Сделка

– У меня не так много денег…

– Ну хотя бы просто сыграть. Ну, прошу…

Внезапно Лабби опустил глаза: ему стало стыдно.

– Даже не знаю. Мы не так хорошо знакомы, а ты зовёшь меня в подполье поиграть… Я не боюсь, я сам этого хочу, но…

– Ты облавы боишься? Или мужа? Но эти-то не боятся ни одного, ни второго.

Она показала на братьев Кох. Те с удивлением переглянулись. Один из них сказал:

– Ну что, дорогой мой… А как вас там?..

– Я Лабберт Бёргер. – Произнеся имя вслух, он почувствовал себя увереннее и поднял на собеседника глаза. – Я хочу с вами сходить туда, я никому ничего не расскажу.

– Хорошо, герр Бёргер. Но вы нас не знаете, вы нас не видели, вы ничего не помните.

– Да, я ничего не знаю, я вас не видел.

Говоря это, он чувствовал гордость: ему доверяли серьёзную тайну.

Вдруг у него кольнуло в сердце: а как же Матиас?..

Но тут братья Кох встали. Лабби с Лили последовали их примеру. Оплатив счёт за кофе, они юркнули на улицу и сели в машину. Их маршрут лежал на Пограничную улицу – этакую «границу» между Битенбургом и Западным округом.

***

Подпольное казино располагалось в квартире на первом этаже. Подполье устроили не так давно, два года назад, а до этого старое, полуразрушенное помещение с пауками и крысами, которое состояло из двух комнат, принадлежало самому Вайсу – до того времени, пока он не переделал его под казино и не съехал – вот что рассказала Лили по дороге. Лабби побелел; он вспомнил, как вчера говорил про это Артур. «Господи, так вот что это за подполье! – думал он. – Вот что за бизнес! Теперь я понимаю, почему прокурор так взъелся на Вайса…»

Лили заметила выражение его лица и нахмурилась.

– Что с тобой?

– А где твой муж?

– На фабрике. Ему у себя пока запрещено появляться для своей безопасности и безопасности игорного дома. Он живёт в моей квартире.

Они замолчали и не говорили до конца поездки. Лили отвернулась к окну; Лабби заметил это: полная противоположность той девушки, которая сидела в кафе. Он догадывался, о чём супруга Вайса думает: она, безусловно, должна всё знать – и про Вишнёвского, и про угрозы Артуру, и про обвинение, предъявляемое Кулакову. Может, она молчала потому, что ей в какой-то момент стало стыдно, а в кафе строила из себя беззаботную, рискованную дурочку, чтобы не вызывать подозрения?..

Не успел он обдумать это, как машина остановилась перед трёхэтажным домом, первый этаж которого был заколочен досками, и оттуда едва пробирался свет от керосиновой лампы. Когда все четверо выбрались из машины и подошли поближе, Лабби почувствовал спёртый запах табака, и голова его закружилась, в глазах помутилось. Он глубоко вздохнул и прошёл внутрь. Дверь открыл лысый мужчина, который сначала огляделся по сторонам, а затем чуть ли не пропихнул всех четверых в помещение. Квартиру полностью обустроили под казино, поставили покерный стол, рулетку и даже нечто наподобие бара сделали в углу – стол с напитками. В двух комнатах свет исходил только от шести ламп: одна в туалете, три в большой комнате, две в маленькой. Было очень жарко, все сидели без пиджаков и в открытых платьях; плотный воздух, почти на девяносто процентов состоящий из табака, окутывал всё помещение. Многие отмахивались от него либо веерами, либо листочками, либо даже картами.

Лабби прикрыл рот рукой и откашлялся. Братья предложили ему сыграть в покер. Он сказал, что играть не умеет, но с удовольствием посмотрит на игру. Наблюдал он за игроками минут от силы пятнадцать, но от столь душной атмосферы ему захотелось спать. Чтобы взбодрить себя, подошёл к столу с коктейлями и взял один бокал. Лили вышла из другой комнаты и встала возле него, отпила коктейль. Они стояли рядом и молчали – отдалённый говор за столами нарушал тишину. Лабби ждал, когда она хотя бы улыбнётся ему, но та только пила из трубочки и смотрела в одну точку на полу.

Он не выдержал и тихо сказал:

– Что с тобой, Лили?

Она вздрогнула и посмотрела на него. При тусклом свете ближайшего фонаря он заметил на её глазах слёзы.

– Что со мной?.. Я не могла найти подходящего момента, поговорить с тобой, и вот… Получилось.

Две слезы покатились по щекам, размазывая тушь, но она стояла перед ним, словно статуя. Лабби почувствовал, как сердце его сжалось и губы слегка задрожали.

– Я, кажется, понял…

Она поставила коктейль и прижалась к нему, тихонько всхлипывая. Никто не обращал на них внимания.

– Прости, – сказала она, уткнувшись лицом ему в жилетку.

– Да за что? Ты тут совершенно ни при чём…

– Знаю. Я за мужа прошу прощения; мне за него стыдно.

– Перестань. Ничего страшного, зато у нас есть деньги. Мы по большей части выиграли от этой ситуации.

Внезапно один из игроков крикнул:

– Ну где этот засранец, Г. Кох? Десять минут он курит, что ли?

В этот момент грохот ударов посыпался в дверь. Все замерли в напряжённом молчании. Грохот на минуту стих, но затем снова возобновился с двойной силой. Снаружи послышался голос:

– Открывайте и выходите! Мы знаем, что вы там!

Но никто не двигался. Голос после очередной серии грохота сказал:

– Если не выйдете, пеняйте на себя! На счёт три: раз…

Грохот.

– …два…

Грохот ещё больше усилился. Послышался скрежет, как будто взламывали замок.

– ТРИ!

Дверь распахнулась, ударившись о стену, и холодный поток воздуха разогнал табачный дым. Вдохнув полной грудью, Лабби прижал Лили к себе, и оба повалились на пол.

***

…Лабби не приходил. Напротив Матиаса сидели три человека: двое к нему спиной, один лицом. Последнего он разглядел: маленький, морщинистый, рыжеволосый. Джанет показывала вырезки из газет: это был личный секретарь Кулакова. На этот раз ни он, ни его собеседники не сидели в комбинезонах, что сразу выделяло бы их из толпы, а в самых непримечательных шерстяных жилетах и в сюртуках.

– …Они сейчас поедут, – говорил секретарь. – Я уже обо всём договорился с прокурором Франком. – Он помолчал, глядя перед собой. Его глаза засияли. – Ну, пойдёмте!

– Мы же только что пришли!

– Они уходят, кретин!

Трое встали и направились к выходу. Матиас не глядел на них, а безучастно рассматривал ближайшие полки с книгами. Через пять минут сердце его подскочило; его охватило странное предчувствие тревоги, ведь Лабби нет уже десять минут.