Монастырек и его окрестности… Пушкиногорский патерик

Став благочинным, Павел развернулся во всю силу своего таланта. Считать он теперь старался главным образом денежные купюры и поэтому быстро разбогател и стал относиться к своим собратьям несколько свысока.

Жил он теперь отдельно, на горе, а ездил на Мицубиси, к зависти местных, которые ездили Бог знает на чем, большую часть времени проводя со своим железом в автомастерских.

О скупости Павла ходили легенды. Сам отец Нектарий, прогуливаясь однажды в окружении братии в виду иконной лавочки, у ворот, где в это время торговал отец Павел, процитировал пушкинское, слегка его изменив: «Там Павел наш над златом чахнет» – чем вызвал веселый и понимающий смех идущих с ним рядом монахов.

Однажды, когда мы с Цветковым сидели в книжной лавке, я присмотрел для себя небольшую и дешевую книжку по истории нашего монастыря. «Надо получить благословение», – сказал Цветков и обратился к проходившему мимо отцу Павлу, чтобы тот благословил подарить мне эту невзрачную книжку, которой цена была алтын в базарный день.

Выслушав Цветкова, отец Павел просунул свою голову в лавку и забормотал быстрой скороговоркой:

«Книжка, книжка… У нас скоро, знаешь? Сами издавать скоро книжки будем, вот что, прямо тут, в монастыре. Отец игумен уже ездил куда надо, договаривался. Все – открытки, книжки, иконки. Так что пусть покупает», – заключил отец Павел и полетел прочь.

«Ну, вот, – сказал Цветков, беря у меня из рук книжку и возвращая ее на полку. – Лучше завтра приходи».

2

Выше я как-то уже рассказывал, что, когда Павел был за какие-то провинности сослан Кенсорином в Новоржев (вместе с Евтихием и, кажется, за воровство или, как говорили знающие люди, за слабость в исполнении четвертой заповеди), там уже служил Тимофей, от которого мы знаем несколько подробностей тогдашней жизни будущего благочинного.

У Павла, как рассказывают, уже была машина, не то «копейка», не то «тройка», и вот в рыночный день, в воскресение, Павел подъезжал на рынок, затем раскладывал на капоте машины крестики, иконки, бутылочки со святой водой и бутылочки с освященным маслом и с упоением торговал ими, зазывая народ немудреными скороговорками.

«Покупай, покупай товар православный, подходи, подходи, бери, пока подешевело… Покупай, покупай, товар православный… Все освященное, без обмана, прям из храма, подходи, не жалей».

Очевидцы говорили, что это был полет, а не торговля.

Вечером, вернувшись в свою комнатку, Павел шелестел, отгородившись от сокомнатника широкой спиной, деньгами, пересчитывал, складывал бумажки одного достоинства в разные кучки и при этом мурлыкал себе под нос какую-нибудь ерунду, вроде «денежки, денежки, денежки бумажные», отчего его сокомнатник приходил в ярость и накрывался подушкой, хотя по здравом размышлении следовало бы увидеть тут скорее большого ребенка, перекладывающего свои любимые кубики, чем взрослого дядьку, у которого только одно удовольствие в жизни и осталось: посчитать все, что попадется ему навстречу, а потом аккуратно разложить это посчитанное по одному ему известным местам.

3

Страсть к торговле и счету не прошла и после того, как отец Павел был рукоположен в диаконы, а потом и в иереи. Манеры его по-прежнему оставляли желать лучшего. Впрочем, случались вещи и похуже плохих манер.

В Пасху 2008 или 2009 года случилось приехать из Пскова давнему прихожанину монастыря Диме Р., совсем молодому и слегка заторможенному юноше, который волей обстоятельств переехал из Пушкинских гор в Псков, но по большим праздникам, как правило, возвращался назад, а на ночь оставался у кого-то из знакомых.

На этот раз никаких знакомых не оказалось, и Дима решил просить о ночлеге у отца благочинного, тем более что тот, конечно, его хорошо знал.

– Отец благочинный, – сказал он, подойдя к Павлу. – Христос воскресе.

– Воистину, – отозвался отец благочинный, который как раз занимался свечами.

– Хотел спросить у вас, не позволите ли мне переночевать до утра?.. Я бы и так устроился, да только уж больно ночами еще холодно. Боюсь, замерзну.

– Что? Что? – забормотал Павел, разворачиваясь к Диме. – Ты что думаешь, монастырь – это что? Для всяких нищих, что ли? Ты сам посмотри. Ну, кто ты такой?

– Дмитрий я, – сказал Дима, чувствуя вину за то, что побеспокоил такого важного человека.

