Корабль уродов

– Кого там показывали кроме меня?

Чужие | 7

Я дочитала вторую новеллу из книги, которую вручил мне на прощанье Игорь, и отложила цветасто-бежевый томик – он с шуршанием занял свое место на невзрачной белой тумбочке возле кровати. «Десять томных сердец» – гласила обложка. Слезы, крики и самоубийства. Довольно оригинально, никогда такого раньше не читала. Хотя Игорь извинялся, что предлагает мне такую бульварщину, так что, возможно… то, что я никогда прежде не видела таких книг – заслуга Джека.

Вообще, он, конечно, тоже не обошелся без нескольких любовно-эротических романов (зачем ему было нужно, чтобы я их читала, вполне понятно), но в тех книгах речь шла о страстях, изменах, интригах и разнообразном, подробно описанном сексе. Здесь, в этих «Десяти томных сердцах», за основу каждой повести взята некая абстрактная святая, вечная и чистая любовь, которая подвергается всяческим испытаниям. Не знаю, насколько можно верить этим историям, но в любом случае, они помогают неплохо скоротать время.

Время, которое я трачу, сидя у больничной койки Зимина. Сидя, читая и постепенно начиная чувствовать себя одной из героинь этих слезливых новелл.

Даже не знаю, как я позволила себя уговорить. Эти паршивцы просто воспользовались моей секундной слабостью и оставили меня нянчиться с больным, а сами укатили черт знает куда. И это не говоря уж о Джеке! Исчез вместе с машиной, не сказав ни слова. Эх, если бы машина была на месте, можно было бы хотя бы позлорадствовать, что он наконец получил по заслугам.

Если уж наша треклятая сила действительно оставляет нас, то с кого бы ей начинать, как не с него? Совершенно справедливо, что он был беспомощен против кораблистов и мог только истерически сотрясать воздух своими «приказами».

Другое дело, что вся эта система не знает справедливости – ну или не знала до сегодняшнего дня. Если я нарушу Договор – например, убью кораблиста, или покину свой ареал, или перепихнусь с каким-нибудь парнем – то лично мне, скорее всего, ничего не будет. Зато какой-нибудь мистер А. Вентедель, внезапно обнаружит, что десятый справа кораблист не хочет завязывать ему шнурки, а миссис Ю. Вентедель подавится чьими-то золотыми коронками, затесавшимися в ее ужине. Более того, некоторые авторитетные исследователи заявляют, что она может подавиться этими коронками не сейчас, а через десять или двадцать лет, а еще через триста пятьдесят – какой-нибудь Р. Вентедель не сумеет заставить своих миньонов стелить его постель. Такие вот законы природы.

Я вздрогнула от телефонного звонка и быстро вытащила мобильник из кармана. Здесь, в больничной палате, даже классическая музыка казалась чем-то неуместным.

– Алло?

– Вера, привет, – смутно знакомый девичий голос, позади которого слышится шум и смех.

– Привет, – неуверенно откликнулась я.

– Не узнаешь? Это же я, Майя.

– А, Майя, привет, – радостно повторила я.

Странно, почему-то у меня не сработал определитель номера.

Странно, почему-то я привыкла к тому, что у меня есть сотовый и на нем определяется номер, но не привыкла – что здесь не убивают и не употребляют в пищу людей. Действительно, немного странно.

– Ты в Штаман-Рейне? – беззаботно спросилась Майя.

– Да.

– О, здорово! Мы с ребятами из спецшколы собираемся на фестиваль комиксов, давай с нами? Ты представляешь, я нашла столько фанатов Мальтрекса в параллельном классе, а еще двоих в одиннадцатом, и пару в восьмом… вот! Я так счастлива! Я думала, здесь будет гораздо хуже!

Меня на секунду заклинило от такого потока эмоций.

– Э… То есть, там будет очень много людей, да?

– Ну да, довольно много, а ты против?

– Ну так… не то что бы… – я взглянула на сопящего Зимина, на «Десять томных сердец». – Да, я пойду. Когда, где?

– В воскресенье, только я еще не знаю, как мы встречаемся, так что я еще позвоню тебе – завтра наверно, но это супер-мега-клево, что ты пойдешь!

– Ага…

– Ладно, мне еще народу звонить, давай, пока!

«Вызов окончен», – сообщил телефон. Я убрала его и в недоумении покачала головой. А затем снова взялась за «супер-мега-романтическую» книжку.

–

Зимин пришел в себя в самый неподходящий момент: Роджер как раз запрыгнул на карниз – в одной руке револьвер, в другой кукла-вуду – а Сьюзен, прикованная к кровати, из всех сил пыталась встать на колени. Я нехотя закрыла книгу.

– Как себя чувствуешь?

– Эм…

Он смущенно оглядывался по сторонам, немного похудевший и взъерошенный. К белесому шраму, пересекающему бровь, теперь присоединилось несколько отметин на бедре, но их видно не было.

– Мы… не совсем провалились?

– Точно сказано. Не совсем.

– Ты… – он нахмурился, сначала серьезно, потом – лукаво. – Ты построила башенку из монстров?

– А, это. Ну да, – я улыбнулась. – Глупость полная, если честно. Но я испугалась, увидев, что Джека они не слушают, и мне захотелось быть выше, чтобы до всех докричаться.

– Это было довольно… величественно.

– Как мило, что тебя в тот момент это волновало.

Он смешался и опустил взгляд.

– Почему-то всех волновало. Почему-то все не преминули сказать, что я была величественна.

– Это такой странный язык. «Ты была величественна» – значит «спасибо».

– Вот как? – я засмеялась, он тоже, и мы смеялись куда дольше, чем следовало смеяться такой простой шутке.

Когда этот внезапный взрыв веселья прошел, Зимин вдруг вкрадчиво поинтересовался, указывая на книгу:

– А что это у тебя?

Я показала, и он снова разразился хохотом, и я после нескольких секунд изумления к нему присоединилась. Отсмеявшись, едва дыша, спросила:

– Да в чём дело?

И истерический хохот накрыл нас новой волной.

– В чём дело? В чём дело?! – я толкнула его рукой.

– Черт!

– Да хватит уже гоготать, больной!