Заговор жрецов

Николай II осуждающе качнул головой, но замечание великому князю не сделал.

– Да-а-а… – протянул Николай II. – Действительно высокие идеи требуют от нас и больших жертв. Но мы на них пока не пойдем. В силу причин вам известных. Что касается военного союза с Германией и предложения министра иностранных дел, я могу только добавить – такой союз означал бы разрыв или ухудшение отношений с Францией и другими странами. Этого мы допустить не можем. Однако вернемся к нашим делам. Я полагаю, Главное Управление по делам местного хозяйства в течение недели подготовит все необходимые документы. С учетом высказанных здесь замечаний возглавить эту работу я поручаю Сергею Юльевичу Витте. Все, господа. На этом заседание Госсовета я считаю закрытым.

На выходе из Зимнего дворца Витте ожидали князь Святополк-Мирский с генералом Драгомировым.

– И каково ваше мнение, Сергей Юльевич? – спросил генерал Драгомиров. И, не дождавшись ответа, продолжил: – Как отшил его величество Ламсдорфа!

Витте очень хотелось сказать, что мнение о Госсовете у него не лучшее. Государь озвучил и то, что считал необходимым. И в манифесте будет записано то же самое. Что касается выступления Ламсдорфа – он просто еще раз с трибуны Госсовета озвучил мечту придворных германофилов создать союз с Германией за счет Франции. А затем поочередно подмять под Германию сначала Францию, затем Россию.

– Мое мнение прекрасное, – ответил он. – А вы здесь на холоде по доброй воле стоите? – спросил Витте в свою очередь.

– Вас поджидаем, – ответил князь Святополк-Мирский. – Надо бы поговорить. Только не здесь.

– Хорошо, – согласился Витте. – Тогда поехали ко мне.

…В кабинете Витте было уютно, и… стоял свежий запах лимонов.

Генерал Драгомиров шумно втянул носом воздух и спросил, обращаясь к хозяину кабинета:

– Сергей Юльевич, а у вас тут цитрусовым садом пахнет. Отчего?

Витте усмехнулся. Открыл створку буфета и достал с полки большую вазу, доверху наполненную золотистыми лимонами.

– Это мне подарок преподнесли, – сказал он. – Под коньячок хорошая закуска и с чаем полезно. Так что будем пить чай или коньяк? – спросил он.

Генерал Драгомиров расправил усы.

– И то, и другое, – ответил он за себя и за князя.

Витте распорядился принести горячий чай и коньяк.

– Так о чем разговор? – спросил он, возвращаясь к столу.

Генерал Драгомиров повернулся к Святополку-Мирскому.

– Говорите вы, князь. У вас лучше получается.

Святополк-Мирский откинулся на спинку кресла и внимательно посмотрел на Витте.

– Дело серьезное, Сергей Юльевич, – начал он. – За два дня до Госсовета императрицу Александру Федоровну посетили Фредерикс, Беккендорф, Дрентельн и главный конюшенный двора обергофмаршал Грюнвальд. Уговаривали ее повлиять на императора изменить отношение с Францией в пользу Пруссии. Александра Федоровна сначала не соглашалась. Несколько раз пыталась отшутиться, однако Грюнвальд… – князь умолк, так как в это время открылась дверь, и секретарь Витте внес на подносе чашки с чаем, бутылку коньяка и высокие хрустальные рюмки.

– Лимон я сам приготовлю, – сказал Витте секретарю.

– …Так вот, – продолжил Святополк-Мирский, когда секретарь закрыл за собой дверь. – Этот конюх чуть ли не клешнями вытащил из императрицы слово, что она постарается убедить Николая II в необходимости изменить отношение к Пруссии. Он даже применил такие слова, как «зов крови».

О том, что сам Святополк-Мирский встречался с Ламсдорфом и доверился ему, решил не говорить.

– Ламсдорфа там, конечно, не было? – уточнил Витте.

– Он не дурак, как они, – сказал в ответ генерал Драгомиров.

Витте задумчиво покачал головой.

– Новость интересная… – медленно проговорил он. – Судя по сегодняшнему заявлению государя на Совете, Александра Федоровна или не смогла переубедить его величество, или не захотела…

– Все сходится на этом, – согласился Святополк-Мирский. – Но это не означает, что они не будут искать другие подходы к его величеству. И, полагаю, не остановятся ни перед чем…

Витте бросил короткий взгляд на князя.

– Но они же не самоубийцы…

– А черт их знает! – воскликнул генерал Драгомиров и потянулся к подносу. Он залпом опрокинул рюмку коньяка, крякнул и расправил пышные усы. – Вместо чая с вашего позволения, Сергей Юльевич, я повторю коньячок, – сказал он.

– Сколько душе угодно, милостивый сударь, – ответил Витте и добавил: – В таком случае, господа хорошие, с них теперь нельзя спускать глаз…

8

…Было уже далеко за полночь, а в трех окнах министерства иностранных дел, разместившегося в правом крыле здания главного штаба, горел свет.

Сразу же после заседания Госсовета к Ламсдорфу приехали Нейгард, Будберг и Фредерикс. Там уже были Грюнвальд и Беккендорф.

Грюнвальд и Беккендорф требовали поставить Николая II перед фактом надвигающейся революции и убедить его, что только в союзе с Германией возможно защитить интересы монархии как в России, так и в Германии.

Нейгард и Будберг предостерегали от подобного шага. Нейгард заявил что, если большинство окажется сторонниками силового давления на государя, они оба не будут больше участвовать в таких делах.

Ламсдорф поддержал Грюнвальда и Беккендорфа. Он считал, что времени на уговаривание государя уже нет. Необходимо действовать со всех сторон и не стыдиться никаких средств.

И только один Фредерикс, умостившись в глубоком кресле, не то дремал, не то слушал с полузакрытыми глазами и не вступал в спор.

– …Мы ничего не сделаем, – устало произнес Нейгард, когда встреча подходила к концу, – пока Германия будет входить в «Тройственный союз».

Ламсдорф в ответ вспылил.

– Дмитрий Борисович, «Тройственный союз» это безобидное образование Германии, Австрии и Венгрии! И он направлен не против России. Для Германии в Европе существует ее традиционный противник – Франция!..

Нейгард усмехнулся.

– Объясните это государю, милостивый сударь.

Будберг, внимательно следивший за перепалкой Нейгарда и Ламсдорфа, вдруг предложил:

– А не пора ли нам разъезжаться, господа. Не ровен час, еще подумают, что тут собрались заговорщики…

– Заговорщики и есть, – неожиданно для всех вялым голосом произнес Фредерикс. – Иначе как можно рассудить то, о чем тут идет речь?

На какое-то время в кабинете повисла почти звенящая тишина.

– Да-а-а… – изрек Беккендорф и чертыхнулся. – Вы уж лучше бы спали, граф, до конца и не мешали нам.