– Я не знаю, есть ли у меня на это время, – ответил я, – современные системы слежения за планетой уже наверняка обнаружили нас, так что в ближайшие полчаса, максимум – час сюда нагрянут все возможные армейские подразделения ближайших стран.
– Тем более, если мы снова должны сражаться, – перебил меня Бельтор, – ты должен остаться.
– Нет, никто из вас больше сражаться не будет. Армия явится сюда из предосторожности, и если вы не окажете сопротивления, то никто не пострадает. Но все же, если мы хотим, чтобы яйцо не попало в чужие руки, то я должен отправляться немедленно.
– Иди, Джон, – сказал Кунген – отправляйся один, а мое место здесь с эйвианцами.
– Я думал, ты поможешь мне, вдруг что-то пойдет не так? Я без тебя слабее младенца, – просил я некроманта.
– Эйвианцам нужен сильный лидер, кто-то должен взять на себя ответственность за произошедшее и сплотить всех тех, кто не сражался вместе с нами. Ты хотел отомстить Лэбэку, разве нет?
– Хотел и до сих пор хочу.
– Вот здесь наши дороги и расходятся. Избавиться от яйца не должно составить для тебя проблемы. С его силой ты можешь сделать себя невидимым и незаметно пробраться к любому вулкану без чьей-либо помощи. А эйвианцы потеряли Авгура и не знаю, что теперь их ждет.
– А ты знаешь, что вас ждет? Почему бы не оставить за главного Бельтора или Райдэка? И откуда ты так уверен, что керт умер, что их нельзя воссоздать заново?
– Я уже пробовал превратить их в яйца, – сказал Бельтор, – не выходит.
– Значит теперь мы смертны, – грустно все это, – сказал Мэно, поднявшийся на крышу с еще пятнадцатью людьми.
– Я бы не был так уверен, – сказал Дэкс и добавил, – не знаю, как у вас, но мое сердце так и не стало биться.
Услышав это, каждый приложил руку к своему сердцу, обнаружив, что оно не стучит.
– Что это значит? – спросил кто-то.
– Как странно? – произнес кто-то другой.
После нескольких удивленных комментариев на крыше воцарилась тишина, колеблемая только тихими отдаляющимися трелями гроулеров.
– Как бы там ни было, мы не можем воскресить погибших, – сказал Кунген, – а значит, должны предать их огню, – некромант вздохнул.
«Однако, сколько эмоций хранит в себе один лишь вздох», – думал я, – и сколько таких вздохов я хотел сделать в Сомне при разных обстоятельствах – не счесть!».
– А на твои вопросы я отвечу так: мы стали живыми легендами Сомны, вы – сегодня, а я – еще пять тысяч лет тому назад. Бельтор и Райдэк несомненно храбрые люди, но мое слово будет для всех гораздо весомее. И хотя я не представляю, в какой мир превратилась за последние тысячелетия Земля, я в отличие от тебя понимаю, что битва со смертью еще не закончилась.
– Значит ты будешь сражаться с гроулерами?
– Нет, я буду учить людей убивать их.
– Удачи! Ну что ж, надеюсь, наши пути еще когда-нибудь пересекутся. Мне пора, друзья, – обратился я ко всем присутствовавшим. – Простите, что, освободив вас, я не стал вашим спасителем, но, похоже, я сделал все, что мог. Найдите остальных эйвианцев и предупредите их, чтобы они не пытались оказать сопротивление, даже если к ним станут применять силу.
– Кто станет? – спросила девушка Бельтора, Диана.
– Войска ближайших стран скоро прилетят сюда на самолетах и вертолетах, не спрашивайте, что это, но знайте, современная армейская техника способна убить человека с расстояния нескольких сот метров. На планете сейчас, – я посмотрел на свои костяные часы, прикинул в уме дату и продолжил – ноябрь две тысячи пятьдесят седьмого года, вами будут интересоваться больше, чем воинами или ресурсами, поэтому наберитесь терпения и держитесь вместе. – Выкинув самодельные часы, я добавил, – мы до сих пор понимаем друг друга, как, если б говорили на одном языке, а значит, магия Сомны прорвалась в этот мир. Пользуйтесь своими способностями с разумом и делитесь своим знанием, чтобы сделать этот мир еще лучше прежнего, – я сделал паузу, – я же вас покидаю, до встречи, друзья.
– До встречи, Джонатан.
– До встречи.
– Увидимся.
– Пока, Джон.
Попрощавшись с остатками моей мини-армии, я развернулся и подошел к дракону. Дотронувшись вновь до яйца, чтобы создать для себя седло на горбу у крылатого монстра, я обнаружил странность: моя правая рука, которой я касался яйца, стала серой, как, если б ее натерли пеплом.
– Будь осторожен, Джон, – сказал Кунген, положив ладонь мне на плечо, – не сделай глупости, от тебя тоже зависит, станет ли этот мир лучше. В твоих руках наши судьбы, прощай.
Некромант похлопал меня по плечу, и я, взобравшись на дракона, полетел.
Я понятия не имел о том, в какой стороне света нахожусь, поэтому решил лететь, куда глаза глядят. При помощи магии я мог бы создать себе компас, но это не решило бы проблемы, потому что мне было все равно, в какую страну лететь, лишь бы поблизости был вулкан, а о том, где они есть и где их нет, я был осведомлен плохо.
Солнце находилось на полпути к своему зениту, но еще сильно палило, из-за чего я сделал вывод о том, что нахожусь в тропических широтах. Стражники, как и все монстры, куда-то исчезли, во всяком случае мне на пути не встретилось ни одного живого существа. «Что ж, одной проблемой меньше».