– Вижу, что Дмитрий, – сказал отец благочинный, с презрением оглядывая просителя. – Вот если бы ты мне дал, сколько полагается, то я бы тебя отвел в хороший номер, с телевизором, с видаком и рефлектором, и лежал бы ты у меня под хорошим одеялом, а не просил бы, как нищий копеечку… А так, чего с тебя возьмешь?.. Маета одна.

К счастью отец Николай, стоящий рядом, услышал отца благочинного и сказал:

– Сам подумай, Павел. Если с ним что-нибудь случится, то виноваты будем опять мы… Надо нам это?

Отец Павел на минуту задумался, а потом сказал:

– Тогда – под твою ответственность. Пускай его в кладовку на первом этаже… Только имей в виду, что там крысы.

– Уж как-нибудь с божьей помощью, – пролепетал Дима.

Но его уже никто не слышал.

4

Вытрясать из людей деньги было второй специальностью Павла, которой он гордился, кажется, больше, чем одеянием священника, и делал это с выдумкой и изяществом. Одна история с пушкиногорским иконостасом должна была, по моему мнению, поставить отца Павла в число самых отъявленных художников своего дела, когда-либо проживавших в Пушкиногорском районе.

История эта была проста и незамысловата.

Иконостас пушкиногорского храма порядком обветшал и нуждался в серьезной реставрации.

Именно поэтому внутренние ворота монастыря украшала с некоторых пор большая церковная кружка с пояснением: НА НОВЫЙ ИКОНОСТАС, а к ней еще небольшая приписка: По благословению отца игумена

Фокус заключался в том, что содержимое этой кружки регулярно вынималось, но сама кружка оставалась на месте, всегда открытая для новых и новых пожертвований на пользу никогда не стареющего иконостаса.

– Такая вот беда, – говорил отец игумен какому-нибудь сердобольному доброхоту, желающему внести свой посильный вклад в дело реставрации иконостаса. – Краска осыпалась, дерево трескается, просто не знаем, что и делать. Одна надежда на таких, как вы.

– Что же, епархия не помогает? – спрашивал собеседник, проникаясь заботами монастыря.

– И-и, – махал рукой игумен. – Какое там, помогает!.. Иной раз и гвоздя-то ржавого не допросишься, вот ведь как бывает.

– А ты тут из последних сил выбивайся, – добавлял стоящий рядом отец Павел, и горькая улыбка скользила по его губам.

…Если я не ошибаюсь, когда мы впервые приехали в Пушкинские горы, эта церковная кружка уже висела на воротах, призывая всех, кому дорога судьба монастыря, открыть свои кошельки и принести небольшую жертву этому вечному и неиссякаемому источнику.

5

Став священником, отец Павел по-прежнему больше внимания уделял хозяйственным делам, чем службе. Если же случалась необходимость в исповеди, то принимал ее отец Павел просто и безо всяких затей. Спрашивал подходящего, не давая тому раскрыть рта: "Пьешь? Куришь? Сексом занимаешься?" – и когда спрашиваемый или спрашиваемая отвечал (или отвечала) "нет", быстро набрасывал епитрахиль, бормотал разрешительную молитву и жестом приглашал поторопиться следующего.

И было при этом хорошо видно, что сам он в это время находится так далеко, что туда не доносятся никакие звуки из нашего бренного мира, потому что этот мир является всего лишь жалким подобием того, другого мира, где царствуют волшебные числа и цифры, а все вещи, наоборот, давным-давно уже сочтены, измерены, классифицированы и упразднены за ненадобностью.

41. Кое-что еще об отце Павле

1

Историй с Павлом можно было бы насобирать множество. Все они были о том, как удачно удавалось отцу благочинному схитрить для пользы матери Русской Православной церкви и для его, Павла, пользы тоже. Со временем эти истории стали своего рода фантастическими рассказами, многие из которых стали напоминать народные христианские апокрифы, в которых если и не описывались чудеса и потусторонние явления, то они, во всяком случае, подразумевались, отчего суть дела нисколько, конечно, не менялась.

Пару-тройку таких историй, в которых уже трудно было различить, где правда, а где безобидная или даже обидная выдумка, и которые рассказывали о необыкновенной сообразительности отца Павла, который любого мог обвести вокруг пальца, я слышал сам, в перерывах между смехом, каким сопровождался обыкновенно рассказ смешливого рассказчика.

2

Рассказывают, что однажды после службы к отцу Павлу подошла маленькая девочка лет семи, которая сказала ему:

– Благословите, дяденька!