистично настроенная. (И это при всех бедах ее непростой личной жизни.) – Хотя, конечно, на седьмом десятке нам теперь о здоровье надо бы заботиться, да, как всегда, некогда, – закончила она с жизнеутверждающей улыбкой. «Но глаза ее остались грустными, будто подернутыми пеплом», – отметила про себя Лена.

Кира тут же вспомнила слова своего знакомого врача, который напророчил Миле долгую, несокрушимую старость, наполненную юной, озорной жизнерадостностью. «Но ведь даже у нее с возрастом поубавилось оптимизма», – грустно вздохнула она, но тут же взяла себя в руки и приветливо оглядела подруг.

– А я тоже не чувствую свои шестьдесят с хвостиком. Мне в душе тридцать. Ну ладно уж, сорок, – рассмеялась Рита. – Но когда не болею, точно тридцать.

– Ой, девчонки, – встрепенулась Жанна, – иду я как-то к внучку – он совсем недалеко от нас живет – настроение весеннее, петь хочется, плащ у меня расстегнут, шарф на ветру развевается. Вдруг мужчина лет пятидесяти останавливается передо мной и восхищенно так восклицает: «Хороша!» Я растерянно и смущенно чуть ли не шепотом спрашиваю его: «Вы это обо мне?» И он с приятной улыбкой отвечает: «У вас такое вдохновенное, счастливое лицо! Не мог я пройти мимо». А я ему: «Весна!» Представляете, как приятно было в моем возрасте услышать такой искренний комплемент! И нашел для него такие простые прекрасные слова, – добавила она, потупившись, испугавшись своей излишней откровенности.

– Кира, это недавнее фото всей твоей семьи? – спросила Лена.

– Прошлогоднее, – отозвалась Кира, мельком взглянув на снимок.

– Не фотография, а библейская картина. Святое семейство, – с теплой улыбкой заметила Лена. – Ты здесь среди внуков как рафаэлевская мадонна. Ой, а это Дина! Божественная, несравненная, загадочная Диана! Шикарная, без намека на вульгарность, она всегда выглядела на миллион, но никогда этим не кичилась. Ее красота вызывала истинное наслаждение. Взгляды мальчишек всегда были прикованы в первую очередь к ней. Какая замечательно милая, легкая в общении, очаровательная, доброжелательная и в то же время сногсшибательная была девчонка! Я всегда любовалась ею. Помню ее всегда чуть приподнятый точеный носик, роскошные черные волосы, розовый, кукольный цвет лица, удивительно ей шедший, и голубые глаза неправдоподобной глубины и тайны.

В ней было нечто особенное, загадочное, природный магнетизм, что ли, заставляющий даже людей, настроенных против нее, улыбаться. Какое было соперничество между ребятами за ее благосклонность! Она производила фурор, царила в окружении поклонников, которые целой депутацией встречали ее у дверей университета. А она, как и подобает королевской особе, обдавала неугодных ей холодом лучистых глаз…

– И очень даже элегантно это проделывала. Подпустит к себе, как кошка с мышкой поиграет, а потом внезапно по носу щелкнет, оттолкнет, показав тем, что он для нее – пустое место. Помню, один упрямо маячил перед ее глазами, – начала Инна.

– А при ближайшем рассмотрении оказался примитивным. И что же ей было делать с ним? Пришлось «отшить», – со смехом закончила Лера замечание сокурсницы.

– Я не исключаю, что все именно так и происходило, – сдержанно улыбнулась Кира.

Инна никак не отреагировала на ее реплику, только подумала раздраженно: «Как всегда, привычно изображает на лице скромную улыбочку. А Ленка, я думаю, проявляет вежливый интерес к разговору, хотя, скорей всего, мало помнит Дину, ну если только внешне».

– Лена, передай мне, пожалуйста, фото Дины, ее образ в моей памяти какой-то мерцающий, нечеткий. Что-то не сходится для меня в нем, – попросила Жанна.

– «Предание старины далекой» гласит, что сразу после распределения Дина уехала по туристической путевке в Чехословакию, где ее ждал жених из капиталистической Дании. Ее отъезд ознаменовался грандиозным скандалом: высокопоставленные родители вылетели из партии и потеряли свои престижные места. Поломала она им карьеру. Не ожидала я от нее такой прыти. Чем же закончился ее собственный роман с советской властью? Вернули ее, или в Дании она находилась вне досягаемости наших органов? Счастлива ли? Стоила ли ее любовь таких жертв? Обычно, чтобы совершить решительный скачок вперед, надо сначала подумать, сделать два шага назад, в прошлое, к прадедам – так учила меня любимая воспитательница. А она очертя голову бросилась в омут неизвестности. Я бы так не смогла, – поделилась своими соображениями Рита.