Пролетев человеческие владения в землях Сомны, а за ними и зоны, окружавшие их, я оказался в полете над бескрайней водной гладью. По всей вероятности, я оказался над Тихим, Индийским или Атлантическим океаном, а значит, вскоре я могу оказаться почти, где угодно. Сделав при помощи сферы себя и своего дракона невидимыми, я летел под перистыми облаками и продуваемый необычно теплым для конца осени ветром. Полет продолжался долго. За его время я успел насладиться видом настоящего заката и еще одним гораздо более удивительным для меня зрелищем – видом звездного ночного неба. Теперь, зная о существовании двух богов и параллельных миров, я смотрел на звезды как-то по-иному. Я чувствовал некую связь с космосом, похожую на связь с Абсолютом, но более сакральную, необъяснимую, как необъяснимы для меня и те пятнадцать измерений, в которых, согласно науке, находится наша Вселенная. Созерцая испещренный белыми точками небосвод, я вновь вернулся к воспоминаниям, связанным с моей историей. Мне хотелось подвести итог.
Итак, я, Джонатан Мур, пролежавший почти что всю сознательную жизнь в русской психушке для заключенных, был в итоге похищен сектой Джима Джонса под названием "шестьдесят девять " для того, чтобы доставить заклинание старушке – смерти. Попав в параллельный мир, принадлежавший ей целиком и полностью, я научился некромантии и в итоге добился своего возвращения на Землю путем сопряжения двух миров. Победа стала для меня подобной поражению, так сказать, Пиррова победа, поскольку жертв было много и вполне вероятно, все они были напрасны, ведь смерть сама была согласна покинуть свой мир. И теперь неизвестно, то ли я стал обычным смертным, сохранив способности некроманта, то ли весь земной мир пропитался магией Сомны, и теперь у всех обычных людей остановились сердца.
Что еще?
Ах да, я вроде как, всю жизнь скрывал ото всех свою любовь к девушке-ангелу. Ну, что ж, теперь у меня не осталось никого, с кем бы я мог поделиться своей мечтой. Моя любовь к этому небесному созданию прошла проверку временем, претерпела тысячи противоречий, но в итоге, став беззаветной, не выдержала сравнения с реальным наглядным примером. Увидев отношения между мужчиной и женщиной, как они есть, между Бельтором и Дианой, Дэвианом и Лэйблой, а также проникнувшись состраданием к Авгуру, к его искренней любви и тоске по ушедшей Дитрокс, я понял, что чувства, которое они испытывают не имеет ничего общего с моим фанатизмом по отношению к девушке-ангелу. Или у меня просто отбили охоту вспоминать о ней.
Что ж «они» добились своего, теперь я буду думать только о мести и делать все, чтобы утолить ее. Но «они» не учли одного – ангел осталась моим идеалом. Рано или поздно я построю свою лестницу в небо, и мы встретимся. Надо признать, что, хотя я и мечтал о ней, я никогда не мечтал о ней всерьез. Я не представлял нас вместе, я не думал о том, что скажу ей при встрече, я не думал о том, что могу ей дать.
Все это означает, что для меня всегда была какая-то вещь поважнее.
И похоже, эта вещь и есть месть.
Постепенно небо заволокло грозовыми тучами, и я был вынужден снизиться. Сколько бы я ни летел, дождь так и не начинался, а туча так и не заканчивалась, что вызвало у меня подозрение, однако, ничего определенного в голову не приходило.
Наконец, показалась земля, это был длинный песчаный пляж, усеянный зонтиками и шезлонгами на всем протяжении. Даже снизившись до предела в этой кромешной тьме я не мог разглядеть ни одной надписи. Я летел над пляжем, над отелями, затем низкими жилыми домами и дальше над автомобильной дорогой.
Подсвеченные рекламные щиты все были на английском языке, а дорожный указатель на шоссе гласил «Двести миль до Майами».
– Америка! – довольно прошептал я и полетел дальше по дороге. Я находился в штате Флорида, в своем родном штате и этот факт на какое-то время погрузил меня в детство. Дом, школа, Кэтхрас, Найджел? «А ведь Найджел еще мог быть жив», – стукнуло меня в голову, – «Я мог бы навестить его и за одно узнать, где находится ближайший вулкан. А то до Пика Данте, единственного известного мне действующего вулкана, тащиться через пол-Америки как-то в лом».
И меня безудержно потянуло в родной город, или точнее сказать, в родной пригород.
Через два дня я пересек границу Джорджии. Мне не хотелось ни есть, ни пить, ни спать, и меня никто не видел, поэтому долетел я без остановок, и, можно сказать, быстро. Штат было не узнать, дома стали еще выше, дороги еще запутаннее, рекламы еще больше, а вот люди, похоже, испугавшись зловещей тучи, попрятались по домам. Направившись на юго-восток от Дугласа, я оказался в родном краю. Здесь, в Баксли, все по-прежнему было застроено двух или трехэтажными коттеджами, отличавшимися от старых домиков лишь тем, что они были сделаны из какого-то нового синтетического стройматериала. Дома эти были расположены фактически в том же порядке, что и пятьдесят лет назад, поэтому найти адрес Найджела мне не составило труда. Приземлив своего дракона в переднем дворе, усеянном газоном, я сошел на землю, избавился от чудовища и, сняв с себя невидимость, подошел к двери. Прозвучал мелодичный звонок. Спустя минуту, дверь открыла женщина лет сорока:
– Добрый вечер, вы к кому? – улыбаясь, спросила она на отчетливом английском.
– Здравствуйте, а Найджел Вайс все еще живет здесь? – заговорил я на родном языке.
– Да, да, а вы?
– Джонатан Мур, друг детства, скажите, я могу повидать Найджела?