Обратный процесс. Реки крови

– Хм, пускай это будет днем… – пытаясь креативно мыслить, она приложила палец к губам, но через мгновение поняла, что ничего оригинального не лезет в голову, и, сменив позу, выдала: – А знаешь, пап, давай его так и назовем – день удивлений.

– Хорошо. Я отмечу этот день на нашем календаре красным маркером.

– И мы будем его отмечать каждый месяц?

– Ничего себе! Идея странная, но почему бы и нет, черт возьми!

– Ура! – воскликнула Ким. – Правда, как именно мы будем отмечать, я не придумала, но обязательно решу этот вопрос.

– Славно, детка. Кстати, чуть не забыл…

– Таблетки? – догадалась она.

– Да.

Рон достал из колбы таблетки и вручил Ким. Она взяла их, подъехала к стойке кухни, закинула в рот и запила водой.

– Они мне помогают, но что мы будем делать, когда лекарств не будет?

– Они не скоро закончатся. Я зачистил несколько аптек в городе, так что пару лет беспокоиться точно не стоит. Ну а если понадобится, я смогу добраться и до другого города. Так что волноваться не стоит.

– Это хорошо, – улыбнувшись, сказала она.

На какое-то время в комнате воцарилось молчание. Оно не было тяжелым или неловким. Говорить без умолку не входило в их привычку и на тишину реакция всегда была нормальной. Но сегодня, в этот самый миг молчания, голову Ким посетила необычная и спонтанная мысль.

«Как папа так аккуратно побрился? Зеркал в убежище нет, собственно, как и порезов на его лице. Неужели он настолько хорошо владеет лезвием и ножницами?»

Ким подняла голову и в очередной раз осмотрела гостиную. Вспомнила все помещения, не забыла о тумбах и столах, а также припомнила один немаловажный моменте – ни в одном углу, ни на одной стене нет не только зеркал, но и фотографий. Их вообще не было в убежище. Ни ее, ни отца, ни общих с мамой. Ничего. Ким об этом подумала только сейчас. Видимо, логическое мышление восстанавливается так же тяжело, как и память.

– Пап, – обратилась она.

К этому моменту Рональд сходил за курткой, присел на диван и, подшивая рукав, отозвался, не отвлекаясь от дела:

– Да, доченька.

Рон продолжал сидеть спиной к Ким.

– А почему у нас нет фотографий? – спросила она. – Память очень важна, ты сам это говорил.

Он перестал работать иглой, поменялся в лице, а затем, чтобы не подавать вида, продолжил шить.

– Ким, я говорил, что память нужна для того, чтобы помнить простейшие вещи: не тратить много воды, съедать продукты, у которых кончается срок хранения, вовремя поливать грядки. Я имел в виду такую память, а прошлое… – он на мгновение задумался. – Прошлое в прошлом, не стоит его ворошить, особенно если былые времена несут лишь грусть и печаль. От таких воспоминаний становится только хуже.

– Надо помнить о хороших моментах, а не только о плохих.

– Ты безусловно права, но после приятных воспоминаний не хочется возвращаться в настоящее и тем более задумываться о будущем… Мир изменился, и о том беззаботном периоде, в котором мы когда-то жили, лучше позабыть, чтобы не травить душу.

– Но семья – это важно.

– Согласен.

– Ты не хочешь жить прошлым, – догадалась Ким.

– Именно, – подтвердил он.

– Поэтому и не сохранил воспоминания даже на бумаге?

– Как видишь, иметь отличную память не всегда хорошо.

– Но я не знаю, как выглядели мама и сестры. Я даже не знаю, как выгляжу я.

– Ты прекрасна. Это говорю я, твой отец, тот, чье мнения для тебе дороже всех остальных.

– Тогда скажи, как ты смог так хорошо побриться без з…

– Ну все, – сердито прервал он. – Давай не будем портить друг другу настроение. Тем более, я подшил одежду, и теперь можно не беспокоиться, что туда залетит какая-нибудь пчела. А в лесу насекомых очень много. Ты же не забыла, что у нас сегодня праздник?

– Нет.