– Голову даю на отсечение за правду своих слов и скажу со всей прямотой, что только Дина, имевшая обыкновение и любившая изумлять, могла изъявить готовность покинуть Родину. Тогда многие из нас проглотили языки от удивления, а некоторые приняли ее поступок в штыки, – со своей обычной категоричной непоколебимостью ехидно высказалась Инна. – Вопреки распространенному мнению, в наших кругах принято считать, что проблема ее разрешилась весьма непонятным образом. Все шито-крыто, и никто до сих пор ничего о ней не знает. Наверное, как-то сумела заранее подстраховаться. У таких особ обычно все схвачено, и нам это еще предстоит выяснить. А от поисков ответа круг домыслов и вопросов, как вы сами понимаете, лишь расширяется. Только она сама способна раскрыть нам свою тайну. А может, кто-нибудь приподнимет завесу таинственности и расскажет нам, что на самом деле тогда произошло? Какова была развязка? Вопрос на засыпку! Выкладывайте как на духу, – полушутя предложила Инна. – Как Дина заочно умудрилась окрутить богатого заграничного жениха? Случайность стала ее судьбой?.. Слава, власть и деньги – три зла, но почему-то многие к ним стремятся. Как же – свобода, возможность вершить судьбами. Зло притягивает.

У нее с этим иностранцем, насколько я знаю, даже шапочного знакомства не было. Загнала в угол своим приездом, надавила? А дальше – дело техники! И надо же было такое придумать!.. Схватилась за возможность остаться за кордоном. Сломя голову побежала, точно без памяти.

Все, кто присутствовал в комнате, обернулись на голос Инны. Аня ахнула про себя, но это было написано у нее на лице. Лиля мысленно вскричала: «Опомнись!»

«Какая муха укусила Инну? Надеюсь, она уже израсходовала приличную порцию желчи и на некоторое время угомонится», – думает Рита.

«Любому спорщику надо уметь оставлять пути к отступлению. Зачем Инна идет напролом? – не понимает Лена. – Перспектива ссориться с ней меня не радует».

«Не хватает Инне в жизни кошек-мышек и детективных историй с водяными знаками», – про себя фыркает Лера.

– Дина слишком честолюбива. В пользу того, что я права, говорит много фактов. Сделала прекрасную рокировку! А какова цена этому? Ей нипочем даже неподдельное горе родителей. Чего всполошились? Скажете, плакала навзрыд! Подобные мысли так и просятся быть высказанными, не правда ли? Но, похоже, разгадкой там пока еще не пахнет. Даже моя программа расследования забуксовала. Ясности в этом вопросе нет и, наверное, не будет.

– Не в милости у тебя Дина, – улыбнулась Жанна, очевидно, желая смягчить накал Инниной обличительной речи. Но, испугавшись возможной негативной реакции «всезнайки», не рискнула продолжить в том же духе. – Собственно, я небольшой мастак по части споров с недостаточным количеством информации.

Слушая разглагольствования Инны, Кира испытывала к ней сложные и притом не лучшие чувства. Лиля неоднократно безуспешно порывалась прервать монолог Инны, но та, изливая яд злословия, словно сорвалась с тормозов. Лена уже раскаивалась в своем любопытстве и оторопело молчала, раздраженно думая: «Нервишки сдают? Пора бы ей уже отработать приемлемую форму общения с однокурсниками».

– Угадайте, кто муж Дины? – спросила Инна в явной надежде, что никто не знает.

Но не удалось ей утвердиться в собственной значимости. Кира пропустила мимо ушей ее вопрос о цене совершенного Диной поступка и внешне спокойно откликнулась бытовыми подробностями из жизни подруги:

– Муж Дины оказался очень богатым, «королем бекона», осыпал ее драгоценностями, но без привычного обожания поклонников она очень скучала и писала мне грустные письма. «Сижу одна во дворце, и некому показать свои наряды… Стою на краю бездонной пропасти мечтаний, красивая, богатая, не очень счастливая, и ощущаю отупляющий воздух семейного уюта. Сама себя приговорила к такой жизни. Так хочется вырваться в мир, способный дать пищу небездарному уму, но только лишь дело доходит до попыток пробить незыблемую стену устоев его семьи, сразу натыкаюсь на гранитный монолит непонимания. Я должна принадлежать семье и не более того…

Муж носится по свинофермам, от него дурно пахнет навозом. На многие километры в округе – ни души, ни одной усадьбы рядом, так как все эти земли – его собственность. Возвращается домой усталый и довольный… Не так я представляла свою замужнюю жизнь. Моя душа собирается в комок и не желает расправляться, хотя природа здесь чудная… Помнишь стихи: «Идет любовь, грядет беда… Если б не плакали дети, если б не плакали мамы, если б не плакали мы». Ох уж эта наша пленительная, безответственно искренняя, но жестокая наивность и горькое понимание дорогой цены взросления». В ее первых письмах не было ни радости, ни гордости за мужа. Потом мы на некоторое время потеряли друг друга из виду. Я скучаю по ней, – скромно призналась Кира.

