Как живется вам без СССР?

Может, высота, которую задает Венера, нужна хотя бы для того, чтобы человек изо всех сил карабкался ввысь, а не копошился бы годами под гниющей листвой и черными корнями в злобе, мелочности и пустоте?

Жизнь отчего-то мало кому позволяет достичь обещанного… Впрочем, может, эта абсурдная недосягаемость и есть главная ее задача? Может быть, код, ухороненный плутовкой на дубах, секвойях и семи баобабах, рассчитан для Анны и Хади на более длительную разгадку во времени? Зачем же тогда она, женщина, поторопилась?

«А сон? К чему эта просьба ночной тени в белых платках, коли главный персонаж истории и не собирался что-то менять?».

– Ничего не хочу больше о нем знать! – еще раз твердо сказала себе Анна, взяла командировку и улетела из Москвы.

Машина из аэропорта мчится и мчится. Вдоль дороги – виноградники, дувалы, сберкассы, аллеи роз, планшеты с наглядной агитацией, школы, кинотеатры.

– Наконец-то приехали, – сказал водитель и показал рукой на вышедшего из конторы мужчину.

– Это Абиддин, агроном. Он тут хозяин и во всем поможет. Вам надо отдохнуть, вид у вас усталый.

В конторе совхоза никого. Все в поле, бухгалтерия – на обеде. Абиддин подошел к телефону, долго с кем-то разговаривал:

– Ключ у оконной рамы? Спасибо… Гостья у тебя только одну ночь будет. Не волнуйся, плов я приготовлю…

Лучи, падающие косячками сквозь плотные занавески, высветили жилище небольшое, метра три на четыре, скромное – стол, деревянная кровать и трюмо, но такое обжитое, понятное – шелковые платья под марлевой занавеской на стене, книги на тумбочке, будто обладательница их давно знакома, будто не раз тут пришлось бывать, говорить, волноваться.

– О, Мухтасар купила палас! – восхитился агроном, заметив под ногами мягкий светло-желтый ковер. – Хозяйственная девушка, ничего не скажешь.

Абиддин подошел к трюмо, на котором манила темным лаком пудреница, мерцал флакон с розовой водой, а из небольшого рога торчали женские заколки.

– Вот и похвалил, а тут столько всего уходит на ветер…

В доказательство своего агроном уже громко и насмешливо читал надпись на флаконе:

– Желе. Для ухода за кожей. Лицо и руки становятся мягкими, гладкими. Сделано в ГДР.

– Вай, что я говорил? – торжествующе поднял брови он. – Глядеть не хочется…

Сам же от трюмо не отходил, все разглядывал да разглядывал, и на его лице читалось иное: «Как же тут интересно, невозможно хотя бы чуть-чуть не потрогать».

– О, Мухтасар, о, легкомысленная! Она восточная пери или колхозный бригадир? Забыла, что ли?

Он передохнул и продолжил:

– У меня семь детей, из них четыре дочери, еще жена, и им все это тоже нужно? Вай…

– Конечно, нужно! Носить надо прямо сегодня. И ничего не прятать.

На пороге стояла девушка с золотыми сережками в ушах, однако в пыльном платье. Видно, что прямо с поля.

– Знакомьтесь, – представил Анне хозяйку комнаты Абиддин. – Бригадир Закирова. Окончила институт хлопководства. Завтра поведет комбайн – у нас уже начинается сбор хлопка.

Поскольку на Востоке плов готовят мужчины, он мгновенно ушел во двор и начал между кирпичами разжигать огонь.

Пока девушка переодевалась в яркое платье из хан-атласа, Анна листала тоненький сборник стихов Омара Хайяма, который лежал на столе, и натолкнулась на отмеченные его владелицей строки:

В мире временном, сущность которого – тлен,
Не сдавайся вещам несущественным в плен,
Сущим в мире считай только дух вездесущий,
Чуждый всяких вещественных перемен.

В открытую дверь видно было, как подошел к арыку старик, окопал приствольный круг росшего около него тутовника.

– Мухтасар, о наших женщинах расскажи! – крикнул агроном, закладывая в варево рис. – Какие они у нас красивые, добрые!

– Я их терпеть не могу! – ответила гневно девушка.

– Что? – выпрямился Абиддин. – Разве можно так? У них же много детей, они о них заботятся!

– Видела я, как они заботятся. В какой дом ни зайди, нет кроватей, дети спят на полу, вповалку, без простыней, укрываются одним одеялом. А стирают его через три-четыре года.

Мухтасар восторга своего начальника не разделяет и рассказывает о том, какие сельские женщины глупые и жадные.

– И ни одной книги в доме!

«Не преувеличено ли это?», – подумала Анна, но вслух спросила иное:

– Может в этих семьях каждая копейка на счету?

– Бывает, конечно, – вроде соглашается Мухтасар, но и возражает: – Я по ведомости вижу, сколько они получают. Нельзя сказать, что у населения нет денег. Машину у нас непременно купят, а вилку, ложку – нет. Женщины закупают десятками метров плюш. Платят за невесту большой калым, а купить себе пододеяльник, полотенце, простыню и не подумают.

Поварешка Абиддина уже минуту сердито моталась в воздухе, он пытался хоть как-то урезонить бригадира, но та закусила удила и выпалила:

– Я еще с твоей женой разберусь!

– Марьям не трогай! – выкрикнул нервно агроном. – Чем она тебе не пришлась?

– Мы недавно большую денежную премию давали, дарили колхозницам ночные рубашки, полотенца, домашние тапочки. Радуемся в правлении, что сделали доброе, захожу в дом к вам и что же?..

– Что? – сердито выпрямился мужчина.

– Марьям опять босиком по холодному полу ходит, опять во всем доме ни одного полотенца.

– Неправда, она в калошах ходит! – защитил свою жену агроном.

– На босую ногу, в резиновых, это же радикулит, – фыркнула девушка. – А вы спросите, почему она ходит без носков? Потому что все прячет в сундук. А сундук этот бездонный.

Уж тут Абиддин повеселел, вошел в комнату с подносом плова.

– Причем тут Марьям? Мы живем как все люди. Аллах так велел, чтоб был калым.

Но Мухтасар, видно, немало в своей жизни читала и знала, потому мгновенно возразила односельчанину.

– Я читала Коран. Нет там такой глупости. В Коране не написано, что во время свадьбы надо вывешивать на стене сто платьев, притом бельгийского производства, и выставлять на обозрение швейную машинку «Веритас». Авторы Корана не были сотрудниками «Внешпосылторга».