– Больше чем кто?
– Больше, чем букашка, возившиеся с навозом, – Макс помнил о работе на ферме. – больше чем б-белка, бегущая без остановки в колесе, пока откинется.
– И чем тебя не устраивала эта жизнь?
– Она до безумия скучна.
– Это не причина для убийства людей.
Макс странно улыбнулся, а затем опустил голову о чем-то задумавшись. Я решил, что наш разговор завершился и повернувшись, побрел к выходу.
– Знаешь, я кое-что вспомнил, – обратился он. Я не остановился, понимая бессмысленность дальнейшего общения. А парень, оскорбившись отсутствием моего внимания, с ненавистью продолжил: – Это из-за меня перевернулся автобус. Я перерезал шланг т-т-тормозной жидкости!
Я остановился. Сжал кулаки. Почувствовал, как краснею от злости. Макс не замолкал. Он взялся за прутья камеры и громко произнес:
– Как тебе такая новость старик?!
Меня затрясло от гнева. Но что я мог сделать? Что я мог изменить? Я не палач, а убийство невыход. Для меня это слишком. Я мог лишь унизить ублюдка, признав его незначительность. Ведь, насколько я понимал, для него это страшнее заточения.
Я повернулся к Максу и изо всех сил показывая свое безразличие, спокойно произнес:
– Мне не интересно.
Я увидел, как у него расширились глаза от удивления. Парень застыл с открытым ртом, продолжая держаться за прутья. Возможно в этот момент я был похож на психопата, который заключил его за решетку не из-за убийства старика, а по своему личному пожеланию. Мне дико понравилась беспомощное выражение его лица. Было бы чудесно, если он поверил в то, что я хочу просто поиздеваться над ним. У таких мерзавцев нарушается внутреннее равновесие, когда они оказываются в руках подобных им самим. Жаль, что он может забыть это чувство страха через какое-то время.
На обратном пути я попытался придумать как поступить с Максом. Отпускать нельзя. Этот «мэр» может выкинуть что угодно. С полным отсутствием идей я добрался домой и решил, что стоит немного отвлечься от размышлений. Время у меня есть.
Перед сном я решил посмотреть телевизор вместе с Кэрол. В какой момент я уловил в её взгляде отчужденность и недопонимание происходящего на экране. Это меня беспокоило, но я не мог ничего поделать. Лучше не отвлекать её от просмотра пустыми разговорами.
Просидев больше часа, я захотел спать. Пришлось окликнуть Кэрол несколько раз прежде чем она отозвалась. Когда супруга наконец сфокусировала внимание на мне, я сказал о необходимости сна, и мы отправились в спальню.
Спустя несколько дней я обратил внимание на увеличившееся количество стариков на улице. Они бродили молча. Заходили в открытые двери и спустя какое-то время выходили оттуда. Искали еду. Односельчане неоднократно приходили и к нам. После их вымученных обращений каждый раз пояснял, что у нас нет еды, что мы сами голодаем и находимся в постоянном поиске. Их речь отличалась от моей. Порой они не понимали меня, а я их. Ужиться с такими соседями было тяжело.
Оружие по-прежнему находилось рядом со мной, также, как и мысли о дальнейшей судьбе жителей деревни, и Кэрол, и этого гребанного мэра, которого приходилось постоянна кормить. За прошедшее время я так и не придумал что с ним делать.
Однажды, прямо по среди дня, к нам в окно залетел камень, разбив стекло. Кэрол в этот момент, впрочем, как и в последнее время, сидела у телевизора. Она обратила внимание на шум, но я её успокоил. Сказал, что разберусь. Выйдя на улицу я никого не обнаружил. Пришлось обойти ближайшие дома. Но и там никого не было. Я пожал плечами и пришел к выводу, что поиск бессмыслен и что необходимо заделать окно до темноты.
К вечеру я закончил работу и отправился к Максу. Спустившись на цокольный этаж администрации, я замер. Его камера оказалась открыта. Ключ торчал в замке, а парня не оказалась поблизости. Несколько секунд я стоял без движения. Этот ублюдок сбежал. Но как? Ему явно кто-то помог. Вспомнив, что не далеко от здания видел бродящих жителей, я быстрым шагом направился к выходу из здания. Подошел к ближайшему бродяге и попытался узнать о сбежавшем Максе хоть что-нибудь. Он не смог произнести что-то внятное. Затем я обошел других стариков, находившихся в поле зрения, но никто так и не дал вразумительного ответа о побеге. Отчаявшись найти свидетеля или же того, кто открыл дверь камеры, я просто сложил дважды два: разбитое окно и сбежавшего неадекватного парня. Учитывая возраст жителей деревни Макс единственный, кто мог так быстро скрыться после броска камня в окно. После такого вывода мне пришло в голову, что необходимо поскорее оказаться дома – Кэрол не в безопасности.
С винтовкой в руках я зашел в дом и сразу понял, что здесь кто-то был. На полу валялась консервная банка. Я позвал жену:
– Кэрол! – Молчание. – С тобой все в порядке?! – Я прошел в гостиную и вновь громко выкрикнул: – Кэрол, ты где?!
Я сжал крепче оружие. Возможно этот псих еще здесь. Через пару секунд раздался голос жены:
– Дэниел! Ты что кричишь?
– Почему ты не отзывалась?
– Задумалась.
– Дома кто-то был?
– Да, сын.
– Что? Какой сын?
– Я не п-поняла, как он оказался дома, но, когда я спросила кто он, он ответил – сын.
– У нас нет детей.
– Ну, – протянула она. – Я подумала, что это твой сын от предыдущих б-браков.
– Кэрол, я не могу иметь детей. Я всю свою жизнь бесплоден.
– Хочешь сказать, что это был вор и я позволила ему унести нашу еду?
Я старался сохранять спокойствие и выдохнув произнес:
– Главное, что ты цела.
– А еще он говорил о человеке, освободившем его.
– Он сказал кто ему помог?
– Вроде, женщина. Она забрела в подвал, где он сидел и освободила его. Говорил, что ты поплатишься. Дэниел это ты его там закрыл?
– Он заслуживает тюрьмы.
– Тюрьмы?
– Да, тюрьмы. Он сказал что-то еще?
– Вроде, нет. Он спешил.
– И поэтому решил поделиться историей своего освобождения.
– Дэниел, почему ты со мной разговариваешь в т-таком тоне?
– Это вышло случайно.
Кэрол продолжила:
– Меня сильно бесит твое отношение ко мне. Ты постоянно хочешь в чем-то обвинить меня, показываешь всем видом, что я круглая дура. А это забота – ты слишком з-заботишься обо мне, а я не ребенок Дэниел, – её тон становился все грубее. – не нужно со мной обращаться будто я п-поехавшая.
– Я просто дорожу тобой, – ответил я растерявшись.
– Не нужно быть настолько надоедливым.