– О, матка Боска! – взвилась Инна. – Что за вздор? Не пудри нам мозги. Нашла с кем равняться! Дина была из другого мира. Мы, наверное, казались ей все на одно лицо. Она и на родине не бедно жила, понимала толк в дорогих вещах, что считалось первым признаком благополучия. У них своя машина была, настоящая дача олицетворяла их кричащее богатство. Может, и ценила правила, да больше любила исключения.

Я тоже была бы не против махнуть за границу, да кто бы меня туда пустил и на какие шиши? Кто меня там ждал?.. А она умчалась в Чехословакию, где ее и настигла любовь к этому капиталисту. Антон Дину очень любил, а ее это тяготило. Мне жаль его, в недобрый час столкнула их судьба на перепутье случайных дорог.

«Некоторая неопределенность событий оставляет простор воображению, вот Инна на всю катушку им и пользуется», – подумала Алла.

«Своим ядом разве что насмерть не отравит», – внутренне возмутилась Жанна.

– Положа руку на сердце, скажу: пофорсить Динка любила, ну прямо вся из себя была: всегда во всем заграничном, задавала тон в моде. Помните, тогда белые нейлоновые блузки в городе только стали появляться. Так на нашем курсе – у нее первой. А с каким шиком носила! Она, скажем прямо, была из тех счастливчиков, которым с рождения было много дано и много позволено. Родители ее даже не пытались в чем-либо ограничивать.

А чего стоил этот ее загадочный взгляд, точно что-то ищущий в бесконечности! Но чаще всего он выражал нетерпеливое требовательное ожидание. А как она очаровательно злилась!

– Ты, наверное, тоже хотела обладать такими способностями, – подковырнула Инну Мила и оглянулась на Галю. Та в ответ чуть приметно улыбнулась.

– Красовалась, манерничала, говорила с молитвенным придыханием. Знала себе цену. Такую цацу приметит всякий. Только ей одной подходила фраза: лучше вызывать зависть, чем жалость. Да, она была одна из нас, но не одной из нас, другая. Она всегда выпадала из нашей обоймы. Такова моя небольшая преамбула, таково мое предисловие, а дальше можете говорить что хотите. И пусть теперь Рита заявит, что по степени абсурда мне нет равных. А я просто реально фиксирую отдельные моменты жизни.

Думаю, никто не станет возражать, что красивым и богатым многое сходит с рук, и Дина это понимала. А была всем мила, потому что на чужое место не претендовала, ей свое персональное было уготовано, чтобы раз, два и в дамки. Это нам, сирым, было не до шуток, нам надо было стараться не затеряться в волнах жизни где-то на перепутьях общежитий. Это Дина каждый день меняла костюмы, как перчатки. Наверное, приятно было иметь то, о чем другие не смели мечтать. А мы могли позволить себе только смену бантов и шарфиков, которыми обменивались друг с другом. И вот за все это я должна перед ней падать ниц? – бурно отреагировала Инна на слова Киры. – Мне, конечно, несколько неловко за мои откровения, едва ли они пришлись вам по нраву, но я знаю, о чем говорю, и не желаю врать. Скажу больше: я вообще не люблю ходить кругами. Дело прошлое, но я не стану подряжаться в менестрели и петь Дине хвалебные песни. И нечего искать на полу тараканов! Дело тут ясное: у каждого своя правда… и это так же верно, как то, что меня зовут Инной.

Она говорила по своему обыкновению преувеличенно громко, сопровождая свою речь выразительными жестами, и довольно улыбалась, наблюдая смятение, которое ей удалось посеять среди «кадрового состава» подруг, и несколько секунд нежилась в «лучах» всеобщего внимания. Всем стало неловко. Знали характер Инны, но никто не был готов к такой резкости.

Кира взглянула на Лену: она буквально парализована удивлением. Посмотрела на Инну огорченно. Та – ноль внимания.

– С чего хорохоришься? Думать о людях хуже, чем они есть на самом деле, значит, самой становиться хуже, – изрекла Алла. – У тебя, Инесса, странный способ возобновлять дружбу. Решила поквитаться с Диной за свои прошлые сомнения и неуверенность?

Она, видно, в силу привычки работы со студентами, говорила слегка снисходительно и подчеркнуто на равных. Что-то на миг дрогнуло во взгляде Инны. Но она быстро собралась, и только излишне наигранная беспечность тона, когда она отвечала на замечание Аллы, выдавала ее напряжение. Эмма смерила сокурсницу строгим взглядом учительницы и подумала: «Не цветут фиалки в душе Инны. Так себе человек: горсть самолюбия, две пригоршни гонора». И все же высказалась вслух, тщательно подбирая слова и неодобрительно качая головой:

– Смело интерпретируешь чужую жизнь. Сплошные перевертыши в твоей голове. За что склоняешь Дину на все лады? Чего набросилась? Дорогу она тебе перешла? Зуб у тебя на нее? Твоя душа лишена человеческого присутствия.

Излишняя откровенность Инны, граничащая с вульгарностью, шокировала даже терпеливую Риту, много лет знавшую Инну по совместной работе в НИИ. Ее не покидало неприятное ощущение назойливого вмешательства в чужое жизненное пространство.