– Тогда я наверх. Вкусный ужин сам себя не добудет, – имея в виду грибы и лесные ягоды, сказал Рон. – Скоро вернусь.

После ухода Рона Ким просидела в бездействии несколько минут. Она пыталась переосмыслить необычное поведение отца после вопроса о фотографиях и бритье. В итоге любопытство взяло верх, и она решила заглянуть в его комнату. Подъехав, Ким остановилась. Порог на входе не давал проехать. Возможно, барьер нужен был как раз затем, чтобы ограничить передвижение на кресле-каталке. Подобрав на складе пару досок и положив их на пол, Ким все же попала в личное и совсем уж скромное пространство отца. Кровать у стены, тумба рядом, небольшой шкаф для вещей, ванночка с грязной водой стояла под кроватью, видимо, после бритья он забыл ее вылить. На случай чрезвычайных и неожиданных ситуаций на тумбе всегда лежал фонарик. Кровать аккуратно заправлена. Из всех предметов в глаза бросался именно шкаф, так как только в нем можно было что-то спрятать. Ким открыла створку. Внутри находилась повседневная одежда. Ничего особенного. Она отвлеклась от шкафа и вновь осмотрела крошечную комнату. На тумбе было несколько капель. Видимо, во время бритья тазик стоял на ней. А выше, прямо на уровне лица Рона, находился небольшой гвоздик, вбитый в стену. Не нужно быть детективом, чтобы понять, для чего он. Тем не менее Ким задумалась, пытаясь понять, для чего еще, кроме зеркала, нужен этот крючок в стене. На ум не пришло других идей. Девушка вернула взгляд на шкаф и попыталась заглянуть на верхнюю полку большого отдела. Дотянуться рукой было нереально. Вскоре она нашла подходящую по длине трубу и все же достала до верхней полки. Подталкивая вещи и постепенно роняя их, она наконец добралась до маленького мешка. Внутри было что-то плоское размером с тарелку. Она развязала его и достала оттуда предмет.

«Неужели папа врет?» – подумала Ким.

Она медленно перевернула зеркало отражающей стороной вверх и, едва заметив часть лица, резко убрала его. Через мгновение Ким все же решилась взглянуть.

– Господи, – произнесла она вслух, увидев собственное лицо. – Господи! Этого не может быть.

Она продолжала рассматривать отражение. В зеркале была не юная и исхудавшая девушка, как она предполагала, а совсем взрослая женщина лет тридцати. И этот странный зоб на шее. У нее явно какая-то болезнь.

Положив с помощью той же трубы все вещи обратно, она приступила к поиску других тайников. Ким заглянула под матрас, осмотрела тумбу, проверила пространство под шкафом и за ним. Ничего. По крайней мере, ничего такого, что заставляло бы удивиться. Но вот зеркало… Теперь ей было ясно, почему в убежище их нет. Рон не хотел, чтобы она знала о своем возрасте. Но для чего это ему нужно? Ким не был понятен мотив. Она сделала все, чтобы скрыть следы своего присутствия в комнате отца, после чего выехала из помещения и мысленно попыталась перечислить возможные причины, почему Рон мог лгать.

«Что ему мешало назвать правильный возраст? Он достаточно стар, чтобы быть отцом, даже если мне тридцать. Возможно, он старается меня от чего-то уберечь. Но от чего? От правды, – продолжала рассуждать девушка, – или от бо?льшего вранья».

В момент нервного рассуждения головная боль усилилась.

– Как же больно, – взявшись за виски, произнесла она.

Вдруг Ким замерла. Взгляд выдавал озабоченность и отстраненность. Девушка медленно произнесла:

– Таблетки.

А затем подумала: «Нужно перестать пить таблетки, возможно, они мне как раз и вредят. – Она осеклась. – А что если это не так? Что если без них я вновь забуду себя? Нет. Надо рискнуть. Просто не пить какое-то время, а если почувствую ухудшение, то начну прием вновь…»

Ким решила вести себя при отце так, будто ничего не произошло, будто она ничего не нашла.

В голову закрадывались еще более пугающие мысли.