Битва за ясли господни

…Когда авангард подошел к лагерю, его встретила настороженная тишина. В лагере не было ни одной живой души. По всей видимости, турецкие войска, не заходя в лагерь, направились в Карс.

6

Известие о поражении турок под Суботаном и бегство корпуса Абди-паши в Карс долетело до Тифлиса быстрее, чем пришло донесение от Бебутова.

Князь Воронов ликовал.

С получением же донесения от Бебутова Воронцов облачился в парадный мундир, вызвал к себе начальника штаба генерала Барятинского и приказал:

– Садись, Александр Иванович, на мое место и пиши!

– Ваша светлость, я могу и рядом сесть, – смутился тот.

– Садись и пиши! – повторил князь Воронцов. – Готов? Вот и хорошо. Заглавие сам составишь на имя государя… Значит так – князю Бебутову Орден Святого Георгия 2-й степени, генералам Багтовуту, Багратиону, Чавчавадзе – тоже по Ордену святого Георгия 3-й степени и ходатайство о производстве их в генерал-лейтенанты. Генералу Кашинскому и Индерениусу по Ордену Святого Станислава первой степени. Нижним чинам по 10 военных орденов на роту, батарею, эскадрон, сотню. И просьбу выделить из казны серебром по 2 рубля на каждого человека. Ничего не пропустил? Чтобы не вышло как в прошлый раз! Теперь вставай с моего мета, а то еще понравится кресло наместника, – пошутил князь Воронцов. – Ну что, Александр Иванович? Разве не молодец Бебутов? – и он указал на донесение Бебутова, которое лежало у него на столе. – Взял лагерь Абди-паши, обозы, артиллерию! Шесть тысяч убитых, раненых и пленных! После такого поражения Абди-паша не скоро оправится. Мне думается, предстоящая зима доведет армию Абди-паши до полного развала. И что не менее важно: теперь ждать выступления против нас курдов, аджарцев и прочих туземцев нам не придется. Вот так, Александр Иванович. Одним махом двух зайцев ухлопали!..

Генерал Барятинский сдержанно кивнул головой.

– Я согласен с вами, Михаил Семенович, – ответил он и тут же добавил: – Однако с началом лета все может измениться…

Князь Воронцов вяло махнул рукой.

– До лета, может, и война кончится, друг мой!.. – сказал и тяжко вздохнул. – А, впрочем, ты прав. Такие войны скоро не кончаются. Не за земли. За веру. Тут никто и никому не уступит… Грозную тучу Бог пронес. Теперь нам остается молиться и молиться, – князь Воронцов вдруг как-то странно посмотрел на Барятинского, словно, намеревался выведать у него что-то потаенное. Немного подумал и неожиданно спросил: – Александр Иванович, скажи мне только честно, мог бы Бебутов еще решительнее действовать против Абди-паши?

Генерал Барятинский даже растерялся от такого вопроса.

– Ваша светлость, Бебутова трудно упрекнуть в чем-либо. Вступить в бой с 36-и тысячным корпусом, имея у себя всего 10-ть тысяч и заставить неприятеля обратиться в бегство…

Князь Воронцов часто закивал головой.

– Да… да… Это верно, – согласился он. – Я имел в виду преследование турок до Карса.

Генерал Барятинский с легким недоумением посмотрел на князя Воронцова. Тот не мог не знать, что несмотря на большие потери у Абди-паши оставалось еще сильное войско. К тому же отряд Бебутова шел перед этим ночь и почти целый день, вел бой. Преследовать турок 40 верст до Карса было бы неблагоразумно.

– Михаил Семенович, я полагаю, князь Бебутов поступил правильно, – повторил Барятинский. – А если учесть, что у него было около пятисот человек раненых и столько же убитых…

Князь Воронцов сокрушенно вздохнул.

– Все верно, Александр Иванович… Это я размечтался по-стариковски, – признался он. И, словно, оправдываясь, продолжил: – Человек так устроен: если хорошо, то побольше. Ты не задерживай с донесением его величеству. Железо куй – пока горячо. Ну, ступай с богом, мне еще туземную делегацию принимать надо.

Воронцов посмотрел в спину удаляющемуся генералу Барятинскому и, вдруг, усмехнулся. На ум ему пришли его же собственные слова, которые он произнес только что в качестве шутки. «Теперь вставай с моего места, а то еще понравится кресло наместника…»

«…А что?.. Тоже князь… – подумал он. – И не известно усидел бы я в этом кресле, если бы великая княжна Ольга Николаевна вышла замуж за Барятинского…»

О влюбленности Ольги Николаевны в князя Барятинского, когда он еще служил в Петербурге, ходили легенды. Однако Николай I решил по-своему: выдал свою дочь Ольгу за наследника вертембергского престола, а князь Барятинский получил назначение на Кавказ под негласный надзор самого Воронцова. И, насколько было известно Воронцову, ни Барятинский, ни великая княжна Ольга Николаевна, не нашли свое счастье.

