Заговор жрецов

– Вам решать, ваше величество, – сказал он. – Только как все это объяснить миллиону бастующих по всей России? Бунтующим в деревнях крестьянам, чьи дети уже умирают с голода, помещикам, чьи усадьбы уже начали гореть от рук обезумевших от горя крестьян, и армии, которая в скором времени вернется из Маньчжурии? И если мы не сделаем сегодня им эти уступки, завтра они сольются воедино, и тогда Россия превратится в сплошное пожарище…

Витте умолк, и в комнате воцарилась тягостная тишина. Только было слышно, как в камине потрескивают сосновые поленья, да за дверью чьи-то неторопливые шаги.

Время тянулось так медленно, что казалось, оно остановилось. Сколько его прошло, никто не знал.

Наконец Николай II поднялся и снова заходил по комнате. Было заметно – его раздирают сомнения.

Николай вспомнил слова Вильгельма, который обещал в письме Александре Федоровне на крайний случай прислать в Петергоф эскадренный миноносец для вывоза из России ее семьи…

– Хорошо, – наконец проговорил он. – Давайте ваш манифест. Я подпишу. Только вы еще пожалеете об этом!..

10

В субботу вечером императрица Александра Федоровна принесла в столовую из своей спальни альбом с семейными фотографиями. Раскрыла его и показала Николаю II фотоснимок, сделанный в Германии, где он стоял в обнимку с кайзером Вильгельмом после удачной охоты.

– Какая прелесть! – сказала она и тонкими мраморными пальцами погладила фотографию. – Ники, вы здесь, словно родные братья…

Николай II заглянул в альбом и отодвинул его в сторону.

– Мы же кузены, насколько я знаю…

– Ники, я не о том, – заговорила императрица и вздохнула. – Вы прелестно оба выглядите. Два монарха!.. Перед вами весь мир мог бы склонить головы… Как хорошо было раньше. Мы так часто ездили в Германию. Я до сих пор не могу забыть нашу поездку после коронации. Приемы, блеск!.. И сколько открытых радостных лиц!..

Императрица подсела поближе к Николаю и обняла его за плечи.

– Почему ты такой серьезный? Из-за этого манифеста? Да выкинь ты его из головы! Ты помнишь, как ты мне однажды сказал: перемелется – все превратится в муку, – Александра Федоровна заглянула в холодные глаза супруга. – Ну чего ты боишься? Если ты захочешь, через три дня в Финском заливе будет стоять весь военный флот Вильгельма. Ну перестань мучить себя… – И вдруг тихо засмеялась. – Ты знаешь, сегодня Алексей начал пускать пузырики, а когда я хотела убрать их, он ухватился рукой за мою ладонь, да так крепко, что я была удивлена.

Услышав о сыне, Николай II посветлел лицом. Теплота слов, произнесенных Александрой Федоровной, согревала его душу и сердце. У него на глазах навернулись слезы, и чтобы императрица не видела это, Николай II встал и отошел к окну.

– …Зима, ваше величество, не для поездок, – задумчиво проговорил он оттуда. – Да и время сейчас смутное… Лучше из Зимнего носа не высовывать.

Александра Федоровна, будучи женщиной мудрой, согласилась с мнением супруга.

– Я понимаю, – сказала она с участием в голосе. – Столько забот и столько неприятностей… Я удивляюсь твоему мужеству. Ники, ты меня извини, но порой ты напоминаешь мне человека, который в одиночку пытается удержать своим плечом плотину, переполненную вешней водой, а остальные стоят и с любопытством наблюдают, что из этого получится, или еще хуже – гонят к плотине волну за волной… Скажи мне, неужели нельзя по-другому? – Александра Федоровна поднялась и подошла к супругу. – Ну разве Вильгельм нам враг? Почему ты не доверяешь ему? Помнишь, прошлым летом, когда вы с ним встречались на нашей яхте, он дал слово всегда и всюду поддерживать тебя…

Николай II с нежным укором посмотрел на императрицу. Обнял ее и поцеловал холодно в один глаз, затем в другой.

