Пока его не было, я тоже осматривал пыльные шкафы, выстроившиеся вдоль стен. Вернувшись, он поставил на кофейный столик пару темных бутылок и заявил:
– У меня созрело два вопроса. Во-первых: что ты там говорил про свою свадьбу? И во-вторых – что дальше по твоему злодейскому плану спасения мира?
Я рассмеялся и вернулся на диван с парой бокалов.
– Ну, я женился на Вренне. Это было запланировано, кажется, еще до ее рождения, так что ничего удивительного. К тому же ты прекрасно знаешь, как долго мы были помолвлены.
– Она же младше тебя на много лет. Сколько ей сейчас? Четырнадцать?
– Семнадцать, вообще-то. Но с четырнадцати она ни капли не изменилась.
– М… Ну и как она? – он намекающе прищурил глаз.
– Мы не спали.
– Семнадцать – это нормально, – удивился он.
– Четырнадцать – это тоже нормально. Просто она меня ненавидит. Ну, типа.
– Это как?
– Ну… не знаю. Типа ненавидит. То есть, в общем-то, ей уже по фигу, но она из вредности всё еще меня ненавидит.
– Что ты несешь?
Я засмеялся.
– Давай лучше о спасении мира. Теперь я думаю, что надо сбрасывать бомбы с истребителей.
– Мы не в Голливуде, приятель!
– А что? Почему нет? Хотя бы с вертолетов. У Сказочника наверняка есть персональный вертолет.
Фыркнув, Артур наконец открыл одну из бутылок и разлил вино по бокалам.
– Вранац, – объявился он. – Черногория, выдержка пятнадцать лет.
Я попробовал – горчит и вообще напоминает черную смородину. Я не преминул сказать об этом. Артур презрительно поморщился и посмотрел на меня, будто говоря: «Ничего ты не понимаешь, придурок». Затем мы открыли мускат, и он оказался гораздо приемлемее, но Артур всё равно косился на меня с пренебрежением – якобы я слишком быстро пил.
Через полчаса в гостиную зашла Мекс – опять в банном халате – она что каждый день принимает ванну? Минут пять я отводил от нее взгляд, а потом вообще ушел на крышу с полубутылкой муската.
III
Уже на четвертый день я настолько обжился в старом пристанище, что трудно было поверить, что меня здесь не было пять лет. Каждый уголок был знаком: ковры, комоды, коридоры, потолки – всё такое родное, захожу в комнату, и на меня сыплются десятки забавных и нелепых воспоминаний. Они пробиваются даже сквозь ремонт, постигший небольшую часть дома.
Я забыл обо всём. О вертолетах, Сказочниках, кораблистах, Вренне, лолли, нерожденных детях, сумасшедших женах… Меня бросало в жар при одном взгляде на Мекс, и все мои заботы сводились к тому, чтобы не показывать это Артуру и чтобы поменьше оставаться с ней наедине – она лишала меня контроля над собой. Ее мягкое розовое тело, ее огненные волосы, ее обворожительная улыбка.
Артур говорит, до встречи с ним она была обычной студенткой – в очках, с русой косичкой. Да как, черт побери?! Если это правда – спасибо ему! Я поверю, что он маг – да кто угодно! В то, что она ведьма, я уже верю, потому что она сносит к чертям всё мое самообладание и вообще адекватность. Я раскисаю, шепчу что-то, будто девственник, а она развлекается.
Но вот, я избегал ее сутки, я принял холодный душ, и я курю на крыше. Кажется, мой мозг приходит в порядок.
Если задуматься, всё становится на свои места. Я уже когда-то занимался этой расстановкой, и всё сходилось. Надо только вспомнить.
Во-первых, я почему-то не ревную. Я завидую Артуру, когда он обнимает Мекс, когда прикасается к ней, но это не ревность. Я был бы абсолютно счастлив, если бы мы устроили шведскую семью… хотя у нас и так шведская семья, если подразумевать под этим просто сожительство. В общем, если бы Артур не был таким ревнивцем или если бы он не был моим другом, то я мог бы сблизиться с Мекс, и меня бы ничуть не волновало, что она спит с кем-то еще.
И во-вторых (хотя сейчас я этого не чувствую, и мне страшно даже думать об этом!), скорее всего меня влечет в ней только ее недоступность.
Я пришел к этому выводу несколько лет назад. Мекс сидела у меня в голове, несмотря на то, что мы не виделись больше года, и я всё думал, что в ней такого необыкновенного, что я не могу ее забыть. И понял – тогда это было откровением, в котором я не сомневался – что это единственная женщина, которую мне было никак не добиться.
Она ведь заигрывает со мной и строит глазки только потому, что уверена, что я держу себя в руках. Она любит Артура и не собирается ему изменять.
Да ладно? С чего я это тогда взял?
Тогда всё было четко и логично. И в итоге я приходил к выводу, что мне хватит месяца, чтобы пресытиться ею. Какое кощунство.
К черту здоровый рассудок! Лучше пойду на кухню, она как раз, наверное, готовит там обед.
Я оказался прав… Стройные ноги, прикрытые полупрозрачными хлопковыми шароварами, легкая домашняя маечка, вздымающаяся двумя объемными полусферами. Пламенные волосы убраны и веером покачиваются над головой и над тонкой белой шеей.
Она обернулась от плиты, и я судорожно втянул воздух.
– На обед плов, – улыбнулась она и прищурила глаза. – Что скажешь?
– Э… Да… Здорово…
– Да? – она положила деревянную лопатку и медленно приблизилась ко мне. Я замер у косяка двери и вдохнул ее сладковатый запах. Она томно сверкнула глазами, облизнула губы.
Я собрал волю в кулак и как можно спокойнее поинтересовался:
– Ты смерти моей хочешь?
Она приподняла круглые брови:
– При чём здесь смерть?
– Я… Если ты так смотришь… Я сейчас поцелую тебя… и ты расскажешь Артуру. А у него случится приступ маразма, и он прикончит меня…
– Тогда… не целуй меня, – она приблизилась вплотную.
– Конечно! – я быстро обхватил ее талию, прильнул к ней губам… и она с силой и яростью вырвалась из объятий.
Я пришел в себя через секунду и с вызовом ответил на ее гневный взгляд.
– Придурок!
– А на что ты напрашивалась?!
Она отвернулась, сжала губы.