Сделка

…Встретили его без упрёка и возмущения, а с объятьями и со слезами; в этот вечер никто не говорил ни про наркотики, ни про психиатрическую больницу. Только перед самым сном Рейнер медленно, как бы обдумывая каждое слово, сказал:

– Только послезавтра… Георг, ты пойми: послезавтра ты должен вернуться.

Он кивнул.

– Понимаю. Я вернусь, не переживай: прямо приеду в эту больницу и отлежусь там столько, сколько положено. Но раньше – ни ногой.

Они отправились по комнатам. Рейнер ещё долго ворочался: все сегодняшние события, завтрашние – голова шла кругом, а сердце так и стучало гулко в груди. Он не мог успокоиться и, спустившись, принял ещё одну дозу – почти две капсулы. Даже на один раз не хватает. «Надо купить ещё», – подумал он и, едва коснувшись головой подушки, провалился в сон.

***

С утра он зашёл в аптеку и купил ещё пять капсул. Чуть позже, когда двойняшки проснулись, они втроём зашли за матерью в больницу и вместе с ней отправились на похороны. Это было морозное, сырое утро, когда вместо снега и луж осталась только грязь, а кое-где и мёрзлая земля. Добравшись до кладбища, они умудрились испачкаться чуть ли не до колена. Во время панихиды все молчали; было не так много человек: семья Бёргер, Матиас, Лили, а также некоторые знакомые с работы. В общей сложности, около двенадцати человек, если считать священника. Никто не говорил, как будто боясь нарушить эту угрюмую и вместе с тем сонливую атмосферу, молитвы и отпевание – словно бессвязная речь в трансе. Никто не слушал, присутствующие смотрели либо на закрытый гроб, либо в сторону, а повторяли слова молитвы и крестились непроизвольно. Похороны прошли быстро, и все разошлись. Бёргеры поехали домой на трамвае: они сидели друг от друга несколько отстранённо, по разным сторонам, каждый погружённый в свои мысли. Матиас составил им компанию, вышел чуть ли не у границы Битенбурга и отправился в магазин, Лили молча проводила их и поехала в другую сторону, сразу на суд, до которого оставалось полчаса. Во время отпевания она стояла, прикрывая лицо вуалью и носовым платком; к ней никто не подходил, да и она сама, после слов соболезнования родственникам покойного, отошла чуть ли не за калитку, чтобы её никто не трогал – не хотела либо падать в обморок, либо рыдать и биться головой о крышку гроба, а при одной мысли о разговоре с родственниками её трясло. Однако её никто не трогал, никто не упрекал или винил. Рейнеру даже стало жалко её: ведь она совсем одна.

Мать пожаловалась дома на головную боль, и её уложили наверху. Когда братья остались наедине, Рейнер сказал, что если его не пропустят на заседание, он будет ждать Артура возле дверей. Георг также вызвался пойти и поддержать брата, но его помощь сразу же отклонили: коль он в розыске, его с порога отправят в больницу. Так и решили, чтобы он за матерью ухаживал.

Рейнер и Артур отправились на суд.

…В зале суда помимо братьев (Рейнера всё-таки пропустили), Гомерика Вайса за решёткой, Матиаса, прокурора, Лили и судьи были: Кулаков, старушки-соседки, секретарь Кулакова, его два товарища, принимавшие участие в обвале; братья Г. и О. Кох; медсестра, к которой привели раненого прокурора в ту роковую ночь, и некоторые люди, либо ходившие в подпольный притон, либо работающие в казино «Райская нажива», либо корреспонденты. Суд продолжался почти четыре часа, с присяжными. Всё, словно по сговору, указывало на его виновность – и свидетели, и улики, и факты. Сам же он до последнего молчал, особенно когда тема заходила о Вишнёвском. Он только сказал под самый конец допроса:

– Ваша честь, лучше сажайте меня лет на двадцать-тридцать или же отправляйте в Нордеграунд – всё равно ничего не скажу.

К нему оказались снисходительнее, его отправили в колонию строгого режима на двенадцать лет. Назначать следующий суд не было смысла, даже при смене показаний – его вина неоспорима. Артуру повезло, и совет прокурора помог ему избежать наказания; вот только назначили штраф в тысячу марок, который он сразу же уплатил.

Выходили из зала суда. Матиас тут же присоединился к братьям Бёргер и обнял их: на лице его играла улыбка.

– Слава богу, всё закончилось.

Рейнер захихикал, Артур улыбнулся. Настроение после суда слегка приподнялось.

– Теперь ничего не грозит, а деньги остались, – сказал Рейнер. – Можно подумать и о новом доме, и о машине.

– Завтра же начнём искать новый дом, – сказал Артур. – Переедем на Западный округ, поближе к тебе, Матиас.