– Ты права, моя не обрусевшая гессенская принцесса… Права, – повторил он задумчиво. – Только не во всем. Мы будем поддерживать друг друга. Это золотое правило нашего, если хочешь, клуба. Для меня Вильгельм кузен. А для России он чужой человек и Россия для него чужая. Она испокон веков для всех была и остается огромным пространством для завоевания. Кто будет в будущем править Россией, дорогая моя, тот будет править и миром! Поэтому любовь нашего кузена Вильгельма к нам, еще ничего не означает. Сегодня все словно сговорились: подталкивают меня к союзу с Германией. А я боюсь этого союза…

– Почему, Ники? – удивленно спросила императрица. – Мы же кровно связаны… И дети наши смешанной крови…

Николай II жестом руки прервал Александру Федоровну.

– Кровью и платят за такое родство… – и, видя, что императрица его не поняла, добавил: – Тройственный союз Германии, Австрии и Венгрии – это бронированный кулак не только против Европы. А я не хочу, чтобы Россия была вассалом у этой троицы.

– А если тут что-то случится?.. – спросила Александра Федоровна, не спуская напуганных глаз с Николая. – Тогда как? Кто тебе поможет?

– Вот если случится, тогда я попрошу у нашего кузена помощи, – ответил он и слегка отстранил от себя императрицу. – Прости, но мне нужно идти. Сухомлинов просил, чтобы я его принял по срочному делу.

– Ники, но сегодня же суббота!.. – Александра Федоровна непонимающим взглядом посмотрела на супруга. – Ты же по субботам никого не принимаешь!

Николай II в ответ усмехнулся.

– Это у нас с тобой, дорогая, суббота, а у войны выходных дней не бывает.

Пройдя в свой кабинет, Николай II взглянул на часы. До прихода Сухомлинова оставалось еще минут пятнадцать.

Не присаживаясь, он бесцельно перебрал на столе оставшиеся со вчерашнего дня недочитанные бумаги. Взял одну из них с грифом «Секретно». Это было донесение генерала Дурново о попытке Дубровина через свои отделения «СРН» в Киеве, Харькове, Кишиневе, Одессе и Тамбове наладить отношения с подобными организациями в Германии. Из донесения следовало, что руководитель киевского отделения «СРН» Юзефович пошел еще дальше. Он направил в адрес кайзера Германии телеграмму с выражением беспредельных чувств благоговения и коленопреклонения перед ним.

Прочитав это место в донесении, Николай II не сдержался и выругался вслух.

– Сволочь! – произнес он. – Я тебе растолкую, перед кем ты обязан благоговеть и коленопреклоняться!..

Он сел за стол и написал на полях донесения: «Заставь дурака богу молиться – он и лоб себе расшибет. Юзефовича – убрать. Дубровина – предупредить. Не его забота вмешиваться в государственные дела».

И тут же подумал: «А зачем им Вильгельм?..»

Эта неожиданная мысль невольно вернула его к только что состоявшемуся разговору с императрицей. Николай II лучше, чем Александра Федоровна, понимал: исторические интересы разводят Россию и Германию в противоположные стороны, где за горизонтом уже вырисовываются крепостные валы враждующих стран за передел мира. И, наверное, господом богом, помимо воли людей, определено – России и Германии в этом мире будет тесно.

…Военный министр Сухомлинов вошел к Николаю, поздоровался и остановился у двери.

Император с некоторым удивлением посмотрел в его сторону.

– Проходите. Садитесь.

Военный министр продолжал стоять.

– Ваше императорское величество, – начал он, – у меня неприятные новости. От генерала Стесселя только что получена телеграмма. Потоплена в гавани практически вся оставшаяся часть кораблей порт-артурской эскадры. Уцелел только броненосец «Севастополь».

– А где же 2-я тихоокеанская эскадра? – с трудом выдавил из себя Николай II, ошеломленный этой новостью.

– В пути, ваше императорское величество, – растерянно ответил Сухомлинов. – Скоро прибудет…

Николай II медленно заходил по кабинету. Несколько раз останавливался, порываясь что-то сказать Сухомлинову, однако раздумывал.

Наконец проговорил:

– Что еще там у них?

– Японцам удалось захватить все подступы к Порт-Артуру, установить тяжелую осадную артиллерию и методически разрушать форты и другие укрепления. Местами бои уже идут в казематах…

Николай II некоторое время в упор смотрел на Сухомлинова, с трудом переваривая услышанное.

– А что доносит Куропаткин? – после долгой паузы спросил он.

– Обе стороны совершают маневры. Серьезных боев пока нет, – ответил Сухомлинов.

Николай II прошел к столу и сел. Бесцельно передвинул с места на место бумаги. Потом, вспомнив, что в кабинете еще находится военный министр, поднял голову и сказал: