Монастырек и его окрестности… Пушкиногорский патерик

– Я не дяденька, – отвечал Павел, пытаясь ускользнуть.

– Тетенька? – спросила девочка и захихикала.

– И опять не угадала.

– Кто же вы?

– Я батюшка.

– Тогда благословите меня, не дяденька, не тетенька, а батюшка.

Павел благословил.

Благословив же, увидел в руках у девочки большую просфорку, которую ей, наверное, дал кто-то из монахов.

– А ну-ка, ну-ка, – сказал отец Павел, протягивая руку. – Дай-ка мне.

Девочка нерешительно отдала ему просфорку. Вместо нее Павел достал из кармана и протянул ей совсем маленькую просфорку.

– А где же моя, большая? – спросила девочка.

– Тебе нужна маленькая, потому что ты сама маленькая, – объяснил Павел, одновременно пытаясь посчитать, сколько у его собеседницы во рту молочных зубов. – А мне нужна большая, потому что я большой и мне надо много.

И ушел, оставив девочку в некотором понятном недоумении.

3

Другая история рассказывала о случае, происшедшем однажды в свечной лавке.

Мужчина лет сорока, неосторожно повернувшись, уронил на пол стеклянный подсвечник за 16 рублей. К нему немедленно подбежал отец Павел.

– Поаккуратнее надо быть, – сказал он, рассматривая лежащие на полу осколки. – Не дома, чай. Тут все-таки Церковь. С вас сто рублей за разбитое, да еще за моральный ущерб.

Мужчина запротестовал:

– С какой это стати сто рублей-то?.. Тут написано – 16 рублей.

– А это видите? – возразил Павел, тыча пальцем в стоящую рядом лампадку за 85 рублей. – Сами видите, эта лампадка еще качается, а могла бы упасть от вашей неосторожности. И что бы тогда было?.. А?

– Так ведь не упала же, – сказал мужчина, с трудом понимая логику отца Павла. – Вон висит и ничего, не падает.

– Вот именно, что ничего… А не упала она потому, что я успел помолиться… А вы как думали? Монашеская молитва многое может, уж будьте уверены. Сами видите. Качается, а не падает… Ну, давайте, давайте, не следует задерживать покупателя, – и с этими словами Павел выхватил из рук ошарашенного мужчины сто рублей и быстро спрятал их в потайной карман.

– Ну, вы и нахал, – сказал мужчина, разводя руками и, судя по всему, не желая больше быть всеобщим посмешищем.

– Между прочим, я вам рубль сэкономил, – ответил Павел, притоптывая ботинком и давая понять, что разговор окончен.

42. Отец Павел и его мед

Монастырская пасека была от монастыря в двух шагах, километров за пятнадцать. Живущий на пасеке прирожденный пчеловод, дед Лука, время от времени запивал, ставя тем самым под удар всю работу пасеки, а чтобы этого не случилось, монастырь время от времени посылал ему в помощь кого-нибудь из послушников, которые могли бы, в случае чего, привести деда Луку в чувство или, по крайней мере, проследить, чтобы он не спалил случайно всю пасеку и не лишил бы монастырь заслуженного достатка.

На этот раз на пасеку отец благочинный отправлял недавно поступившего послушника Сергея, бывшего офицера госбезопасности, которого каким-то странным поворотом судьбы выдернуло из чекистской общины и забросило в общину монастырскую, так что еще неизвестно было, какая из них лучше.

– Ты мед не ешь, – говорил благочинный отец Павел, напутствуя Сергея перед тем, как отправить его на пасеку. – Даже ни-ни… не думай. Одна банка знаешь, сколько?

– Сколько? – спросил Сергей, любящий во все вносить ясность.

– Ого-го, сколько, – закричал Павел, почувствовав в собеседнике дух противоречия. – Двести пятьдесят рублей не хочешь?

– Да не ем я меда, – сказал бывший чекист, а ныне послушник Свято-Успенского монастыря. – На что мне он сдался, мед этот?

– А мне откуда знать? – спросил Павел, с подозрением оглядывая беспокойного послушника. – У нас тут был перед тобой один, так тоже говорил – не ем, не ем. А после стали считать и недосчитались знаешь, сколько?

– Сколько? – спросил Сергей.

– Ого-го-го, сколько, – закричал Павел. – Вот пойду сейчас да наместнику-то и скажу, чтобы он тебя подальше от меда-то держал.

– Ну, пойди, – сказал Сергей, насмешливо глядя на отца благочинного. – А кто в это Глухово тогда поедет, кроме меня-то?

– Уж найдем, не беспокойся, – сказал Павел, морща лоб. – Желающих много найдется, можешь не волноваться.

По глазам его, впрочем, было видно, что охотников ехать на пасеку было в монастыре не густо.

– Вот пусть и едут, – сказал Сергей и засмеялся. – Как раз они тебе весь мед-то твой и слопают… А ты как думал?

На лице Павла появилось явно беспомощное выражение. Поскольку разговор шел не о счете и не о деньгах, то он вдруг почувствовал свою беспомощность и даже посмотрел зачем-то на небо, словно надеялся, что Небеса помогут ему разрешить эту проблему.

Но небеса, как всегда, слукавили и вместо прямого и вразумительного ответа прислали благочинному наместника отца Нектария, который как раз вышел прогуляться перед ужином и случайно забрел на хозяйственный двор.

– Ну?.. Что тут у вас? – спросил он, подходя к стоящим возле грузовика отцу благочинному и послушнику. – Кричите, аж у ворот слышно.

– Вот, – сказал Павел, показывая на Сергея. – В Глухово едет.

– Вот и хорошо, что в Глухово. Давай, поторопись, – сказал отец наместник, глядя на Сергея. – А то Лука нам там все ульи пропьет. С него станется.

– И с медом там поаккуратнее, – не удержался Павел. – А то знаем мы вас.

– Вот и ехали бы сами, – сказал Сергей.

– Вишь, какой, – сказал Павел, ища защиты у наместника. – И все-то ему не так, как надо.

– Не кипятись, не кипятись, Павлуша, – сказал наместник – Человек военный, понимает, что в монастыре тоже что-то кушать надо. Пчелы, это ведь для дела, а не просто так… Знаешь, сколько я в день трачу, чтобы эту ораву прокормить?.. Да еще трудники, вот и посчитай.

Последние слова он говорил, уже уплывая вслед за своим животом в дверь трапезной.

– Ну, вы слышали, – сказал отец Павел, проводив наместника глазами. – Собирайтесь и поезжайте. И чтобы до меду – ни-ни. Даже и не думайте!

– А, чтоб тебя, – пробормотал себе под нос бывший чекист, но дальше эту тему развивать не стал.