Став уже королевой, Ольга Николаевна так и не полюбила своего супруга, ибо король был падок на садомский грех. А князь Барятинский, женившись потом, так и не переставал любить Ольгу Николаевну…

Вспомнив сейчас об этом, Воронцов на какое-то время погрузился в невольное уныние. Что-то не то происходило вокруг…

«…Долго мы покоились в самодовольном упоении нашими прежними победами, славой и могуществом, – подумал он с тихой грустью. – И не увидели как Европа отвернулась от нас… и все потому, что мы сеяли добро силой… Но как поступить по-другому, ежели по Европе уже какой год летает дух бунтарства, непредсказуемого своеволия и революций?..»

Князь Воронцов был далек от мысли винить в случившемся государя Николая I. Он не просто уважал, он любил его.

Еще до восшествия на престол, Николай Павлович, будучи командиром гвардейской дивизии и исполняя обязанности инспектора по военно-инженерной части, успел много сделать для армии. Это при нем открылись военно-учебные заведения: ротные и батальонные школы, главное инженерное училище и высшая школа гвардейских подпрапорщиков.

В тоже время Воронцов не мог понять, как случилось, что войска по-прежнему были вооружены устаревшими ружьями и орудиями. Не хватало даже пороха, не то что снарядов…

И все победы добывались русским штыком, безудержной храбростью солдат и офицеров и их кровью.

Воронцов прошел в угол, где стояла на столике икона Божьей Матери в золотом обрамлении, подаренная ему на 70-летие офицерами Кавказского корпуса, с трудом опустился перед ней на колени и еле слышно прошептал.

– Святая Матерь-божья, дай мне силы с достоинством пройти до конца свой путь, не пасть духом и не убояться невзгод, кои еще предстоит пережить не мне одному, а всему русскому народу. И не взыщи строго с меня, твоего раба божьего, за то, что я проливаю людскую кровь не по своей воле, а во славу земли русской и ее веры вечной и нерушимой…

ГЛАВА СЕДЬМАЯ

1

Императрица Александра Федоровна не на шутку встревожилась, когда к завтраку Николай Павлович вышел бледный и в подавленном настроении.

Александра Федоровна знала: расспрашивать сейчас о причине подавленного настроения не было смысла. Все равно не скажет. И оставлять супруга в таком состоянии она не могла.

– А можно я сегодня за вами, сударь, поухаживаю? – спросила Александра Федоровна и сама разлила чай по чашкам.

Николай Павлович улыбнулся одними губами.

– Что у нас прислуги не хватает? – Поинтересовался он.

– Хватает – ответила Александра Федоровна – Однако мне приятно поухаживать за вами, сударь. – И тут же продолжила. – На днях мне принесли шкатулку с письмами твоей покойной сестрицы. Письма как письма, а вот одно, адресованное Гримеру, меня просто поразило. Оно небольшое, и я его запомнила почти дословно: «…Сегодня в три часа утра мамаша родила большущего мальчика, которого назвали Николаем. Голос у него – бас, длиною он аршин без двух вершков, а руки немного меньше моих. В жизни моей впервые вижу такого рыцаря…» Это она о вас, сударь, писала.

Николай Павлович с усмешкой посмотрел на супругу, затем отхлебнул из чашки чай и только после этого произнес.

– И охота, вам сударыня, в чужих письмах рыться…

– А от чего она умерла? Сестрица-то молодая была… – спросила Александра Федоровна и выжидающе посмотрела на супруга.

– Не знаю, – ответил Николай Павлович. – Говорили только, что отошла она через полтора года после моего рождения. И матушка, царствие ей небесное, тут же поручила мое воспитание англичанке Евгении Лайон. Чудная была женщина. Мы с братом Михаилом души в ней не чаяли…

– Я слышала о ней и от твоей матушки, – сказала Александра Федоровна. – А правда, что она была протестантка?

– Говорили… Однако для нас это ничего не значило. Она исправно учила нас креститься и читать «Богородицу»…Вот только старый пес граф Ламздорф не давал ей покоя со своей прихотью. Однажды я даже хотел ударить его ружьем. Он начал при нас приставать к ней!..

Императрица Александра Федоровна не сдержалась.

– Боже мой!.. Не из ума ли выжил этот Ламсдорф?

Николай Павлович слегка пожал плечами.

– Может быть… Я припоминаю, как он не раз хватал меня за воротник и бил головой о стену за какую-либо провинность, а она смело бросалась и защищала меня от разъяренного старца. Родительнице, царствие ей небесное, было не до нас. Этим и пользовался Ламсдорф, чудовище о двух ногах…