К ним подошёл прокурор Франк с улыбкой до ушей.

– Что ж, джентльмены, можете себя поздравить. Суд окончен, остальных членов шайки быстро поймают, я так думаю. Единственное, вам придётся выступать против них свидетелями…

– Да с удовольствием, – сказал Артур.

Франк кивнул и удалился. К ним подошла Лили; на её побелевшем лице играла улыбка. Все трое замерли в неловком молчании. Рейнер поджал губы и осторожно, как бы боясь сделать лишнее движение, обнял её. Она разрыдалась у него на груди и что-то прошептала в ухо. Артур и Матиас услышали только слова Рейнера: «Да, можно».

Он повернулся к ним, не отпуская Лили.

– Она побудет с нами на поминках.

Они кивнули.

Все четверо вышли из зала суда и поехали домой на трамвае. Лили слегка успокоилась, но слёзы её беззвучно капали на пол. Рейнер же сидел чуть поодаль и ёрзал: щиколотка, где его на днях укусила крыса, чесалась. Он всё время нагибался и чесал, пока не растёр её до крови. Обжигающая боль пронизывала рану, и он не мог её трогать, а зуд усилился. Он дёргал, разжимал и зажимал ноги, клал одну ногу на другую, выставлял ноги вперёд. Затем он почувствовал пульсирование в висках; глаза сами по себе закатывались, его взор закрывали мелькающие тёмные пятна. Он чувствовал, что если нагнёт голову в сторону, то больше её не поднимет: как свинцовый шар, она кренилась то влево, то вправо, то вперёд. Пульсирование усилилось, и теперь тупая боль отзывалась в районе лба. Рейнер почесал лоб, и на секунду ему показалось, что он нащупал жилку – опухшую жилку, которая при малейшем раздражении вот-вот лопнет, и он умрёт от кровоизлияния в мозг…

Кто-то дотронулся до его плеча: это был Артур, наблюдающий за ним всю поездку. Глаза его сверкали, говорил он тихо и быстро:

– Да что с тобой?.. Господи, ты белее мела!

Рейнер попытался улыбнуться, но вместо этого сжал зубы и оскалился.

– Крыса укусила… Маленькая, поганая крыска. Я расковырял рану.

– Промой, когда приедем… И ложись. Ты весь трясёшься.

– Голова побаливает.

– Прими лекарства и отдыхай.

– Я с вами побуду, Арти. Не переживай за меня.

Артур не отрывал от него взгляда до конца поездки и держал его то за плечо, то за руку. Рейнер чувствовал, как под широкий и порванный рукав серого пальтишко рука брата превратилась в камень или же в крюк, который не отпускал его. А между тем рана и болела, и чесалась. Рейнер слегка дёргал ногами, стараясь не задевать Артура, но теперь с удивлением обнаружил, что на него почти весь трамвай смотрел.

Они кое-как доехали до дома. Артур шёл рядом с Рейнером, чуть ли не вцепившись в его руку. Рейнера слегка покачивало, а возле самого крыльца его вырвало, лоб покрылся испариной. На пороге дома он чуть ли не отпихнул от себя Артура, схватил на кухне аптечку и побежал наверх. Он высыпал все лекарства прямо в ванну, прибил двух тараканов и стал искать йод. Затем осторожно, дрожащей рукой обработал рану, которая кровоточила: чёрные носки покрылись красными пятнами, брюки потемнели и едва не прилипли к корке. Со стоном он отыскал шприц и две капсулы морфия, принял лекарство.

Рейнер запрокинул голову назад, яркий свет слепил ему в глаза. Тёмные пятна сменились красными искрами, боль постепенно, но быстро отходила. Он посмотрел на себя в зеркало, с которого на него глядел высокий человек с потным лбом и бледным, худым лицом с впалыми щеками, и мешками под опухшими глазами. Он сел на край ванны и сидел так, казалось, час, пока не постучал Георг.

– Ты там живой?

– Угу…

– Как голова?

– Нормально…

– Всё уже накрыли. Идёшь?

– Угу…

Он с неохотой поднялся и, так и не прибравшись, спустился с Георгом вниз. Лили, Матиас, Артур и мать сидели за столом, на котором стояли бокалы и отварная курица с овощами, а также бульон. Рейнер оглядел присутствующих, но мысли его витали далеко… «Крыса, эта мерзкая крыса укусила меня, из-за неё я сейчас страдаю».

Неожиданно Артур встал и сказал:

– Ой, забыл вино. Георг, принеси, пожалуйста; оно на чердаке…

– Нет, – тихо сказал Рейнер, выпрямляясь. – Оно в подвале.

– Ладно, я сам схожу…

– Сиди, Арти, сиди. Я сам.

Артур прищурился.

– Рей, лучше не надо. Посиди…